Золото Империи - Глушков Владислав - Страница 4

– Нет, мил человек, не уговаривай меня, – остановил староста Петра Ильича, – в деревне я вам остаться не дам, но помочь, помогу. Дам я вам провожатого. Здесь недалеко в тайге, озеро есть, глухое озеро, так вот на том озере когда-то скит монашеский существовал. Давно это было. Скит этот старой, истинной веры был, да поумирали монахи уже почитай годков сорок – сорок пять там ни кто не живёт. Идите туда, постройки обносите, что разрушилось, восстановите, и основывайте новый скит, только два условия.

– Какие?

– Сани, те, что золотом гружёные, – при этих словах Гуревич аж поперхнулся, – составьте на середине озера, так, что бы все они по весне, как лёд таять будет под воду и ушли.

– Откуда тебе про золото ведомо?

– Погоди, я ещё не всё сказал. Так вот, это первое условие. Озеро там глубокое, и весь соблазн будет там навечно захоронен. А второе условие, все вы должны в веру истинную обратиться, лицом к Господу Богу нашему повернуться. Негоже русскому человеку по законам Константинопольским жить.

– С первым условием твоим я конечно согласен, единственное, скажи, какова глубина там? Но вот по второму вопросу, не мне решение принимать, здесь каждый сам для себя должен решить, обращаться ему в веру старого обряда, либо оставаться в своей.

– Озеро там очень глубокое, саженей шестьдесят будет, а то и более.

– Да, а откуда ты узнал, что золото везём, про это и казаки не знают, да и офицеры не все.

– Мы в тайге живём, а она наблюдательности учит. Сани не разгружали, это раз, Опять же караульного возле них держите, да не одного, это два. Третье, сам сказывал, что вас в тайгу укрыться отправили до поры до времени, а что спрашивается укрывать, коль людей ты потерял в боях больше двух третей, вот и выходит, что укрывать надобно золото. Да ты не переживай Пётр Ильич, это ведь только я всё знал, и сопоставил. Селянам то не ведомо. Но вот для того, что бы и было навсегда неведомо, я тебе условие первое и поставил. Много золота, большой соблазн, а нам они не нужны. А что касается веры, так тоже правильно говоришь, каждый сам для себя решить должен, и здесь не прикажешь, как совесть кому подскажет, так и будет. Только вот тем. Кто не примет веры, придётся дальше самим прибежища искать. А это трудно в тайге, да ещё и зимой.

– Я понял тебя, Прохор Лукич, я поговорю с людьми.

– Поговори, да не тяни, завтра пурга закончится и Вам в дорогу придётся выступать.

Этим же вечером полковник Гуревич собрал всех своих людей в самом просторном доме, из тех, что им выделили на постой. Он внимательно вглядывался в лица казаков и офицеров, пытаясь понять, кто из них может не согласиться на условия, поставленные деревенским старостой, кто решится ради веры уйти один в тайгу. Ты не мог ответить сам себе на эти вопросы, а ещё он точно такой же вопрос задавал себе, и тоже не мог найти ответ. С одной стороны была вера, а с другой приказ, который он должен был выполнить любой ценой. И он принял для себя компромиссное решение.

«В конце, концов, на нас лежит ответственность за возрождение России, той настоящей самодержавной, и это самое главное, – думал полковник, – а каким путём мы достигнем этой цели, какая разница. Ведь не басурманскую веру предлагают принять, к своей, старорусской вернуться.

Совсем мало людей осталось, – оглядел он ещё раз всех собравшихся, – только каждый третий дожил до сегодняшнего дня, остальные так и остались лежать в заснеженной тайге, какое решение примут? И приказывать здесь я им не в праве».

Казаки молчали, кто сидел на лавках, кто стоял, не хватило мест, Тишину нарушали только шаги полковника по комнате. Наконец он остановился, ещё раз внимательно оглядел присутствующих.

– Господа офицеры, господа казаки, братья. Собрал я вас по очень важному делу. Делу, в котором я не могу вам приказать, здесь решение каждый из вас должен принять самостоятельно, и я надеюсь. Что вы примете правильное решение. Вы знаете, что селяне отказались нас принять, да мы и сами не остались бы здесь, слишком прост путь к этой деревне, а наши преследователи вряд ли успокоились. Они перестанут искать нас, лишь тогда, когда поймут наверняка, что наш след потерян. Так вот, деревенский староста, вызвался нам помочь, он обещает проводить нас в заброшенный старообрядческий скит. Он затерян в тайге и дорог к нему нет. Он предлагает нам восстановить его и поселиться там монашеской общиной, но при одном условии. Его условие заключается в том, что все мы должны вернуться к вере старого обряда.

