Хорек в мышеловке - Мзареулов Константин - Страница 44

– Кого же мы знаем настолько могущественного, чтобы вмешаться в разговор с люденами?

– Боюсь, это могли быть только Странники. Или Рейнджеры.

Худоев слишком давно работал в Конторе, а потому морально был готов принять такую версию. После очень короткого раздумья он согласился, что здесь поработала одна из ВСЦ, она же – ИВУ. Больше некому. Элементарная логика, основанная на принципе исключения невозможного, приводила к однозначному выводу: если технология земного уровня не способна стереть запись на кристалле и в памяти – следовательно, это сделал представитель цивилизации более высокого класса. Иными словами – Резидент.

– У вас есть соображения, для чего Резиденту понадобилось портить фонограмму? – спросил Клавдий.

– Соображения имеются, но нуждаются в проверке.

– А если побеседовать об этом с Логовенко?

– Он уклоняется от общения, – сообщил начальник отдела. – Я не стал настаивать. Если метагом не хочет говорить – все равно ничего из него не вытянем. Больше толку будет, если связаться с коллегами… Если нас пожелают выслушать.

Клавдий склонил голову, соглашаясь с этим выводом. После смерти Экселенца и отставки Этернала президентом «второй Комиссии» неожиданно назначили Бутона, не слишком толкового функционера из Корпуса Следопытов. Поскольку ясно было, что Бутон станет информировать о любой мелочи прежних коллег по КОМКОНу-1, Тайная коллегия до предела ограничила контакты со службой "К". По существу Контрпроникновение оказалось вне структуры Вышестоящей Организации.

Испытующе поглядывая на шефа, Клавдий проговорил:

– До последнего момента я был уверен, что участвую в охоте на агентуру Странников. Так же считали остальные, включая Тойво. И вдруг выясняется, что вам давно известно…

– Не так уж давно, – возразил Максим. – Меньше двух месяцев.

– Допустим…– Клавдий шевельнул рукой, словно отметал уточнение, как несущественное. – Но как вы догадались? Имевшейся информации было совершенно недостаточно для подобного вывода.

– Я не догадался об этом, – признался Максим. – Мне сообщили разгадку открытым текстом.

17. Саракш. 2 апреля 99 года.

В подпространстве разразился шторм средней интенсивности. Прокол континуума сопровождался широким спектром банальных спецэффектов вроде асинхронной вибрации корпуса, пульсирующего резонанса транс-метрики, гравитационных флуктуаций, а также неизбежных в подобном случае менто-наплывов. Люди, будучи от природы существами грубыми и бесчувственными, переносили эти мелкие неприятности с юмором, но вот голованы, с их гипертрофированной экстрасенсорикой, были в шоке.

– Их предупреждали, – меланхолически прокомментировал Белоусов. – Нет, как же, они – высшая раса Вселенной, а потому лучше нас знают, что делать и когда лететь. Пусть теперь сами на себя жалуются.

– По большому счету, не могу не присоединиться и полностью разделяю, – чистосердечно сознался Максим. – Но и согласиться не просто. Страдают же, идиоты.

– Жалость первооткрывателя к неразумному субъекту открытия, – проворчал прогрессор. – Что предлагаешь?

– Справься, когда посадка. Почувствуют под когтями твердую почву – сразу полегчает.

– Посадка, братишка, будет нескоро…

Витяня Белоусов, старший сопровождающий от КОМКОНа-1, поведал неутешительную историю. Последнее десятилетие на Саракше прошло без больших войн, по каковой причине главные державы вложили немалые средства в совершенствование стратегических комплексов, и теперь вокруг планеты возникло сплошное поле обнаружения. Орбитальную станцию пришлось демонтировать, передислоцировав главную базу на естественный спутник Саракша, а посадочные модули навещали планету лишь после сложных процедур подавления наземных узлов противокосмической обороны. Тем не менее, аборигенам иной раз удавалось обнаружить корабли людей визуально, что породило массу легенд о «летучих яйцах». Поскольку астроцентрическая концепция так и не стала общепринятым учением, обыватели цивилизованных стран были убеждены, что «яйца» гнездятся где-то в окрестностях Мирового Светильника.

