Экстремальные услуги - Мзареулов Константин - Страница 37

– Сможете? – деликатно спрашивает он.

– Надо лазером прозондировать, – говорю я. – По спектрограммам определим химический состав.

Впрочем, я тут же добавляю, что у меня устали глаза, поэтому придется сделать небольшой перерыв. Мы поболтали о наших профессиях. Получился занятный обмен информацией: он ничего не знал о работе дыролазов, а я слабо разбирался в археологии.

– Вся Галактика – большой могильник, – экспансивно вещал Стюарт. – Кто знает, сколько цивилизаций бесследно исчезло в эпоху, когда люди еще не добрались до звезд. Где-то среди звезд покоится наследие неведомых чужаков, и наш долг – отыскать эти сокровища, чтобы сохранить память о тех, кто жил до нас.

Слушая его романтические рассуждения, я рассеянно разглядываю прозрачные двенадцатигранники. Кристаллы похожи на тщательно отшлифованные бриллианты в тысячу карат. Все бы ничего, только грани кристалла покрыты мельчайшими черточками.

– Похоже на гол о графин ее кую запись, – говорю я. – Дик, допустим, ты найдешь письмена Древних. Как прочитать их, не зная чужой азбуки?

Археолог усмехается. Оказывается, уже давно ведутся разговоры об универсальном языке на основе таблицы умножения, таблицы Менделеева, звездных атласов. Возможно также, что удастся использовать для расшифровки таблицу элементарных частиц и озвученную азбуку. Вместе они могут составить набор базисных символов.

– Ладно, – говорю я, – Попробуем.

Луч просочился сквозь первый кристалл, закрепленный в зажимах штатива. Результат не удивил меня: углерод с мельчайшими примесями. Проще сказать, искусственный алмаз – идеальный носитель голографической информации.

Дальнейшее – дело техники. Подобрав частоту светового луча и нужное расположение отражателей, я получаю изображение – мутное и нечеткое, но безусловно имеющее определенный смысл. Кажется, это какой-то пейзаж.

– Древние видели не в нашем диапазоне, – резюмирую я. – Впрочем, если постараться, картинку можно улучшить.

От избытка чувств Дик Стюарт потерял дар речи, только ахает и всхлипывает, жадно разглядывая сменяющиеся кадры. Я вполне понимаю его состояние и не без легкой зависти говорю:

– Поздравляю, док. Теперь тебя с руками оторвет любой университет Империи.

– Я еще не решил, – отзывается археолог, немного придя в себя. – Смущает слишком жесткий режим Единых Миров. Все-таки диктатура, как бы вы ее там ни называли.

Мне становится обидно за Империю, и я с жаром читаю ему курс политграмоты, расписывая преимущества нашей общественной системы. Высшую власть осуществляют семь Консулов, следующий эшелон составляют девятнадцать Проконсулов, каждый из которых отвечает за определенную отрасль. Правители, они же Две Чертовы Дюжины, отбираются из обладателей несгибаемой воли, интуиции, высочайшего интеллекта и широкой эрудиции, что обеспечивает оперативное принятие верных решении даже в самых напряженных ситуациях.

Существует также Высший Резерв – несколько десятков кандидатов на властные посты, отобранные единогласным решением Двух Чертовых Дюжин. Те из них, кого Консулы признают достойными, со временем получают право занять вакансии, возникающие в верхнем эшелоне пирамиды.

В отличие от исполнительной власти, Сенат избирается всеобщим голосованием: сто сенаторов от политических партий, по одному сенатору от каждой планеты и еще по два сенатора от каждого миллиарда имперских граждан. Всего около двухсот членов высшего законодательного органа. Согласно Конституции 2147 года, квалифицированное большинство Сената может потребовать отставки любого Консула или Проконсула, хотя на практике Консулы принимают такие решения сами, не дожидаясь нажима снизу. Примерно раз в два-три года кто-то уходит из Двух Чертовых Дюжин, уступая место более надежному или способному правителю.

Сверхжесткая вертикаль власти, опирающаяся на мощь спецслужб, пронизывает все иерархические эшелоны планет и континентов. А вот на нижних уровнях существует самая широкая демократия, основанная на самоуправлении городов и районов. Все чиновники и начальники назначаются и смещаются общим голосованием жителей данной административной единицы после всестороннего обсуждения в Инфосети.

