Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Роб Рой (др. изд.) - Скотт Вальтер - Страница 54


54
Изменить размер шрифта:

Мы сидели вдвоем в библиотеке. Мисс Вернон перелистывала принадлежавший мне экземпляр «Orlando Furioso» и выронила заложенный в книгу исписанный листок. Я нагнулся поднять его, но она оказалась проворней.

– Стихи, – сказала она, взглянув на листок, и, развернув, подняла на меня глаза, как будто ждала ответа. – Разрешается прочесть? .. Нет, нет, раз вы краснеете и запинаетесь, я должна перешагнуть через вашу скромность и считать, что позволение дано.

– Это не стоит вашего внимания – набросок перевода. Дорогая моя мисс Вернон, приговор окажется слишком суров, если вы, так хорошо знающая подлинник, будете судьей.

– Добрый друг, – ответила Диана, – мой вам совет: не надевайте на крючок удочки слишком большую дозу самоумаления. Десять шансов против одного, что на такую приманку вы не выудите ни одного комплимента. Вы знаете, я принадлежу к непопулярному племени правдивцев и самому Аполлону не стала бы льстить насчет его лиры.

И она начала читать первую строфу, звучавшую приблизительно так:
Пою любовь, и подвиги, и лавры
Бесстрашных рыцарей, прекрасных дам.
И времена, когда пустились мавры
По взбаламученным морским волнам
Из Африки к французским берегам
За юным Аграмантом; смуглолицый,
Во гневе яр и в замыслах упрям,
На Карла он задумал ополчиться
И за Трояна смерть с него взыскать сторицей
И о Роланде расскажу отважном,
Чего о нем ни легкий стих не знал,
Ни проза строгая как он однажды,
Кого весь мир премудрым почитал,
Как от любви он разум потерял
И стал неистовым…

– Тут у вас много, – сказала она, пробежав глазами по листку и прервав сладчайшие звуки, какими может упиваться ухо смертного: звуки стихов молодого поэта, произносимых самыми для него дорогими устами.

– Да, слишком много, чтобы этим занимать ваше внимание, мисс Вернон, – ответил я с обидой и взял листок из ее руки, легко его уступившей. – Но все же, – продолжал я, – сосланный в одиночество этого дальнего края, я чувствовал порой, что лучшим развлечением будет для меня продолжать – просто ради собственного удовольствия, как вы, конечно, понимаете, – перевод пленительного поэта, начатый мною несколько месяцев тому назад, когда я жил на берегах Гаронны.

– Вопрос только в одном, – сказала серьезно Диана, – разве не могли вы потратить время более плодотворно?

– Вы имеете в виду самостоятельное творчество? – сказал я, весьма польщенный. – По правде говоря, мой талант склоняется скорее к подбору слов и рифм, а не к изобретению замыслов, и потому я с радостью принимаю мысли, которые мне предлагает в готовом виде Ариосто. Однако, мисс Вернон, вы мне даете такое поощрение…

– Извините, Фрэнк, поощрения я вам не даю, вы его сами берете. Я имела в виду не самостоятельное творчество и не переводы, так как думаю, что вы могли потратить свободное время с большей пользой, чем на то и на другое. Вы обижены, – продолжала она, – мне жаль, что я послужила тому причиной.

– Не обижен, нисколько не обижен, – сказал я, стараясь придать голосу любезный тон, что мне, однако, плохо удавалось, – я слишком признателен за то участие, которое вы принимаете во мне.

– Нет, нет, – возразила безжалостная Диана, – в вашем натянутом тоне звучит обида и даже нотка гнева. Не гневайтесь, однако, если я попробую исследовать ваши чувства до дна, – может быть, то, что я скажу вам, оскорбит их еще сильнее.

Я сознавал наивность своего поведения, сознавал превосходство мужественной мисс Вернон и уверил ее, что она не должна опасаться: я не дрогнув выслушаю приговор, подсказанный, знаю, добрыми намерениями.