Для их «призрака-14» эти подробности сулили долгое и нудное маневрирование вне сферы локационного поля. Потом будет посадка на обратной стороне местной луны, и лишь по истечении положенного срока, когда над Лесом опустится ночь, малые планетолеты доставят беженцев в родные джунгли.

– Говоря по-простому, перепады ускорений продлятся еще часа два, – резюмировал Максим. – Такими темпами мы вместо пассажиров доставим «груз двести». Причем хорошо остывший. Пошли.

На каждого человека приходилось в среднем по шесть с четвертью голованов, так что пришлось попотеть в самом прямом смысле. Максим заходил в каюту, где выли, катались по полу и царапали когтями неподдающийся пластик ополоумевшие от непривычных нагрузок киноиды. Опрокинув на спину первого попавшегося пассажира спецрейса, он, придерживая руками за уши и придавив коленом брюхо, налаживал психоконтакт. Тем временем напарник отшвыривал других голованов, которые, невзирая на сильнейшее недомогание, пытались защитить собрата от посягательств землянина. Следующего голована врачевал уже напарник, а Максим прикрывал ему спину и заодно пытался немного перевести дух.

Впрочем, после исцеления третьего или четвертого обитателя каюты киноиды смекнули, что люди вовсе не желают им зла. Точно по приказу вожака, голованы внезапно прекратили бесноваться и лишь тихонько поскуливали, ожидая своей очереди.

– Вроде бы всех подремонтировали, – сказал наконец Максим. – Полежу часок.

У себя в каюте он вытянулся на койке, заблокировав нервные узлы, рассылающие сигналы усталости и боли. Железы секреции послушно заработали, впрыскивая в кровь ударные дозы гормонального коктейля. Организм стремительно восстанавливался, возвращаясь к нормальному режиму. Жировые клетки растворялись, насыщая органы энергией. Обломки разрушенных молекул соединялись в иных сочетаниях, превращаясь в вещества, остро необходимые изрядно вымотанному телу.

В разгар этого физиологического развлечения дверная мембрана разорвалась на короткий миг, впустив голована. Судя по ширине грудной клетки, равно как по высоте холки и редкой проседи, киноид был матерым самцом. В смысле, мужиком. Наверняка повелевал огромным гаремом и обзавелся многочисленным потомством, но года через два кто-нибудь из первенцев, оттаскав папашу на поединке, отберет самых сочных молоденьких жен. И останутся старику лишь одряхлевшие бабки, да почетное право подавать мудрый совет в трудную минуту.

– Это случится не так скоро, как ты думаешь, – оскалился голован и сел на задние лапы. – Меня зовут Крруч-Дрит-Шшом.

– Приветствую тебя, Крруч, – сказал Максим, торопливо натягивая шлем, экранирующий менто-импульсы. – Раз ты видишь мои мысли – полагаю, знаешь и мое имя.

– Знаю, – подтвердил Крруч-Дрит. – Почему вы это сделали?

Кажется, голован был настроен на серьезный разговор. Будь это формальное выражение благодарности за оказанную помощь, он бы говорил высокопарно и цветисто, как то: «Народ голованов милостиво принимает бесполезные знаки заботы и готов простить неразумный народ Земли за грубое нарушение покоя нашего и вторжение без спроса в жилища наши…»

Максим шевельнул плечами, разминая затекшие связки. Откликнувшись на его движение, койка предупредительно трансформировалась в кресло. Человек нажал кнопку, послав сигнал тому, кто ждал его команды в соседней каюте. Можно было начинать, но Максим тянул время – следовало правильно выбрать тональность, чтобы собеседник не замкнулся вдруг на полуслове.

– Вам было плохо – мы помогли, – сказал он наконец. – Разве вы не поступили бы также?

Разумеется, они оба прекрасно знали, что голованы ни разу не приходили на помощь терпящим бедствие людям. Может быть не нападали без особых причин, однако никогда не помогали, если им не светила прямая выгода. Земляне слишком избаловали киноидов своим альтруизмом, потакая капризам четвероногих сапиенсов, но не было известно ни единого случая, чтобы голованы ответили бескорыстием или хотя бы благодарностью. Радиация подарила им интеллект, но молодая раса не успела подняться до этических высот и полагала Вселенную in corpore своим должником. Кажется, голованы попросту презирали всех братьев по разуму…