Сцены из жизни богемы - Мюрже Анри - Страница 37

Они уже много лет шагали вместе по одной и той же жизненной стезе и подчас невольно оказывались соперниками, и все же неизменно шли рука об руку, они пренебрегали личным самолюбием всякий раз, как делались попытки посеять между ними рознь. Впрочем, они не переоценивали друг друга. А гордость, это лучшее противоядие от зависти, спасала их от профессиональной мелочности.

И все же через полгода богемцев, живших так дружно, вдруг постигла эпидемия разводов.

Пример подал Шонар. В один прекрасный день он обнаружил, что у Феми Красильщицы одно колено по форме хуже другого. В вопросах эстетики он был непреклонным пуристом, а потому немедленно прогнал девушку, на память он вручил ей ту самую трость, с помощью которой так часто делал ей внушения. Сам же он переселился к родственнику, — тот предложил ему даровой кров.

Не прошло и двух недель — Мими покинула Родольфа, ей захотелось разъезжать в каретах юного виконта Поля, бывшего ученика Барбемюша, вдобавок молодой человек посулил ей платье солнечно-золотистых тонов.

Вслед за Мими сбежала Мюзетта, она с триумфом вернулась в изысканно-галантную среду, которую покинула ради Марселя.

Расстались они без ссоры, без сцен, без долгих раздумий. Любовь их разгорелась из прихоти, и прихоть расторгла эту связь.

Как— то в дни карнавала Мюзетта отправилась с Марселем на маскарад в Оперу, и ее визави в контрдансе оказался молодой человек, который когда-то ухаживал за ней. Они узнали друг друга и во время танца обменялись двумя-тремя фразами. Мюзетта сообщила молодому человеку кое-что о своей теперешней жизни и, быть может, непроизвольно высказала сожаление о прошлом. Как бы то ни было, по окончании кадрили Мюзетта ошиблась: вместо того чтобы протянуть руку Марселю, который был ее кавалером, она взяла за руку своего визави, тот увлек ее за собой, и они скрылись в толпе.

Встревоженный Марсель стал ее разыскивать. Час спустя он увидел, что девушка идет под руку с незнакомцем, она выходила, весело напевая, из кафе, помещавшегося в здании Оперы. При виде Марселя, который стоял в углу скрестив руки, Мюзетта помахала ему на прощанье и бросила: «Скоро вернусь!»

«Другим словами: не жди меня», — сразу же сообразил Марсель.

Он от природы был ревнив, но вместе с тем рассудителен и хорошо знал Мюзетту. Поэтому он не стал ее ждать, он вернулся домой, на сердце у него было тяжело, зато легко в желудке. Он поискал в буфете — нет ли чего поесть, там оказался окаменевший кусок хлеба и скелет копченой селедки.

«Я не могу соревноваться с тем, кто ее угощает трюфелями, — подумал он. — Во всяком случае, Мюзетта сегодня хоть поужинает».

Он сделал вид, будто хочет высморкаться, вытер носовым платком глаза и лег спать.

Два дня спустя Мюзетта проснулась в будуаре, обтянутом розовым атласом. У подъезда ее ждала голубая карета, а феи из царства моды, созванные отовсюду, принесли к ее ногам свои сказочные изделия. Мюзетта была восхитительна в этом изящном обрамлении, девушка казалась еще более юной и свежей. Она вернулась к прежнему образу жизни, вновь стала участницей всех ужинов и празднеств и обрела былую известность. Всюду только о ней и говорили — вплоть до кулуаров биржи и буфета парламента. Ее новый любовник, господин Алексис, был очаровательный молодой человек. Случалось, что он упрекал Мюзетту в легкомыслии и сетовал, что она слишком рассеянно выслушивает его любовные признания, тогда Мюзетта, заливаясь смехом, хлопала его по руке и говорила:

— Что же вы хотите, друг мой? Я провела полгода с человеком, который кормил меня одним салатом да постным супом, одевал меня в ситцевые платья и водил только в Одеон, — он не мог похвастаться богатством. Я была без ума от этого чудовища, а любовь — вещь дешевая, поэтому мы расходовали ее не задумываясь.

