Прыжок через пропасть - Самаров Сергей Васильевич - Страница 40

Аварец в самом деле так виртуозно управлял конем, что не давал противной стороне составить строй. И при этом несколько раз выручал пеших воинов с синими шарфами, в критическую минуту оказываясь рядом и нанося удары пешим франкам. Меч аварца разбивал щит и ломал или разрубал меч пехотинца, если тот щит уже бросил. И ни один доспех не мог выдержать удара этого меча.

— После удара Сигурда, я видел, воины встают, — сказал князь Бравлин, — после удара Ратибора их выносят. На один удар Сигурда приходится два удара Ратибора. Если искать самого полезного воина в полку синих, я назвал бы именно его, а отнюдь не герцога.

— Не могу не согласиться с таким мнением, — сказал король, не отрывая горящего взгляда от ристалища. — Он великолепен!

Тем временем Сигурд умудрился нетрадиционным прямым ударом меча проломить забрало и выбить из седла одного из своих соперников, однако второй, более легкий и от природы и более быстрый, сильно теснил его, не давая развернуть коня, чтобы занять удобную позицию. Оба рыцаря оказались опять в самой гуще дерущихся, и это мешало им маневрировать. И в конце концов пешие воины просто отделили рыцарей друг от друга, таким образом, оба переключились на простых ратников, методично нанося удар за ударом во все стороны.

А Ратибор продолжал схватку, заставляя за счет быстроты и резкости ударов отступать четверых противников. Умело маневрируя, он не позволял им окружить себя со всех сторон, к чему франки стремились. Но однажды это им все же удалось, и аварцу пришлось бы туго, но внезапно, оказавшийся за спиной рыцарь-франк, вместо нанесения удара, в самом начале атаки выронил меч и стал медленно падать, хотя и старался удержаться за луку седла.

— Что с ним случилось? — спросил король, не обладающий особой остротой зрения.

— Там, в стороне, — пальцем показал Бравлин, — стоит славянский пращник, друг и спаситель нашего эделинга

Аббио. Он уже дважды попадал камнем рыцарю в шлем_ Вот… Попал и в третий… — добавил князь, заметив, что франка качнуло в противоположную сторону, и он совсем вывалился из седла.

Ратибор, как его все называли, оставшись теперь только против трех воинов, воодушевился и мощным круговым движением своего гораздо более длинного, чем у противников, меча словно пространство вокруг себя очистил. После этого его сильный конь сделал большой скачок, и меч рыцаря с такой силой обрушился на прикрывший голову щит франка, что тот раскололся в щепки, а самому воину достался, хотя и смягченный, удар по плечу. Его товарищи, уже привыкшие к тому, что аварец наносит удары попеременно всем, ждали, что он атакует их, а Ратибор снова ударил первого, теперь просто разрубив панцирь и свалив противника наземь. Не дав себе даже секундной передышки, он так же стремительно двинул коня на двух оставшихся рыцарей. Но среди саксов произошло движение, и между рыцарями прошла человеческая река. Франки все же разрезали строй саксов сразу на три группы. Это, стало понятно всем, явственно обозначилось начало полного конца. А скоро два отчаянно дравшихся рыцаря синих и с ними около двадцати бойцов в синих шарфах были попросту прижаты к барьеру со всех сторон. У франков на конях осталось три рыцаря, но более сорока пеших воинов.

Король, наблюдая схватку очень внимательно, как показалось Оливье, больше беспокоился не за своих соотечественников, а за аварца. И когда конечный итог уже не вызывал сомнений, Карл сказал:

— Что же ты думаешь, маршал, пора прекращать бой! К чему лишние жертвы…

Граф Оливье махнул жезлом, давая отмашку внимательному главному герольду. Главный герольд в свою очередь сказал что-то своему помощнику, и тот протрубил в рог сигнал окончания схватки.

Победитель определился…

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

— Народ остался очень доволен, — сказал Алкуин. — Если раньше, когда люди наблюдали сражение своей армии с франками которое заканчивалось таким же результатом, им следовало быстрее бежать и прятать свое скудное добро на случай грабежа, то теперь они спокойны, и даже расходиться не спешат. Посмотрите, Ваше Величество, как эти простолюдины обсуждают меле, посмотрите, как они руками размахивают… У меня такое впечатление, что каждый из них, хотя бы мыслями, участвовал в схватках и наверняка знает, как следовало себя вести и что сделать, чтобы победить.

