Зачарованный мир - Мзареулов Константин - Страница 9

На мгновение наступила абсолютная тьма.

Глава 3

АКАБА – ЖЕМЧУЖИНА ГИРКАНА

Открыв глаза, агабек Хашбази Ганлы обнаружил, что стоит на верхней палубе галеры-триремы, которая только что пришвартовалась к причалу акабского порта. Рабы-нубийцы, напрягая могучие мышцы под лоснящейся от пота черной кожей, зацепили борт корабля крюками трапа, и на берег чинно двинулись знатные пассажиры: парфянские купцы и шпионы, праздные гуляки, спешащие растратить золото, награбленное отцами-разбойниками с Кушанских гор. За ними спускались, бросая по сторонам тяжелые настороженные взгляды, торговцы анашой и гашишем из далекого Кашгара. Следом за гостями столицы Атарпадана шли слуги, переносившие привезенные товары: ткани, богатую одежду, украшенное серебром и золотом оружие, шкатулки с драгоценностями, неограненные самоцветы. Рабы катили бочки с засоленной рыбой, икрой, тащили мешки пряностей.

Расталкивая мешкающих, Сумукдиар сбежал на пирс и направился к выходу в город. Солдаты таможенной стражи, охранявшие ворота, привычно подставили ладони, и он машинально кинул им несколько четырехугольных тамга. К его удивлению, скрещенные алебарды по-прежнему заслоняли путь, а караульные укоризненно сообщили, что за медную монету сейчас даже в морду никто не плюнет, а за проход полагается платить не меньше серебряного дирхема.

– Я без груза, – по возможности миролюбиво сообщил волшебник.

Он не любил без особой надобности превращать двуногих скотов в четвероногих. Обнаглевшие стражники, однако, принялись настаивать, и рассвирепевший Сумукдиар уже приготовился произнести подобающее заклинание. Тут из сторожки выглянул пьяненький офицер с нашивками юзбаши. Увидев, с кем препираются его шакалы, офицер заорал:

– Эй, вонючие крысы, дети болотной гадюки, собачье дерьмо в рот ваших отцов! Неужели жирные задницы, которые у вас вместо голов, не уразумели, что это благородный гирканец?! – Повернув ленивый взгляд на ара-бека, он милостиво провозгласил: – Проходи, земляк, и ничего не бойся. Юзбаши Надсар из Тахтабада не забыл обычай предков…

Неожиданно его глаза расширились, и, мигом протрезвев, командир стражников издал сдавленный вопль, в котором смешались восторг, опаска и подобострастие. Сумукдиар тоже узнал Надсара – в Бактрии тот служил десятником в гирканском эскадроне и славился великолепным ударом с обеих рук. А сейчас вот, переболев удалью, осел на тепленьком местечке в порту и промышляет мздой с контрабандистов и честных гостей столицы.

Опыт прожитых лет приучил джадугяра мириться с человеческими слабостями, и он тепло приветствовал бывшего подчиненного. Тот расцвел, проводил «дорогого эфенди» за ворота, расспросив попутно о драгоценном здоровье всех родичей до третьего колена, и долго настаивал, чтобы агабек хотя бы разочек посетил его скромное жилище. Уходя, Сумукдиар слышал, как Надсар вразумляет солдат:

– Как были вы безмозглыми чабанами, такими и остались. Это же сам Кровавый Паша – слышали небось, как он вырезал всю нечисть Шайтанда?!

– Вах! Вах! – поражались перепуганные стражники.

Оказавшись в городе в столь ранний час, Сумукдиар поневоле задумался, куда направиться. Салгонадад ясно дал понять, что до возвращения из «морского» путешествия говорить им не о чем. Племянник Верховного Джадугяра, сарханг мухабарата Шамшиадад назначил срок – к обеду. Во дворце эмира его наверняка не ждали, а идти в караван-сарай не хотелось. И вообще не лежала у него душа с утра наносить деловые визиты – стало быть, самое время навестить друзей и родных.

Ближе всех к порту жил его старый учитель Аламазан, второй джадугяр эмирата, посвященный самому Атару. Ближайших родственников было двое: двоюродный брат Фаранах и танцовщица Удака, с некоторых пор воспылавшая к Сумукдиару бешеной, хотя и не вполне бескорыстной страстью. Прикинув наиболее короткий маршрут, агабек направился к дому Фаранаха.

