История русской литературы с древнейших времен по 1925 год. Том 1 - Святополк-Мирский (Мирский) Дмитрий Петрович - Страница 31

Коль рядом сядем!»

Послушались Осла: уселись чинно в ряд;

А все-таки Квартет нейдет на лад.

Вот, пуще прежнего, пошли у них разборы

И споры,

Кому и как сидеть.

Случилось Соловью на шум их прилететь.

Тут с просьбой все к нему,

чтоб их решить сомненье:

«Пожалуй», говорят: «возьми на час терпенье,

Чтобы Квартет в порядок наш привесть:

И ноты есть у нас, и инструменты есть:

Скажи лишь, как нам сесть!» –

«Чтоб музыкантом быть, так надобно уменье

И уши, ваших понежней»,

Им отвечает Соловей:

«А вы, друзья, как ни садитесь,

Все в музыканты не годитесь».

10. РОМАН

Теория классицизма не ставила роман на ту же доску, что и

драму, и другие поэтические жанры. Должно было пройти некоторое

время, прежде чем роман стал считаться литературой. До 1750 г.

романы в России не печатались вообще. После 1750 года, все

увеличиваясь в числе, стали появляться переводы романов, но

первый оригинальный русский роман появился только в 1763 году.

В течение долгих лет оригинальные романы были, во-первых, редки,

во-вторых, по уровню были значительно ниже остальной литературы.

Потребность русского читателя в литературе «для чтения»

удовлетворялась многочисленными переводами французских,

немецких и английских произведений. Первым русским романистом –

и долгое время самым плодовитым – был Федор Эмин (1735–1770),

писавший дидактические и философские романы приключений

цветистой и многословной литературной прозой.

Более реалистический стиль, популяризированный переводами

сочинений Мариво и Филдинга, был усвоен Михаилом Чулковым

(1743–1792) в его романе Пригожая повариха, или похождения

развратной женщины (1770) (некое подобие российской Моль

Флендерс). Этим список литературных романов эпохи Карамзина

фактически исчерпывается.

Пример и успех Карамзина как романиста способствовал

увеличению количества романтической продукции. Прямые

подражатели Карамзина самостоятельного значения не имели.

Сочинения князя Шаликова (1767–1852), например, более всего

другого способствовали дискредитации «чувствительности».

Более интересные произведения принадлежали людям, не

имевшим связи с карамзинским движением. Александр Беницкий

(1781–1809), настоящий «француз», слишком восприимчивый к

Вольтеру, чтобы подражать сентименталистам, писал философские

восточные сказки в лучших вольтеровских традициях. По изяществу

и ясности его стиль превосходит все, написанное в России в прозе до

Пушкина. Роман воспитания представлен ранним произведением

баснописца Александра Измайлова Евгений, или Пагубные следствия

дурного воспитания и сообщества – назидательное моралистическое

сочинение, где автор описывает порок с таким реалистическим

вкусом, что критики склонны были сомневаться в искренности его

моралистических устремлений.

Самым значительным и плодовитым прозаиком этого периода

был Василий Трофимович Нарежный (1780–1825), родом с Украины.

Это был крепкий, сознательный реалист, в духе Смоллета, Филдинга

и Лесажа. В своих рассказах из украинской жизни он впервые

показал русскому читателю яркую, юмористическую и реалистически

написанную картину казацкой и после-казацкой Украины, столь

незабываемо возрожденную в следующем поколении Гоголем.

Главное произведение Нарежного – Российский Жилблаз, или

Похождения князя Гаврилы Симоновича Чистякова, роман в шести

частях, три из которых появились в 1814 году, а оставшиеся три были

запрещены цензурой и до сих пор не опубликованы. Это широкая, не

подслащенная картина русской жизни в провинции и в столицах,

разворачивающаяся как фон приключений бедного дворянина, почти

крестьянина, по иронии судьбы носящего княжеский титул.

Нарежный по-настоящему владел реальным жизненным материалом,

что ставит его выше всех «доисторических» русских романистов. Но

он не был художником, и его книги читаются с трудом из-за тяжелого

стиля, многословия и расплывчатости. Поэтому его мало читали, и

его влияние на развитие русского романа в общем несущественно.

Глава IV

ЗОЛОТОЙ ВЕК ПОЭЗИИ

1. ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА

Золотой век русской поэзии в основном совпадает с эпохой

расцвета романтической поэзии в Западной Европе. Но его поэзия –

не романтизм. Она более формальна, действенна, избирательна –

короче говоря, классична, чем всякая иная поэзия (или во всяком

случае поэтическая школа) девятнадцатого столетия. В каком-то

смысле она, позднее дитя XVIII века, отставала от времени. По тону

и атмосфере Пушкина сравнивали с Моцартом. Поэты Западной

Европы, всего ближе стоящие по тону и чувству к нашим поэтам

Золотого века, – это Бернс, Шенье, Парни. Что особенно важно –

техника поэтов Золотого века никогда не отстает от вдохновения. Их

поэзия совершенна, даже когда это малые поэты; когда же речь идет о

великих, то это безоговорочно великая поэзия. Техническое

совершенство отличает поэзию двадцатых годов и от примитивной

грубости державинской эры, и от выродившейся расхлябанности

позднего XIX века.

Поэзия Золотого века была оригинальна, тогда как

предшествующие эпохи только заимствовали, но при этом она была

прямым продолжением карамзинского направления, его главным

оправданием и лучшим плодом. Как продолжение его она была

«французской», причем «французской» XVIII века, ибо была

враждебна французскому романтизму. С 1820 г. и далее движение

называет себя романтическим и открыто восстает против правил

французского классицизма. Оно хочет большей свободы и новизны

форм; оно любит оригинальность и живописность. Оно восхищается

Шекспиром за широту его замысла и глубокое понимание

человеческого сердца и Байроном – за могучее красноречие и

действенные повествовательные приемы.

По сравнению с эпохой классицизма здесь произошло

возрождение чувств и ощущений, но сама чувствительность поэтов

Золотого века была чисто классической; только немногие были

заражены «новой чувствительностью», да и то лишь в ее самых

ранних формах. Точно так же не было никакого «возврата к природе».

Даже символизм природы, присущий оссиановской школе,

отсутствует у Пушкина и его современников. Романтический

пантеизм и романтический анимизм появляются в русской литературе

лишь после 1830 года.

Еще более подчеркивает связь Золотого века с восемнадцатым

его четкая социальная окраска. Это было движение

внутридворянское, движение джентльменов. Отсюда преобладание в

его начальный период легких, светских стихотворений на

анакреонтические сюжеты и темы; культ дружбы, веселого застолья и

вина. Социально пушкинская пора – апогей литературной гегемонии

дворянства. Высокая литература была полностью монополизирована

представителями этого класса. В то же время печать почти

полностью находилась в руках не-дворян – педантов, литературных

поденщиков и торгашей. Классовые противоречия между ними

совершенно ясны. Дворяне, к какой бы партии они ни принадлежали,

в своем презрении к плебеям выступали единым фронтом.

В тридцатые годы плебеи взяли реванш.

Можно сказать, что Золотой век начался тогда, когда поэзия

стала подниматься выше добродушных пустячков дмитриевской

школы и обрела самостоятельную и оригинальную интонацию в

первых зрелых произведениях Жуковского, около 1808 г. Несколько