Карл улыбнулся. Он испытал не меньшую радость от зрелища, чем простолюдины на берфруа. И возбуждение пережил не меньшее.

Он уже сел на своего редкой масти коня и собирался покинуть ристалище, когда к свите с полупоклоном, но без традиционной улыбки, предназначенной обычно исключительно тем, кому он хотел понравиться, подъехал герцог Трафальбрасс.

— За вами, герцог, было приятно наблюдать из ложи, — сказал король, после победы франков в групповой схватке настроенный более чем благодушно. — Однако я не думаю, что такое же удовольствие испытывали те, кто встречался с вами лицом к лицу в разгар боя. В меле погибли четыре рыцаря. Герольд, что следил за боем, уверяет, что трое из них были убиты вами. Первый — ударом копья в лицо, двое других — ударом меча и тоже — в лицо. Очевидно, это ваш коронный удар… Но я ни в чем не обвиняю вас. Этим рыцарям, раз уж они вышли на бой, следовало самим о себе заботиться, иначе не стоило и заявлять о своем умении обращаться с оружием. Вы же, вместе с князем Ратибором, то есть с рыцарем, выступающим инкогнито, — не удержался Карл и добавил иголку в разговор, поделив славу на двоих, —

смотрелись великолепно и показали всем, что Готфрид имеет при себе достойных воинов, как и аварский каган. Да, я думаю, ваш король был бы доволен вами. И если Господу будет угодно даровать мне встречу с ним, я непременно выскажу свое мнение о вас, герцог.

Сигурд учтиво, но мрачно поклонился еще раз, так и не разобравшись, упрекает его Карл за жестокость в турнире или, наоборот, хвалит. Но ему в принципе не было никакого дела как Карл относится к нему. Более того, он готов был с удовольствием доставить королю несколько неприятных минут, заставив сожалеть о своих убитых воинах. Ведь все убитые на турнире рыцари — франки, и каждого король знал, как говорят, лично. Сигурд же начал самостоятельную большую игру, и потому не захотел прервать ее только из-за непонятных королевских намеков. Такую игру, которая Карлу не понравится еще больше. Не понравится и еще кое-кому…

— В настоящий момент я хотел бы увидеть в чужом короле беспристрастного судью, — довольно хмуро сказал Трафальбрасс с некоторым вызовом. — Того судью, который отвечает за свои слова, объявленные во всеуслышание через герольдов.

— Я не совсем понял вас, герцог. Судя по вашей интонации, — Карл старался произносить слова предельно членораздельно и ясно, — вы хотите обвинить меня в нарушении данного мной слова? Тогда я попрошу вас уточнить обстоятельства, и сам готов призвать вас к ответу за ложные обвинения.

— Нет, Ваше Величество. Я не обвиняю вас в нарушении слова. Я просто хочу собственными глазами увидеть, как это слово выполняется.

Карл только хмыкнул непонимающе в усы, поморщился и взмахнул перчаткой, в очередной раз отгоняя комаров. И при этом посмотрел на Сигурда с нескрываемым любопытством. Но заговорил уже не так жестко, как перед этим.

— Кто-то обидел вас? Впрочем, что я говорю… За обиду вы рассчитались бы самостоятельно. Скорее всего, вы встретились с какой-то несправедливостью… Я внимательно слушаю вас. У нас в королевстве, в отличие от большинства соседей, всегда главенствует закон. И король — главное лицо, которое следит за соблюдением законности.

— Ваше Величество, вчера вечером четверо моих людей, в свободное от исполнения обязанностей время, с моего, естественно, разрешения отправились куда-то отдохнуть. И с тех пор я не видел их.

Король, конечно, понял, о каких людях идет речь, но не подал вида, вступая в игру и пытаясь понять замысел Сигурда. Чего герцог хочет? Оправдаться? Обвинить своих людей и тем самым снять обвинения с себя? Это вполне понятный ход, и даже ожидаемый. Искренности герцога можно в этом случае поверить, а можно и усомниться, но его объяснение было бы произнесено, и доказать обратное стало бы уже невозможно.