История русской литературы с древнейших времен по 1925 год. Том 1 - Святополк-Мирский (Мирский) Дмитрий Петрович - Страница 16

фамилии). Он был сыном деревенского священника «в нижегородских

пределах»; там он и родился около 1620 г. Из-за своего горячего

нрава он не раз терпел дурное обращение и от светских, и от

духовных (белого духовенства), которым не нравилась

проповедуемая им строгость нравов и его вмешательство в издавна

установившиеся обычаи ленивого попустительства.

В 1652 г. умер патриарх Иосиф; на смену ему пришел Никон,

архиепископ Новгородский. Он был другом реформаторов и

сторонников обновления. Став патриархом, он решил еще

основательнее пересмотреть книги и обряды, но вместо того, чтобы

ограничиться древнерусскими образцами, обратился назад, к

греческим. Новый пересмотр повлек за собой публикацию новых

текстов, соответствующих греческим, а в тех случаях, когда русские

обычаи отличались от греческих, – и некоторое изменение обрядов.

Это, в частности, коснулось обычного для русских двуперстного

крестного знамения и двукратного возглашения «Аллелуйи»

(«Аллелуйя, Аллелуйя, слава тебе, Господи»), в отличие от

греческого трехперстного креста и троекратного возглашения. Вот

такие с виду незначительные вещи и привели к расколу. Аввакум и

его друзья отказались принять их и объявили Никона еретиком и

орудием сатаны. Главная причина их бунта была в том, что они

рассматривали обычаи русской православной церкви, ее догмы и

обряды, как единое целое, в котором не может быть изменена ни

единая буква. Греки в этом смысле не были для них авторитетом –

Россия была единственной твердыней веры, и нечего ей было учиться

у нации, чье православие давно уже подпорчено возней с еретиками,

к тому же эта нация покорилась неверным. Никон, который был тогда

фактическим самодержцем, твердо стоял на своем, и Аввакум и его

товарищи были отправлены в ссылку. Аввакума отправили в Сибирь,

где он получил приказ присоединиться к экспедиционному отряду

Пашкова, которому поручено было завоевать Даурию (теперешнее

Забайкалье). Пашков был храбрый «строитель империи», но терпеть

не мог всякой религиозной чепухи. Он обращался с Аввакумом грубо

и жестоко.

Девять лет Аввакум пробыл в Сибири, где его перегоняли с места

на место и всячески преследовали. В 1664 г. его привезли обратно в

Москву, где за время его отсутствия произошли немалые изменения.

Никон пал, и синод собирался судить обоих, Никона и Аввакума.

Царь был склонен к уступкам. Но Аввакум был против каких бы то

ни было компромиссов, и Алексей был вынужден подчиниться

руководству греческой партии. Синод 1666–1667 г. осудил

аввакумовы ритуальные догматы, и таким образом раскол стал

окончательным: отныне консерваторы стали раскольниками. Сам

Аввакум был пострижен в монахи и сослан в Пустозерск, напротив

Новой Земли.

В ссылке он стал еще более выдающимся, активным и опасным

вождем раскольников, чем прежде. Тут он написал свое знаменитое

Житие и сильнейшие послания к друзьям, в которых призывал не

изменять старой вере, не покоряться преследователям и искать

мученичества. По-видимому, и сам он, написав неистовое письмо

молодому царю Федору, добивался для себя того же. И час

мученичества наступил: Аввакум был сожжен на костре в апреле

1681 г. вместе со своими вернейшими и преданнейшими друзьями,

монахом Епифанием и священником Лазарем.

