Повесть об уголовном розыске [Рожденная революцией] - Нагорный Алексей Петрович - Страница 10

Он с сомнением оглядел стираную-перестираную, всю в заплатах Колину рубаху, потрогал Колин зипун, который висел на гвозде. Потом решительно подошел к платяному шкафу, открыл его и положил на Колину шконку костюм в полоску, рубашку и фуражку. Снял с гвоздя зипун, швырнул его в угол и аккуратно повесил на его место черное пальто.

Коля следил за Бушмакиным, открыв рот.

— Одевайся.

— Не-е… Коля даже зажмурился. — Нельзя. Не наше.

— Наше, — тихо сказал Бушмакин. — И впредь запомни: если я тебе что советую — ты меня слушай, понял? Бери, не сомневайся.

Коля схватил одежду, неумело надел пиджак, потом брюки, посмотрел на Бушмакина и, радостно улыбнувшись, напялил пальто.

— Фуражку забыл, — Бушмакин, придирчиво осматривал Колю. — Ничего. Годится. Пошли.

— Откуда это у вас? — спросил Коля, спускаясь вслед за Бушмакиным по лестнице.

Бушмакин промолчал, а когда вышли на Сергиевскую и зашагали в сторону Артиллерийского собора, вдруг остановился:

— Церковь видишь? Наискосок от нее… шел мой Витька… Налетела казачья сотня… Все.

— Что все? — не понял Коля.

— Лозунг Витька нес… — с трудом сказал Бушмакин. — «Долой самодержавие!». Казак его шашкой и потянул…

— Так это, значит… — Коля тронул рукав своего пальто и окончательно все понял.

Напротив «Старого Арсенала» чернели обгорелые стены Санкт-Петербургского окружного суда. Зацепившись за карниз, покачивался золоченый двуглавый орел — головами вниз. Бушмакин перехватил изумленный Колин взгляд:

— Отсюда нашего брата-рабочего, ну и вообще — всех, кто за революцию, на каторгу гнали. Суд это. Накипело у людей, вот и сожгли.

— И власть дозволила? — искренне удивился Коля? — Допустила?

— Революция, брат, позволения не спрашивает. Хлестнет у народа через край — он любую власть наизнанку вывернет. Особливо, если во главе народа умные люди. Такие, как товарищ Ленин. У него в этом суде, между прочим, старшего брата к смерти приговорили.

— А потом? — спросил Коля.

— Повесили потом, — коротко бросил Бушмакин. — Вот проходная, не зевай.

У дверей стояли рабочие. Один из них, парень лет восемнадцати, худой, чернявый, остроносый, махнул рукой, приветствуя Бушмакина, хмуро сказал:

— Стоим, брат. Угля нет, электричество отключили… А это кто с тобой?

— Пополнение.

Вошли в цех. Сквозь грязные, тусклые, во многих местах забитые фанерой оконца слабо проникал дневной свет. От махового колеса через все помещение тянулся набор шкивов, соединенных приводными ремнями со станками.

— Старое все, — сказал Бушмакин. — Однако дай срок. Переделаем. Любой цех чище больницы станет. А пока — гляди: это вот мой станок. Чем он знаменит? А на нем сам Михаил Иванович Калинин работал. Кто он такой? Он теперь член ЦК нашей партии и комиссар городского хозяйства Петрограда. Руки! — вдруг крикнул Бушмакин.

Коля, млея от любопытства и восторга, гладил зубчатую передачу.

— Оторвет — мигнуть не успеешь.

У конторки мастера толпились рабочие. Сам мастер, сдвинув очки на лоб, старательно читал газету.

— А товарищ Ленин царя приказал убить? — вдруг спросил Коля.

— Ты… с чего взял? — Бушмакин даже поперхнулся от удивления.

— А как же? — солидно возразил Коля. — Царь его старшего брата повесил, а в писании сказано: око за око, зуб за зуб.

— Царь не только старшего Ульянова повесил. Девятого января пятого года сколько народа расстрелял! А в Москве, во время коронации, еще больше людей погибло. Только смысл нашей работы не в том, чтобы мстить, а в том, чтобы мир переделать до основания, понял?

— Не понял, — упрямо сказал Коля. — Я бы за своего брательника кого хошь повесил.

— Ну и дурак! — в сердцах отрезал Бушмакин. — Иди лучше послушай, что умные люди говорят.

Коля подошел вплотную к конторке. Мастер перевернул страницу и прочитал:

— «Переговоры о перемирии на всех фронтах. Представители немецкого командования согласились встретиться с представителями русского командования».

— Согласились? — восторженно выкрикнул кто-то рядом с Колей. Коля повернулся и узнал чернявого парня.

— Давайте, братцы, немчуре в ноги за это упадем! Он испокон веку русскому человеку учитель, благодетель и образец для подражания! А когда ест, тут же шептунов пускает, — сам слыхал! Я с немцами раз обедал.

— Нюхал, а не слыхал, — бросил Бушмакин. — Остер ты, Василий, на язык, гляди, укоротят.

— А по мне — хоть сейчас! — весело улыбнулся чернявый. — Я, товарищ Бушмакин, сам страдаю! Я вынужден язык пополам складывать, когда рот закрываю. Как собака!

Все засмеялись, а мастер продолжал:

— Самое интересное, товарищи, слушайте! Начиная с четверга, на каждый талон будут нам отпускать по полфунта мяса. Это вам не рубец или там кишки бараньи. Верно я говорю?

— Верно! — снова выкрикнул Вася. — Мясо, конечно, завезут, в магазины… — он сделал ударение на втором слоге. — А вот дадут ли нам, — это еще вопрос!

— А куда же оно, по-твоему, денется? — улыбнулся Бушмакин.

— А его приказчики по карманам рассуют! — зло сказал Вася. — В первый раз, что ли?

— Не в первый! — загудели рабочие. — Воруют в магазинах! Известное дело!

— Нужен рабочий контроль! — крикнул Бушмакин.

— Спекулянтов нужно ловить и к стенке ставить! — поддержал его Вася. — Предлагаю резолюцию нашего цеха! Которые уличены в воровстве или спекуляции, тех безоговорочно в расход!

— Согласны! — дружно ухнул цех.

— Бушмакин, давай лист, подписи собирать начну! — потребовал Вася.

— Вот тебе ключ, — сказал Бушмакин Коле. — Вали домой, отдыхай. Все равно сегодня работы не будет. А я через час-другой приду. И еще вот что. Соседка есть у меня, Маруськой звать, девка бойкая, но ты и думать не смей о ней, понял? Она сегодня из деревни приехать должна.

Коля вышел на Литейный. Короткий северный день угасал, заходящее солнце выкрасило стены сгоревшего суда в грязный серо-бурый цвет. Коля поежился от пронизывающего ветра с Невы и, подняв воротник пальто, зашагал по Шпалерной. Прохожих почти не было, только один раз навстречу попался патруль: солдаты подозрительно оглядели Колю, но не остановили. На углу Гагаринской, на другой стороне улицы, Коля увидел пожилую пару: чиновника в форменной фуражке с кокардой и седую даму в шляпке с вуалеткой и длиннополом салопе. В руках дама несла замысловатую сумочку. Коля засмотрелся и вдруг его обогнали двое: мордастый тип в котелке, с кокетливо переброшенным через правое плечо шарфом и низкорослый, похожий на обезьяну человек неопределенного возраста в солдатской шинели без хлястика.