– Ну и как, вас все это устраивает? – с интересом спрашивает Стюарт.

– В общем, да. Я жил при нацистах, да и потом пришлось повидать много планет, так что могу сравнивать. Имперский режим кажется мне оптимальным сочетанием общественного порядка и личных свобод. Диктатура защищает граждан от произвола нижних эшелонов бюрократии.

– Звучит заманчиво, – говорит археолог и тут же добавляет умоляющим тоном: – Давайте продолжим.

Я вполне разделяю его нетерпение и запускаю в прибор остальные кристаллы. К нашему разочарованию, никаких признаков универсального языка на них не оказалось. Два бриллианта хранят изображения неизвестных миров и машин, причем последние могут оказаться как космическими кораблями, так и соковыжималками Просветив лазером последний, мы увидели колыхание плоскостей, линий, конусов. Сложные фигуры плавно перетекали одна в другую, парадоксально изменяя форму.

– Картинная галерея, – презрительно резюмирует Дик. – Механицизм, абстрактная живопись, но ничего по-настоящему пенного.

В принципе я был с ним согласен, только не давало покоя смутное беспокойство. Некоторые «абстрактные картины» казались мне чем-то знакомыми. Такое вот дежа вю.

Внезапно я понимаю, какую информацию хотели передать создатели этого артефакта. Эти формы и линии – визуальное отображение каких-то уравнений… Нечто подобное получалось, когда я пытался описать математическими символами законы искривленного пространства…

Мне становится совсем нехорошо. С минуту я рассеянно киваю, делая вид, будто слушая болтовню Стюарта. Надо что-то делать, а не то бесценная находка уплывет в Малую Галактику транзитом через Аквилон. Сначала мелькает мысль записать изображение, но потом решаю: гулять так гулять, и непринужденным тоном говорю:

– Слушай, Дик, у богатых людей бывают разные причуды. К примеру, я коллекционирую экзотическую живопись и готов заплатить десять тысяч…

В общем, Дик продал мне двенадцатигранник, но перед этим долго торговался, взвинтив цену до ста кусков. По-моему, начальник экспедиции просто обалдел, получив такие громадные деньжищи. Этого хватит ему на организацию еще двух экспедиций.

На всякий случай я предупреждаю Дика:

– Никому не говорите о нашей сделке. Вы же знаете, что в таких экспедициях часто бывают внедренные агенты спецслужб. Нельзя исключить, что среди ваших сотрудников или рабочих есть негласные представители Империи, Ориона и черт знает кого еще…

Стюарт понимающе кивает. Конечно, он будет молчать. Кому охота признаваться в преступлении против науки.

Выпроводив гостя, я весь вечер просматриваю голограммы.

После недолгих проб становится понятен принцип: если подсветить грань лазерным лучом определенного цвета, появляется трехмерное изображение. Его можно разворачивать и увеличивать фрагменты, подсвечивая другим лучом.

Для непосвященных – экзотика абстрактной живописи, но я слишком долго занимался такими расчетами, и графические программы долгие годы рисовали множество подобных голограмм, представлявших мои решения в наглядном виде. Разумеется, лишь несколько десятков людей способны понять смысл этих картинок. Митрофанов-Брайзер, наверное, понял бы, а вот Ольда или лысый Джарвис Хендерблайн – вряд ли. Черт подери, даже я понял не сразу.

Не так уж сложно превратить графику в математические соотношения, описывающие истинную структуру Вселенной. После этого я некоторое время пребываю в состоянии, близком к нокдауну.

В моих руках решение всех проблем, триста лет изводивших лучшие умы земной науки. Мы все идиоты, и я в том числе. Не могли додуматься, пока послание от Восьми Царств не открыло глаза на элементарную истину. Толщина пространства вовсе не исчерпывается зоной межзвездных ЧД-каналов и капилляров. Существуют более глубокие слои гиперспейса. И самое неожиданное следствие: корабль, окруженный скрученным пространством, сам превращается в ЧД и не будет зависеть от стационарных каналов. Долой паровозы – пора пересаживаться на аэромобиль.