Тарзан — приемыш обезьян (нов. перевод) - Берроуз Эдгар Райс - Страница 11

О, как это было занимательно! Никогда за все десять лет своей жизни он не испытывал такого удовольствия, и лишь приближающиеся сумерки, смешавшие все рисунки, заставили мальчика оторваться от книги.

Тарзан положил азбуку обратно в шкаф и аккуратно закрыл за собой дверь хижины: он не хотел, чтобы кто-нибудь нашел и уничтожил его сокровище. Он быстро сообразил, как действует деревянный засов и как нужно тянуть кожаную петлю, чтобы опустить его и снова открыть снаружи. Единственное, что прихватил с собой маленький лорд Грейсток — это охотничий нож в кожаных ножнах, укрепленных на поясе с пряжкой. Эту добычу Тарзан повесил на шею, предвкушая, как он похвастается ею перед товарищами.

Но едва мальчик достиг первых деревьев, как из кустов впереди возникла огромная фигура. Сперва Тарзан принял ее за обезьяну своего племени, но через мгновение сообразил, что перед ним Болгани, громадная горная горилла.

Эти существа редко спускались со своих лесистых гор, но иногда бескормица приводила их в низинные джунгли, и тогда закипали смертельные битвы между горными гигантами и племенем Керчака. Старый самец никому не позволял вторгаться на свою территорию! Что же касается горных горилл, которые от природы были добродушными существами, то даже слон не осмеливался встать у них на дороге, если они приходили в ярость! Зато в отличие от низинных сородичей они жили не стаями, а маленькими семьями, что давало племени Керчака численное преимущество и позволяло прогнать прочь огромных непрошенных пришельцев…

Обезьяна, вставшая перед Тарзаном, только что получила трепку от местных горилл и потому находилась в самом ужасном расположении духа.

Мальчик впервые увидел горное чудовище так близко, но сразу понял, что ему нечего ждать пощады от грозно рычащего монстра. На помощь звать тоже было бесполезно — его стая находилась сейчас слишком далеко — и Болгани стояла между ним и спасительными деревьями… Значит, оставалось только одно: оставаться на месте и биться насмерть!

Если бы Тарзан был взрослым самцом обезьяньего племени, он смог бы дать горной горилле серьезный отпор, но что мог противопоставить стальным мускулам и длинным клыкам горного антропоида маленький мальчик, пусть даже необычайно крепкий и сильный для своего возраста?

Но в жилах этого мальчика текла кровь народа, который дал миру так много бойцов, воинов и первооткрывателей — народа забияк, не просивших пощады даже в заведомо безнадежных схватках!

И хотя маленькое сердце Тарзана билось часто, как сердце птицы, он не испытывал страха в обычном понимании этого слова. Если бы ему представилась возможность бежать, он, конечно, воспользовался бы ею, но поскольку бегство представлялось невозможным, Тарзан испустил боевой клич своего племени прямо в лицо горилле.

Не успел этот вопль отзвучать, как огромный зверь прыгнул на него. Мальчик принялся бить кулаками громадное волосатое тело, но это было столь же бесполезно, как наносить удары по стене хижины. Могучая ручища гориллы стиснула плечо Тарзана…. И тогда маленький боец выхватил нож из ножен и нанес удар в волосатый живот. Клинок глубоко вонзился в тело обезьяны, и по джунглям пронесся дикий рев боли и бешенства.

Тарзан мгновенно понял, как опасна нанесенная им противнику рана, и немедленно пустил нож в дело еще раз и еще. Он бил гориллу в живот, в шею, в предплечья, а когда вопящий от ярости зверь вскинул его над головой, успел напоследок резануть ему ножом по пальцам.

И все-таки силы были явно неравны, и жестокий бой продлился не больше двух минут. А потом истерзанный, залитый кровью ребенок, отброшенный далеко в сторону ударом могучей лапы, безжизненно упал в заросли папоротников своих родных джунглей.

Тем временем племя Керчака услышало далекий боевой рев гориллы, и Кала, уже давно тревожившаяся за сына, опять улизнувшего из-под присмотра, стремглав помчалась по вершинам деревьев туда, откуда доносились крики горного чудовища.