Казаки зашумели, начали живо переговариваться, офицеры наоборот, сидели, молча обдумывая.

– Не шумите, господа, у каждого из нас есть выбор, это либо согласиться с условиями старосты, либо уйти в тайгу. Вот теперь и решайте, что выбрать. Либо до конца выполнить приказ и спрятать доверенный нам груз, либо пропасть зимой в тайге. Я не прошу у вас сиюминутного решения, но до утра каждый из вас должен его принять. Как только метель утихнет, мы должны будем покинуть деревню, и либо мы идём в скит, либо… – Заканчивать фразу он не стал, всё и так было понятно. – Всё, господа казаки, я вас не задерживаю, но завтра поутру жду решения. Господа офицеры, прошу задержаться.

Казаки разошлись, обсуждая между собой последнюю новость, а офицеры остались сидеть в задумчивости.

– Что скажете господа офицеры?

– Разрешите, господин полковник? – Первым нарушил молчание есаул Вахрушев.

– Да, Николай Александрович, говори.

– Я так думаю, господа, что коль поручена нам такое дело, то должны мы свой долг выполнить до конца. В конце концов, эта вера, правильно сказал Пётр Ильич, не басурманская, прадеды наши в неё крещены, не будет великим грехом и нам с вами к ней вернуться. Посмотрите, сколько нас осталось, хорошо ежели треть наберётся от того состава, которым уходили в тайгу. А разделись мы сейчас, кто будет обоз охранять? Вот я и говорю, некому. Поэтому моё решение, принять условие старосты, и казаков своих на это настраивать буду. Такое моё слово.

– Правильно говоришь, Николай Александрович, – поддержал Вахрушева ротмистр Лошицкий. Всегда щеголеватый офицер кавалерийский офицер, прошедший Германскую в разведке и волею судеб попавший в штаб армии. Он даже на марше и в этом трудном походе всегда старался следить за своим безупречным видом. А сейчас после недолгого отдыха тем более преобразился, аккуратно подстриженные усики, на гладко выбритом лице немного топорщились, а в задумчивом взгляде читался незаурядный ум. – Долг, прежде всего, коль распорядился так Бог, значит не нам вами менять его решения.

– Спасибо, Юрий Карлович, за поддержку, – поблагодарил полковник. – Что остальные думают?

Мнение остальных офицеров, в общем-то, совпадало с мнениями Вахрушева и Лошицкого. На том и порешили, коль так судьба распорядилась так тому и быть. Разошлись не очень скоро, было ещё, о чём поговорить, правда, казачьи офицеры ушли пораньше, надо было обсудить всё со станичниками.

К утру метель действительно успокоилась, небо выяснилось, показались звёзды, и полная луна, а утро встретило крепким морозом и ярким солнцем, глубина и голубизна неба поражали. Пётр Ильич вышел на крыльцо дома, староста стоял возле порога, то ли не решаясь побеспокоить, что на него, хозяина в здешних местах похоже не было, то ли просто от того, что только подошёл.

– Утро доброе, Прохор Лукич, Ты был прав, метель к утру действительно затихла. Как ты знал об этом?

– Наши предки давно живут в этих местах, и они учили нас, так же как и мы учим своих детей. Это вам в городах ваших ничего не ведомо, а нам сама природа говорит, что да как. Но это к делу не относится. Что вы решили?

– Мы согласны на твои условия, что нам надобно сделать?

– Вот и правильно. В первую очередь прийти всем в церковь и принять крещение.

– Да мы ведь крещёные, отец.

– Не перебивай, новое крещение по нашим, древним обычаям, а потом я дам человека, который проводит вас до скита, там и остановитесь. Ваша задача возродить скит, да только помните, кто веру душой не примет, тому нежить. Недуги изведут, тех же, кто с открытым сердцем придёт на крещение, скит оберегать будет. И про груз свой не забудь. Вот такой мой сказ. Служба начинается через полчаса. Торопитесь.