Завещание бессмертного - Санин Евгений Георгиевич - Страница 15

Ключница усмехнулась:

– Да хотя бы в поле!

– Нет, он там долго не протянет! – оглядев Эвбулида, с сомнением покачал головой Филагр. – Отправлю-ка я лучше в поле водоноса, а Афинея поставлю на его место! – решил он.

– Смотри, ты в поле хозяин, а я – здесь! – с вызовом сказала ключница и бросила колючий взгляд на Эвбулида. – Водоносом, так водоносом, пусть пока поработает у меня!

Задолго до рассвета она растолкала сонного Эвбулида и дала ему два огромных кувшина. Показав рукой, где течет ручеек, объяснила, что до обеда он должен наполнить водой из родника стоящий на кухне пифос.

– Вот этот? – изумился Эвбулид. – До обеда?!

– А с обеда до вечера будешь носить воду в поле, где можешь брать ее из ближайшего прудка – какая разница, что пить рабам! – вкрадчивым голосом, от которого Эвбулиду стало не по себе, добавила ключница.

Взяв кувшины, он направился к ручью. Пройдя через сад, огород с весенней зеленью капусты и огурцов, миновав рощицу с оврагом, убедился, что до него не меньше пяти стадиев.

«С ума сошла старуха! – ругнулся он про себя. – Да разве мыслимо до обеда наполнить пифос, когда от дома к ручью полчаса хода и столько же обратно?!»

Он опустил кувшины в прозрачную воду, подставил горлышки быстрым струйкам. Задумался, вспоминая Афины, свой дом…

Очнувшись, подхватил кувшины и бодрым шагом отправился с ними обратно. Вскоре, однако, кувшины стали оттягивать руки, дыхание сбилось, пот заструился по лбу. Эвбулид пошел медленнее, с недовольством заметив, что дорога от ручья все время идет в гору.

Ключница встретила его у двери кухни упреками.

– Ты что ж это, миленький, двигаешься, как неживой! В доме ни капли воды, повара ругаются, грозятся оставить управляющего, госпожу и бедного Публия без обеда, а ты принес всего только два кувшина!

– Я и эти-то еле донес! – задыхаясь, огрызнулся Эвбулид. – Разве можно быстрее?

– А ты, миленький, бегом, бегом! – посоветовала ключница. – Прежний водонос все только бегом делал и до обеда пифос стоял полненький, и все были довольны – и повара, и я, и он!

– А чем же он мог быть доволен? – через силу усмехнулся Эвбулид.

– А тем, миленький, что не остался без обеда! Как?! – изумилась она. – Он не предупредил тебя, что у нас здесь такой порядок: кто норму не выполняет, тому я не даю никакой еды? Поэтому ты, наверное, и не спешил! Так что давай, миленький, до обеда у тебя еще есть время. А после, как я и обещала, – на поле, миленький, там тоже хотят пить!

Ключница подтолкнула Эвбулида к выходу и захлопнула за ним дверь.

До обеда Эвбулид, ничего не видя от заливавшего глаза пота, успел принести всего лишь шесть кувшинов, каждый раз с тоской убеждаясь, что пифос уже пуст. Вычерпывали ли воду повара или хитрая ключница выливала ее под садовые деревья, он не знал. Ключница же, не дав ему и присесть, после последнего его прихода показала на солнце и замахала руками:

– Все, миленький, уж ты не подходи сегодня ко мне вечером за едой! А теперь давай на поле, иначе не миновать тебе плетей управляющего!

Как Эвбулид добрался до своей лежанки на полу незадолго до полуночи, как упал на нее, он не помнил. Закрыл глаза – и сразу повалился в темную и бездонную, как огромный пифос, пустоту.

Очнулся он от настойчивых толчков и шепота на ухо:

– Вставай, миленький, вставай!

– А? Что?! – завертел головой Эвбулид и, видя темные полоски за дверью, спросил: – Разве уже утро?

– Что ты, миленький, полночь! – объяснила ключница. – Придется тебе сегодня начать работу чуть пораньше. Иначе ты опять останешься без еды, а мне жалко тебя, ой, жалко! Небось дома у жены под теплым крылышком мяско с чесночной подливкой едал да разные там салаты? Привыкай, миленький, здесь тебе скоро гнилой чесночок слаще вашей афинской рыбы покажется! Ну, вставай, миленький, пошли!