Темнота уже опустилась на землю, только лунный свет слегка разбавлял мрак. И в этом неверном свете, подобно диковинному призраку, почти неслышно перелетала с одной ветви на другую огромная обезьяна, пролетая над двадцати-тридцатифутовой бездной. Кала отчаянно спешила к месту происшествия, не волнуясь о том, что никто из обезьян не последовал за ней.

Внезапно крики Болгани смолкли, и в джунглях воцарилась мертвая тишина.

Тем не менее Кала продолжала путь и вскоре приблизилась к месту, откуда еще недавно доносились страшные звуки. Теперь она продвигалась осторожнее, наконец медленно и опасливо спустилась вниз, тревожно вглядываясь в темноту в поисках хоть каких-нибудь следов разыгравшегося здесь сражения…

И тут в обрызганных кровью папоротниках, освещенных выглянувшей из-за туч луной, обезьяна увидела истерзанное тело Тарзана, а поодаль — тушу горной гориллы, мертвой и уже окоченевшей.

С горестным криком Кала бросилась к сыну, подняла его и прижала к груди. Она стала лизать его ужасные раны и наконец с трудом расслышала слабое биение маленького сердца.

Осторожно и бережно обезьяна понесла своего приемыша в чернильную тьму джунглей. Ни этой ночью, ни следующей Кала не вернулась к племени Керчака. Забившись в самую глухую чащу, она любовно выхаживала своего питомца, принося ему пищу и воду и зализывая его раны.

Конечно, бедняжка не имела понятия о медицине, но ее самоотверженные заботы все-таки удерживали мальчика по эту сторону бытия.

Первое время Тарзан не принимал никакой пищи и метался в бреду и лихорадке. Он поминутно просил пить, и мать носила ему воду тем единственным способом, который был в ее распоряжении, то-есть в собственном рту. Наверное, ни одна цивилизованная женщина не сумела бы лечить своего малыша с большей любовью, чем эта дикая обезьяна.

И наконец лихорадка прошла, мальчик начал поправляться. Теперь он сам пытался зализывать боевые раны, и Кала не слышала от него ни единой жалобы, хотя следы от страшных клыков Болгани наверняка мучительно болели.

Часть груди Тарзана оказалась разодранной до костей, три ребра и левая рука сломаны, однако со стоицизмом, свойственным диким животным, человеческий малыш молча переносил страдания.

Но он всегда рад был видеть около себя Калу и с благодарностью принимал ее помощь.

Как нежный уход гориллы, так и крепкий организм Тарзана сделали свое дело: мальчику стало гораздо лучше, и теперь Кала могла отходить от него в поисках пищи. Пока ее приемыш был на волосок от смерти, обезьяна почти не думала о своем пропитании и страшно исхудала. Но сейчас она должна была думать о еде и для самой себя, и для своего выздоравливающего детеныша.

VII. Свет познания

Время болезни показалось маленькому страдальцу целой вечностью — но наконец Тарзан встал на ноги и снова начал ходить.

С тех пор его выздоровление пошло вперед семимильными шагами, и через месяц Кала вместе с сыном вернулась к родному племени — к восторгу товарищей Тарзана и к огромному неудовольствию Тублата.

Первое, что сделал Тарзан, вновь обретя свободу передвижения — это пустился на поиски того чудесного оружия, которое помогло ему, маленькому и слабому, одержать верх над могучим зверем.

Кроме того, мальчик всей душой стремился снова побывать в хижине, чтобы продолжать осмотр удивительных вещей, которые он там обнаружил.

Отправившись на розыски ножа, Тарзан скоро нашел поле достославного боя, где валялись начисто обглоданные кости его противника. А неподалеку, полуприкрытый опавшими листьями, лежал нож, слегка заржавевший от запекшейся крови гориллы.

Победитель Болгани очищал нож о кору ближайшего дерева, пока клинок не засверкал прежним серебристым блеском. Уж теперь-то Тарзану не придется спасаться бегством ни от кого в джунглях, ни от старого Тублата, ни от Керчака!

Еще через несколько минут маленький герой уже стоял возле хижины. Он отлично помнил, как открывается дверь, а войдя внутрь, даже сообразил опустить щеколду, чтобы никто из обитателей близких джунглей не смог его потревожить.