У меня остались только крохи. Подбирайте их — я вам не мешаю. К тому же я и не думала вас обманывать, и не будь ленты столь дороги, я так и не рассталась бы с моим художником. А что касается сердца, то с тех пор, как на мне корсет, стоящий восемьдесят франков, я почти не слышу, как оно бьется. Я даже боюсь — уж не оставила ли я его где-нибудь у Марселя.

Исчезновение трех богемных пар вызвало бурное ликование в доме, где они жили. На радостях хозяин закатил обед, а жильцы зажгли в окнах плошки.

Родольф и Марсель поселились вместе, у каждого из них появился новый кумир, имени которого они в точности не знали. Случалось, один из них заговаривал о Мюзетте, другой — о Мими, тогда беседа затягивалась до поздней ночи. Они вспоминали прежнюю жизнь, песенки Мюзетты, песенки Мими, вспоминали бессонные ночи, и утренние часы, полные неги, и обеды, приготовленные в мечтах. В этом дуэте воспоминаний один за другим звучали минувшие часы, а кончалось обычно признанием, что они все же счастливы — они вместе, им приятно сидеть так, положив ноги на каминную решетку, помешивать декабрьским вечером пылающие дрова, покуривать трубку бок о бок с другом, которому можно поведать все, о чем думалось в одиночестве, — а именно что они горячо любили эти создания, унесшие с собою частицу их юности, и, пожалуй, и сейчас еще любят их.

Как— то вечером, на бульваре, в нескольких шагах от Марселя, из экипажа вышла молодая дама, из-под платья которой выглянула изящная ножка в белом чулке, даже кучер залюбовался ею, словно самыми завидными «чаевыми».

«Что за ножка! — подумал Марсель. — Так и хочется предложить руку ее обладательнице! Но как подступиться? Придумал! Предлог, кажется, не избитый».

— Простите, сударыня, — сказал он, подходя к незнакомке и все еще не видя ее лица, — вам не попадался мой носовой платок?

— Как же, сударь. Вот он, — ответила молодая женщина, протягивая Марселю платок, который она держала в руке.

Художник совсем растерялся от изумления.

Его вернул к действительности взрыв смеха, раздавшийся под самым его носом. При звуке этой веселой фанфары он сразу узнал свою прежнюю любовь.

То была мадемуазель Мюзетта.

— Вот как! Господин Марсель в поисках приключений! Как тебе нравится твоя новая жертва? Согласись, что ей нельзя отказать в жизнерадостности.

— Жертва недурна, — ответил Марсель.

— Куда это ты так поздно? — Мюзетта.

— Вот в эти хоромы, — ответил художник, показывая на небольшой театр, куда у него был постоянный пропуск.

— Из любви к искусству?

— Нет, из любви к искусительнице. — «Кажется, вышел каламбур, — подумал Марсель, — продам его Коллину, он коллекционирует».

— Что это за искусительница? — И глаза Мюзетты стали метать вопросительные знаки.

Марсель продолжил свою сомнительную шутку.

— Это химера, я гоняюсь за нею, а она здесь на ролях инженю.

И он теребил рукою воображаемое жабо.

— Как вы сегодня остроумны! — заметила Мюзетта.

— А вы как любопытны! — ответил Марсель.

— Говорите потише, все слышат, еще, пожалуй, примут нас за повздоривших влюбленных.

— Что ж, это будет не первая наша ссора, — сказал Марсель.

Мюзетта сочла его слова за вызов и поспешила ответить:

— И, может быть, не последняя?

Намек был ясен, он просвистел в ушах Марселя как пуля.

— Светочи небесные! — воскликнул он, обратив взор к звездам. — Будьте свидетели: не я выстрелил первый. Скорее броню!

Тут разгорелась жаркая перепалка. Их неудержимо повлекло друг к другу, и они уже готовы были приступить к мирным переговорам — оставалось только найти благовидный предлог.

Они шли рядом, Мюзетта посматривала на Марселя, а Марсель поглядывал на Мюзетту. Оба молчали, но их глаза, полномочные представители сердец, то и дело встречались. После десятиминутных переговоров конференция взоров пришла к мирному разрешению конфликта. Оставалось лишь ратифицировать соглашение.

Вновь завязалась беседа.

— Ну, скажи по совести, куда ты сейчас шел? — спросила Мюзетта.

— Я уже сказал. Шел к искусительнице.

— Она красивая?

— Улыбки стайками слетают с ее губ.

— Это мне знакомо, — проронила Мюзетта.