– Честная мысль и честные слова, – ответила Диана. – Я не сомневаюсь, что бес вашей авторской обидчивости поспешит удрать, предварительно кашлянув для предостережения. Но оставим шутки. Получали вы за последнее время вести от вашего отца?

– Ни полслова, – ответил я. – Отец не удостоил меня ни одной строкой за все месяцы, что я проживаю здесь.

– Странно. Вы, смелые Осбалдистоны, удивительное племя! Значит, вам неизвестно, что он отбыл в Голландию по каким-то неотложным делам, которые потребовали его личного присутствия?

– Впервые слышу!

– Далее: для вас, наверно, окажется новостью – и едва ли, думаю, приятной, – что он предоставил Рэшли почти полновластно управлять делами фирмы впредь до его возвращения?

Я вскочил, не скрывая своего удивления и беспокойства.

– У вас все основания к тревоге, – сказала мисс Вернон очень серьезно, – я на вашем месте постаралась бы предупредить и устранить опасность, которая может возникнуть из-за неудачного распоряжения вашего отца.

– Но как это возможно сделать?

– Все возможно для того, кто смел и предприимчив, – сказала она, глядя на меня взором героини рыцарских времен, чье поощрение придавало воину двойную доблесть в трудный час. – Но кто робеет и колеблется, тот ничего не достигнет, потому что все кажется ему невозможным.

– Что же вы мне посоветуете, мисс Вернон? – ответил я, желая и страшась услышать ее ответ.

Она помолчала с полминуты, потом ответила твердо:

– Сейчас же оставить Осбалдистон-холл и вернуться в Лондон. Вы, может быть, и так пробыли здесь слишком долго, – продолжала она, смягчая тон, – не ваша в том вина. Теперь же каждый час, что вы здесь промедлите, будет преступлением – да, преступлением; говорю вам прямо: если Рэшли будет долго управлять делами фирмы, можете считать разорение вашего отца свершившимся фактом.

– Как это может произойти?

– Не задавайте никаких вопросов, – сказала Диана, – но верьте мне, виды Рэшли простираются дальше, чем вы думаете. Ему недостаточно приобрести и увеличить капитал. Доходы и владения мистера Осбалдистона он хочет использовать как средство к осуществлению своих собственных честолюбивых и широких замыслов. Пока ваш отец находился в Англии, это было невозможно, но в его отсутствие Рэшли представится много удобных случаев, и он не преминет воспользоваться ими.

– Но как могу я – теперь, когда отец мой лишил меня своей милости и отстранил от дел, – как могу я одним своим появлением в Лондоне предотвратить грозящую опасность?

– Само ваше присутствие сделает многое. Как сын своего отца, вы имеете неотъемлемое право вмешаться в его дела. И, несомненно, вы найдете поддержку у старшего клерка вашего отца, у близких его друзей и компаньонов. Но главное – планы Рэшли таковы, что… – Она оборвала себя на полуслове, точно побоявшись сказать слишком много. Затем опять продолжала: – Словом, они подобны всем эгоистическим и нечестным замыслам, от которых их автор сразу отступается, как только увидит, что за ним следят, что козни его раскрыты. А потому, говоря языком вашего любимого поэта:

В седло, в седло! Оставь сомненье трусу!

Порыв непреодолимого чувства подсказал мне ответ:

– Ах, Диана! Вы, вы советуете мне оставить Осбалдистон-холл? Если так, я и впрямь слишком загостился!

Мисс Вернон покраснела, но сказала с большою твердостью:

– Да, я советую вам не только оставить Осбалдистон-холл, но и никогда сюда не возвращаться. Здесь о вас пожалеет только один друг, – продолжала она, через силу улыбнувшись, – но он давно привык жертвовать своими привязанностями и радостями ради блага других. В мире вы встретите сотню людей, чья дружба будет столь же бескорыстна, но более вам полезна, менее осложнена враждебными обстоятельствами, менее подвержена влиянию злых наговоров и злых времен.

– Никогда! – воскликнул я. – Никогда! Мир никакими дарами не вознаградит меня за то, что я должен оставить здесь.

С этими словами я взял ее руку и прижал к губам.