У сопки Стерегущей Рыси - Валеева Майя Диасовна - Страница 15

— У-у, выродок, пошёл вон! — крикнул дворник и замахнулся на Сэма метлой.

Отскочив, Сэм обиженно залаял на него.

— Пошёл, пошёл отсюда! — ругался дворник, наступая на Сэма.

Тогда бульдог с рычанием прыгнул на дворника и выбил метлу из его рук.

— Сэм, нельзя! — крикнул хозяин.

— Я на вашу собаку буду жаловаться, — ругался дворник, но хозяин и Сэм уже не обращали на него внимания.

Сэм поймал взгляд хозяина и спросил его, дыша открытой пастью: «Ну что?»

— Нехорошо! — Хозяин погрозил ему пальцем.

Низкое утреннее солнце отражалось в мокром, только что политом асфальте.

Город тонул в голубой, обещающей жару дымке. Улица заросла высокими тополями, и в их листве чирикали и ссорились воробьи. Хозяин и Сэм пришли в большой старый парк. Вот уже три года, с тех пор, как появился Сэм, они часто гуляли здесь. Правда, зимой приходили сюда редко, только в тихие тёплые дни. Зимой Сэм сильно замерзал и довольствовался быстрыми пробежками по своему двору. К тому же тёмными и холодными зимними утрами ему больше всего хотелось спать, уткнувшись носом в угол своего дивана, и, когда хозяева включали свет, он недовольно щурился и отворачивался.

А летом всё было иначе. Лето и приходило для того, чтобы бегать по высокой траве, валяться в песке на речном берегу, есть ягоды и яблоки, которые Сэм очень любил.

В кронах деревьев прятался тёплый ветер, и по жёлтой тропинке беспорядочно прыгали солнечные блики. Сэм мчался вперёд, разгоняясь, как тяжёлый шар, и ему было трудно остановиться. Он очень любил, когда хозяин бросал палку далеко вниз, с крутого склона оврага, и тогда катился вслед за ней, ломая кусты и сухие ветки.

Они спустились к реке. Мягкий тёплый песок всегда нравился Сэму. Не чувствуя под собой твёрдой опоры, Сэм неистово замолотил по песку лапами.

— Эй, коротышка, догоняй! — крикнул хозяин и побежал вдоль берега.

«А-ах, а-ах, а-ах!» — завизжал Сэм и, вырвавшись из зыбких объятий песка, мигом догнал хозяина и стал кусать его за ботинки.

Потом они встретили знакомого колли Криса. Сэм его не любил, потому что не мог забыть, как Крис больно укусил его когда-то в детстве. Теперь же Сэм давно вырос и считал возможным отомстить Крису. В нём Сэму было противно всё: и узкая лисья морда с длинными острыми клыками, и маленькие жёлтые глаза, и вихляющая походка, и даже голос — звонкий и плаксивый. Как-то раз, неудачно ударив мордой Криса в шею, Сэм почувствовал, какая она у него тоненькая, хотя и казалась мощной и гордой, спрятанная под роскошной рыже-белой гривой. После этого Сэм стал презирать Криса, а заодно и всех лохматых собак. Ясно, что под густой шерстью они прятали свои тонкие шеи и узкие тела. То, что Сэм со своим ростом мог спокойно пройти под животом Криса, ничуть его не смущало. Он не знал чувства страха.

Крис подошёл к Сэму с нагло сморщенной мордой, помахивая хвостом, как помелом. От его взгляда, брошенного сверху вниз, у Сэма стали наливаться кровью глаза, и он почувствовал болезненное напряжение в челюстях. Ему захотелось вцепиться в эту лисью морду и разжевать её зубами.

— Ваш Сэм совсем взрослый стал, — усмехнулся хозяин Криса. — Скоро, пожалуй, начнёт испытывать на Крисе свои челюсти.

— Да, вроде должна бы к трём годам появиться мёртвая хватка. По крайней мере, когда я его брал в клубе, мне так сказали. Сэм, перестань ругаться, пошли!

Напряжение в челюстях не спадало, и на скулах Сэма застыли жёсткие шарики мышц. Он заскулил и неохотно отвернулся от Криса.

Обратно домой Сэм шёл злой. Ему хотелось выместить своё раздражение на ком-нибудь, и он бросал по-сторонам насторожённые взгляды. Хорошо зная все привычки Сэма, хозяин взял его на поводок и уже не спускал до самого дома.

Дома вкусно пахло жареной колбасой. Сэм тут же очутился на кухне и, вскочив на табуретку, вперил жадный умоляющий взгляд в круглую сковородку, на которой шипели кусочки колбасы. Он так долго смотрел на неё, что по углам его рта тонкими нитями повисли слюни. Сэм знал, что у хозяина просить что-либо бесполезно, и направил свой страдальческий взгляд на хозяйку. Хозяйка украдкой дала ему кусочек, Сэм отвернулся и незаметно проглотил колбасу. Покосился круглым сливовым глазом на хозяина. На этот раз всё спокойно, и, значит, есть надежда получить ещё…

Хозяева начали собираться, забегали из комнаты в комнату, и у Сэма пропал аппетит. Он не любил оставаться один. Сэм понуро вышел в прихожую.