С годами он все меньше любил столицу. Этот огромный город, как опущенный в чашу вина сухарь, впитывал сброд со всего эмирата. Воры, убийцы, аферисты, мздоимцы, распутницы стекались в Акабу, словно привлеченные светом фонаря комары, словно спешащие к разлитому варенью осы. В этой клоаке превосходно прижились служители и поклонники кровавого культа. Пока жрецы старых храмов спорили, принять ли веру Единого бога, колдуны темной силы предались Единому повелителю Зла– Иблису. Не удивительно, что именно в Акабе разразился самый страшный за последние полвека погром.

Из грязных подворотен тянуло вонью гниющего мусора, возле колодцев и других источников воды толпились одетые в рванье простолюдины с кувшинами и бурдюками. Которые сильнее и нахальнее, отталкивали, а порой попросту избивали слабых и смирных. Рыдая, пробежала пожилая женщина, голосившая, что только сейчас какой-то негодяй отнял у нее последние три дирхема. Остальные старательно отводили глаза – не в силах помочь чужому горю, люди старались отгородиться от боли и забот ближних. В тени арок и деревьев скользили подозрительные фигуры с замотанными грязной тканью лицами – воры или сводники. Повсюду сидели нищие, окруженные множеством детей – убогих и калек. Тут же расхваливали свой товар торговцы, продававшие женщин на короткий срок – для одноразового использования.

Сумукдиар невольно вспомнил книгу «Сравнительное описание демонов», где говорилось, что с появлением Хызра будет рождаться много уродов, на улицы выйдет темный народ, разносящий дух смерти. Вот он, темный народ, – ворует, побирается и готов убивать себе подобных только за принадлежность к другому племени. Опутанные магией злых сил, люди на глазах превращались в двуногих зверей-людоедов.

Звери? Краем глаза Сумукдиар заметил непонятное движение и повернул голову в ту сторону. Грязная худая дворняга – белая с желто-рыжими пятнами – брела прочь от мусорной кучи, свирепо рыча на прохожих и бережно держа в зубах… белую куклу-щенка. Опустив свою находку на землю в тени чинара, псина принялась, нежно скуля, вылизывать куклу. Видимо, у бедняги недавно передохло потомство, и теперь несчастное животное нашло себе утешение. «Вот, казалось бы неразумное животное, а ведь тоже имеет какие-то чувства, – подумал агабек, всегда умилявшийся любым проявлениям жизни. – А я сравнивал людей с четвероногими. Нет уж, люди гораздо хуже зверей – те хотя бы не глумятся над трупами себе подобных. Разве что гиен и шакалов можно сравнить с человеком по жестокости и подлости…»

Он остановился на углу, ожидая, пока пройдет караван. Прямо перед ним, на другом конце площади начиналась главная городская улица, на которой стоял дом двоюродного брата, а слева вздымалась над Акабой покрытая лесом гора Патам-Даг, на гребне которой среди вековых сосен и кипарисов высился неподвластный времени замок. Розовый камень, франкские башни-форты по углам, уступчатая пирамида главной цитадели. Строение, отличавшееся своей архитектурой от остальных зданий города, служило когда-то обителью самому Мир-Джаффару – не очень сильному, но непреклонному магу, которого Джуга-Шах назначил сатрапом всего Атарпадана. После кончины царедарского тирана, когда Средиморье откололось от Рыси, Мир-Джаффар бесследно исчез. Ходили слухи, будто его казнили жрецы Иблиса, однако никто не видел этого колдуна мертвым, и никому с тех пор не удалось проникнуть в Розовый замок – непонятная магия оберегала покой резиденции жестокого, но любимого народом наместника…

Сумукдиар пересек площадь и несколько раз стукнул колотушкой о медный диск, подвешенный у двери. Слуга, впустивший гостя в дом, сообщил, что хозяин уже встал. Тут же он добавил:

– Господин в дурном настроении. Вчера были у этого пьяницы лега Рустамбека, вернулись поздно, хозяин всю ночь изволили простоять, согнувшись над тазом. Утром еще зеленый были и сейчас продолжают опохмеляться.

Родственничка джадугяр нашел во внутреннем дворе, где Фаранах увлеченно дразнил пару огромных псов. Небрежно ответив на приветствие Сумукдиара, он принялся с жаром расхваливать несравненные достоинства своих любимцев: рост, злобу, сноровку, покорность, ум. Помня, что впереди до обеда еще много времени, гость усердно делал вид, что внимательно слушает, а сам печально сокрушался тем, что сын его дяди так бездарно прожигает свою жизнь.