Произведения Аввакума немногочисленны. Состоят они из

Жития, им самим написанного (1672–1673) и двух десятков

посланий, увещевательных и утешительных к друзьям, бранных и

оскорбительных к врагам; все написаны в последние годы в

Пустозерске. Замечателен Аввакум прежде всего своим языком,

который является первой попыткой использования разговорного

русского языка в литературных целях. Хотя мы ничего не знаем о его

устных проповедях, весьма вероятно, что именно из этих устных

проповедей и выросли его писанные труды. Его литературная

деятельность отмечена оригинальностью и отвагой, и никакая ее

оценка не может быть слишком высокой, а то, что он сделал с

русским языком, ставит его в первый ряд русских писателей; ни

одинеще не превзошел его в силе и аромате, в искусстве призвать все

выразительные средства каждодневного разговорного языка для

создания максимального литературного эффекта. Сила и свежесть его

повседневной речи еще усиливаются тем, что параллельно он

пользуется церковно-славянским; пользуется он им только для цитат

и ссылок на священные книги, и священные тексты сверкают как

твердые и прочные драгоценные камни в живой и гибкой ткани его

непринужденного разговорного языка. Аввакум – великий художник

слова, и каждому русскому писателю есть чему у него поучиться.

Но Аввакум замечателен не только как мастер выразительного

слова. Он пламенный и твердый боец, настоящий враг и настоящий

друг. В его писаниях презрение и негодование идут вперемешку с

горячей мужественной нежностью, в которой нет и тени

сентиментальности: он не желает для лучших своих учеников лучшей

судьбы, нежели мученическая смерть. Стиль его то и дело

сдабривается восхитительным юмором, происходящим от того

христианского юмора по собственному адресу, который так близок к

смирению; острый, жестокий сарказм по адресу врагов всегда

недалек от улыбающегося сострадания к мучителям, которые не

ведают, что творят.

Шедевр Аввакума – его Житие, в котором он рассказывает о своей

борьбе за правду и о своих мучениях от рук Пашкова и церковных иерархов.

На английский язык Житие было великолепно переведено мисс Джейн Э.

Харрисон и мисс Хоуп Мирлиз, и эти переводы следует прочесть каждому,

кто интересуется Россией и литературой. Попробую привести здесь

несколько мест из его посланий. Я в своем переводе пытаюсь, хоть и

несовершенно, передать эффект от смеси библейского языка с простым в

оригинале. Первый отрывок – из знаменитого послания, где он призывает

своих последователей не уклоняться от мученичества.

А хотя и бить станут или жечь, ино и слава Господу Богу о сем.

Достоин бо есть делатель мзды своея, на се бо изыдохом из чрева

матери своея. На что лутче сего? С мученики в чин, со апостолы в

полк, со святители в лик, победный венец сообщник Христу, святей

Троице престол предстоя со ангелы и архангелы и со всеми

бесплотными, с предивными роды вчинен! А в огне том здесь не

большее время потерпеть, аки оком мигнуть, так душа и выступит!

Разве тебе не разумено? Боишися пещи той? Дерзай, плюнь на нея,

небось! До пещи той страх-от, а егда в нея вошел, тогда и забыл

вся. Егда же загорится, а ты и увидишь Христа и ангельския силы с

ним: емлют души те от телес, да и приносят ко Христу, а он,

надежда, благословляет и силу ей подает божественную, не уже к

тому бывает тяшка, но яко воспренна, туды же со ангелы летает,

равно яко птичка попорхивает. Рада, из темницы той вылетела!

Сладка веть смерть та за Христа-света. Я бы умер, да и опять

бы ожил, да и паки бы умер по Христе, Бозе нашем. Сладок веть

Исус-от. В каноне пишет «Исусе сладкий, Исусе пресладкий, Исусе

многомилостиве», да и много тово. «Исусе пресладкий», «Исусе

сладкий», а нет тово, чтоб горький. Ну, государыня, пойди же ты

со сладким Исусом в огонь, подле нево и тебе сладко будет. Да

помнишь ли три отроки в пещи огненней в Вавилоне? Навходоносор

глядит – ано сын Божий четвертой с ними! В пещи гуляют отроки,

сам-четверг с Богом. Небось, не покинет и вас сын Божий.