Он знал, что хозяева торопятся на работу. Он очень не любил слово «работа». Работа означала для него ожидание. Ожидание шагов за дверью и скрипа ключа в замке. Иногда, уставая ждать хозяев, Сэм устраивал в квартире маленький погром, раскидывая по комнате всё, что только было возможно. Особенно нравилось Сэму залезать на кухонный стол и скидывать оттуда чашки с недопитым чаем. Они с треском бились об пол и раскалывались, а Сэм смотрел на них сверху и радостно лаял, ворочая своим неподвижным и закрученным, как у поросёнка, хвостиком. Правда, после этого хозяйка всегда ругалась, и Сэм чувствовал себя ужасно виноватым. Вообще же, в момент расправы он старался держаться поближе к хозяину. А если Сэму не хотелось хулиганить, он спал в кресле хозяина до самого вечера.

— Ну, не скучай, Сэм. Мы на работу. На работу. — Хозяйка погладила его по голове.

— Пока, Сэм! — сказал хозяин, и они вышли из квартиры.

Насторожив большие стоячие уши, Сэм внимательно дослушал шелест их шагов по лестнице и, когда за ними хлопнула входная дверь, поплёлся в комнату. Вспомнил, что на столе осталась колбаса. Но одному есть было скучно. Он прыгнул в кресло и, кряхтя, устроился в нём поудобнее.

Стоило Сэму закрыть глаза, как он громко захрапел. Он и сам знал, что храпеть — это плохо. Ведь хозяин по ночам обычно кричал ему из другой комнаты: «Сэм, не храпи!»

Тогда Сэм просыпался, вздыхая, и засыпал снова. Не храпеть Сэм не мог. Так уж устроен бульдожий нос.

Ему снилось, как они с хозяином бежали по лесу и вдруг он потерял хозяина из виду. Остановился, жадно прислушиваясь. Какие-то непонятные скрежещущие звуки насторожили его. Он бросился на звук с рычанием и проснулся. В дверь позвонили.

Кто-то открывал замок. За дверью были люди, но не хозяева. Сэм понял это по тому, как осторожно и неуверенно поворачивался в замке ключ. Сэм чуть привстал на кресле, и лапы его мелко дрожали.

Когда дверь открылась и Сэм почувствовал в квартире людей, он спрыгнул с кресла и, цокая когтями об пол, побежал в прихожую. Чужой запах ударил в нос, и Сэм захлебнулся в яростном рыке, прыгнул тугим мускулистым комком на человека и укусил его руку. Он ощутил привкус крови.

— A-а, здесь собака!

— Сейчас мы её уберём…

Их было двое. Сэм снова прыгнул, увернувшись от удара, и схватил руку выше кисти. Но его зубы скользнули по плотной материи. В прихожей было тесно, и Сэм чувствовал себя скованным в этом замкнутом пространстве. Ослепнув от бешенства и не почувствовав сильного удара в бок, Сэм бросился на обоих сразу, уже не разбирая, на кого из вошедших он прыгает. Жёсткая и плотная мешковина забила его пасть, обволокла всё тело. Рыча и задыхаясь, он забился, как пойманный зверь, пытаясь прокусить и разорвать ткань. Он почувствовал, как его подняли на руки.

— Ну и тяжёлый, сволочь!

Страха не было. Сэм хрипел от ярости и своего бессилия. И вдруг на мгновение завис в воздухе и полетел вниз.

Сэма выбросили со второго этажа. Ломая кусты, тяжёлый куль ударился о землю. Инстинктивно Сэму удалось с кошачьей гибкостью перевернуться в воздухе, и он упал на лапы. Мешковина развернулась и освободила его. От боли почернело в глазах. Что-то случилось с его задними лапами. Сэм не чувствовал их, всё поглотила острая боль. Он поднял голову и сквозь траву и цветы увидел чёрный проём раскрытой двери подъезда. Сэм рванулся вперёд всем телом и, заскулив от боли, пополз на передних лапах. Он скулил всё тише и тише и только дышал хрипло, с надрывом, захлёбываясь слюной. Запах земли остро щекотал нос. Прохладная и сырая, она приятно холодила горячее тело Сэма. Он подполз к самому штакетнику. В нём было выломано два бруска. Сэм с трудом протиснулся в проём и оказался под скамейкой. Он замер, уронив голову и дыша раскрытой пастью в пыльный, засыпанный вонючими окурками асфальт. И только налитые кровью глаза непрерывно глядели на раскрытую дверь подъезда.