Эвбулид невольно проглотил слюну, чувствуя, что его уже мутит – то ли от голода, то ли от вчерашнего напряжения. Шатаясь, двинулся к выходу и услышал позади себя шепот:

– Вот мерзкая баба – скорпиона ей под юбку! – не отстанет теперь с Афинея, пока не загонит его в могилу!

– Сам виноват! – зевнул кто-то в ответ. – Сделали рабом, так сиди и молчи, радуйся лепешке да тому, что тебя сегодня били на два удара меньше, чем вчера! А то себя решил показать: я эллин, грамматик, мне все дозволено!

– Да! – вздохнул старый привратник. – Это ему не Афины, где, говорят, рабы пьянствуют, обжираются и даже женятся. Это – Пергам, ослиный хвост ему в глотку!

На улице, ежась от ночной прохлады, Эвбулид поднял оба кувшина. Спотыкаясь в потемках, побрел к ручью. Руки ломило, ноги дрожали от вчерашней работы, дыхание быстро пресеклось, хотелось забросить кувшины в ближайшие кусты, сесть и не думать ни о чем. Но голод упорно гнал и гнал его вперед.

Небо было усеяно высокими крупными звездами.

Казалось, ничего не изменилось в мире – такое же небо с такими же звездами было и над его родными Афинами. Но прыгающий перед глазами месяц, заметно потолстевший со дня нумения, когда он виделся беспомощной – в нитку – полоской, упрямо напоминал, что все происшедшее с ним не сон, что десять дней, равные по насыщенности событий целому году, навсегда отделили его от прежней жизни.

К утру пифос был наполовину заполнен водой.

Повеселевший, несмотря на страшную усталость, Эвбулид почти бежал к ручью с пустыми кувшинами, но, возвратившись, с ужасом обнаружил, что пифос пуст.

– Послушай, – обратился он к пробегавшей мимо ключнице, – ты не видела, кто взял воду?

– Воду? Какую воду? – удивилась ключница. – Не было здесь никакой воды, миленький, я только что проверяла! Ты, наверное, вместо того чтобы работать, спал где-нибудь под кустом и видел во сне, что пифос сам наполняется водою! Так не бывает, миленький, и мне кажется, ты сегодня снова останешься у меня без обеда!

«Мерзкая баба!» – вспомнились Эвбулиду ночные слова привратника. Он промолчал, не желая навлечь на себя новую неприятность со стороны этой мстительной старухи. И надо было пугать и злить ее тем, что окажется ближе к хозяину, чем она?

Кто он теперь – уже не грамматик, а водонос. И кем будет завтра?

Размышляя так, он вновь направился к ручью, где встретил по дороге группу рабов, переходящих с одного поля на другое.

– Что, не дает покоя ключница? – усмехнулся один из них, жилистый невысокий сириец.

– Тебе-то какое дело? – огрызнулся Эвбулид.

– Да никакого! Просто я носил до тебя эти кувшины!

– И успевал до обеда наполнить весь пифос?!

– Да.

– А потом еще носить воду на поля?!!

– Конечно!

– А я вот с полуночи тружусь – и никак не могу наполнить проклятый пифос! – уныло признался Эвбулид. – До половины уже наполнил его, а он опять пуст! Ума не приложу, как мне одолеть эту ключницу!

– А ты перехитри ее! – посоветовал сириец.

– Как?!

– Она сказала тебе носить воду из того ручья?

– Да.

– А вот там, у тебя за спиной, есть еще один, от него до дома всего двадцать шагов! Поворачивай назад, и ты за пару часов наполнишь весь пифос и успеешь еще отдохнуть перед дневной работой!

– Спасибо! – обрадовался Эвбулид, круто поворачиваясь. И вдруг остановился: – Но ведь она опять потихоньку будет вытаскивать воду! И я буду вынужден делать то, что делают в Аиде данаиды![7]

– Не знаю, что там они делают, – возразил сириец. – Но ты громко, на весь дом, считай каждый вылитый в пифос кувшин! Ключница хитра и коварна, но не умеет считать даже до трех! Цифры представляются ей чем-то великим, вроде, как детьми самих богов! И если она может обманывать тебя, то не посмеет обмануть их! Хвала богам, что отец научил меня счету, иначе бы я и недели не протянул здесь от голода! – крикнул он на прощанье, убегая вслед за ушедшими далеко вперед товарищами.

Как ни устал после бессонной ночи Эвбулид, но он бегом пустился к дому, отыскал сразу за ним ручей и, напевая, внес на кухню два полных кувшина.