Пират королевы Елизаветы - Мюллер В. К. - Страница 11

Через несколько дней их собралось около нас видимо-невидимо. Из толпы выделились два посланца их царька, которые жестами давали нам понять, что сам царь, hioh, должен скоро прийти. При этом они что-то долго, не менее получаса, говорили: один словно подсказывал другому тихим голосом, тот повторял то же самое громко. Из жестов их можно было понять, что они просят нашего генерала послать что-нибудь их царю в знак того, что он будет встречен нами с миром. И, когда просьба их была удовлетворена, они, радостные, поспешили к своему hioh, a вскоре тот показался и сам, окруженный свитой телохранителей, красивых и статных людей воинственного вида.

Впереди всех шел человек со скипетром в руках, сделанным из какого-то черного дерева. На скипетре висели два венка, один — больше, другой — меньше, с тремя длинными цепочками и мешком с травой Tabah. Цепочки сделаны были, по-видимому, из кости, прекрасно отполированной. Количество мелких крохотных звеньев в цепи было, можно сказать, бесконечно. Только избранные, немногие имеют право носить такие цепочки, но и для них количество цепочек ограничено: у кого — десятью, у кого — двенадцатью, так что, чем больше цепочек, тем почтеннее данное лицо.

За человеком, несшим скипетр, шел сам царь; на спине его был плащ из кроличьих шкурок, доходивший до пояса; на телохранителях были такие же плащи, но из другого меха. На голове их были перья и пух, растущий здесь на одной траве, напоминающей наш латук. Эта трава священна, семена ее употребляются только при жертвоприношениях, и пух имеют право носить только приближенные царя. Позади шли простые люди, нагишом, с длинными волосами, собранными сзади в пучок, с воткнутыми перьями.

У всех лица были раскрашены в белый, черный или другие цвета; каждый нес в руках что-нибудь в подарок. Сзади всех шли женщины и дети; у каждой — по корзинке с травой Tabah или с названным выше пухом, или с жареными рыбками. Эти корзины были украшены раковинами жемчужницы.

Между тем генерал, предусмотрительно желая быть готовым к худшему, собрал вокруг себя весь свой экипаж. Все мы стояли, имея самый воинственный вид и готовые каждое мгновение к самозащите. Но туземцы остановились в некотором отдалении, приветствовали нас, храня полное молчание. И затем опять повторилась, как и прежде, церемония речей. Потом скипетроносец начал песню и в такт ее стал приплясывать. К нему присоединились царь, его телохранители и все прочие; женщины тоже плясали, но молча. При виде такой невинной картины генерал распорядился допустить всех внутрь нашего укрепления, где пение и пляски продолжались, пока все не устали.

Затем все попросили нашего генерала сесть, и царь обратился к нему с просьбой или, если только мы правильно его поняли, с мольбой принять всю его страну под свою руку, стать их царем и покровителем. Что такова была его подлинная мысль, мы нашли подтверждение в том, что царь возложил на его голову венок со всеми цепочками и назвал при этом имя hioh. Генерал не счел удобным отказываться от предложения, потому что не хотел вызывать в туземцах недоверие или неприязнь, а с другой стороны, он думал, что эта земля сможет в будущем принести большую честь и выгоду родине.

Поэтому от имени королевы он взял в свои руки скипетр и венок, а вместе с ними — и власть над всей страной, назвав ее Альбионом, на что были две причины: во-первых, белый цвет прибрежных скал, а во-вторых, желание связать новую страну с нашей родиной, которая некогда так называлась.

Когда церемония принятия страны под новую власть была закончена, туземцы обоего пола, оставив своего царька и его телохранителей с нашим генералом, разбрелись среди наших матросов и внимательно разглядывали каждого. Выбрав кого-нибудь себе по вкусу (обычно это были самые молодые), они его окружали и начинали свои жертвоприношения: плакали, стонали, кричали и раздирали себе ногтями кожу на лице до крови; и это не одни женщины, а и старики, которые неистовствовали не меньше женщин. Поустав и поуспокоившись, они стали нам жаловаться на свои горести и болезни: показывали, свои застарелые и свежие раны, язвы, показывали где болит и т. п.; жалобно просили у нас помощи и исцеления, давая знаками понять, что стоит нам только дунуть или прикоснуться к больным местам, чтобы они стали здоровы. Их жалобы не могли не тронуть нас, и мы делали все, что было в наших силах: прикладывали примочки и пластыри, мазали мазями, стараясь угадать природу их болезни. От времени до времени они и потом приходили в теми же просьбами.

Редкий день они не появлялись у нас и обычно каждый третий день возобновляли свои жертвоприношения, пока не заметили, что вызывают в нас ими не удовольствие, а обратное чувство. За этими частыми посещениями они иногда забывали запастись провизией для самих себя. В таком случае наш генерал давал им из наших запасов тюленьего мяса и рыбы.

По природе это люди смирные и привязчивые, без всякого коварства. Их луки и стрелы — единственное их оружие и почти все богатство. Они владеют им искусно, но большого вреда не причиняют: стрела летит недалеко и без большой силы, скорее — как игрушка для детей, чем смертоносное оружие. А между тем они люди такие сильные, что один легко взваливает себе на спину тяжесть, которая потребовала бы двух или трех наших мужчин, и идут себе с ней с добрую милю, с холма на холм, и не передохнут. Они могут быстро и долго бежать и так привыкли к этому, что почти всегда бегут и редко ходят. Мы с изумлением наблюдали, с какой ловкостью, почти без промаха, ловят они рыбу, если она подплывает к берегу на расстояние не дальше человеческого тела.

Мы видели громадные стада очень больших и жирных оленей и еще больше кроликов какой-то странной породы: своей маленькой головой и телом они напоминают нашего кролика, но хвост у них необыкновенно длинен, как у крысы; лапками они напоминают крота; с обеих сторон у них по защечному мешку, куда они прячут пищу, когда напитаются досыта. Туземцы питаются их мясом и очень ценят их шкурки.

Перед отправлением из этой страны генерал велел воздвигнуть памятник нашего пребывания в ней и прав на нее нашей королевы. На медной дощечке, прибитой к крепкому столбу, вырезаны имя Елизаветы, даты нашего прибытия и добровольного подчинения народа новому властителю. Ниже в нарочно вырезанную дыру вставили изображение и герб королевы на шестипенсовой серебряной монетке; под этим — имя нашего генерала.

Когда приблизился срок нашего отъезда и молва об этом разнеслась кругом, мы могли видеть искреннее горе, в которое повергло этих людей неожиданное известие. Внезапно исчез их веселый и счастливый вид, оживленная речь и подвижность заменились вздохами, жалобными стонами, горькими слезами, ломанием рук и самоистязанием; всячески выражали они нам свою скорбь; знаками старались дать нам понять, чтобы мы снова посетили их.

Мы и не заметили, как они приготовили свое жертвоприношение и подожгли костер, на который были брошены одна из их цепочек и пучок перьев. Мы всеми силами старались удержать их, но не успели. Тогда мы начали молиться и петь псалмы и этим так отвлекли их внимание, что они позабыли о своих жертвах, дали огню загаснуть и, подражая всем нашим движениям, старались так же, как мы, поднимать кверху глаза и руки.

23 июля состоялся наш горестный для них отъезд. Они взобрались на вершину самого высокого из холмов и оттуда следили за нами, жгли костры и, вероятно, совершали свои жертвоприношения.

IV. ДОМОЙ ЧЕРЕЗ ИНДИЙСКИЙ ОКЕАН

Куда было теперь направить путь? Солнце от нас уже удалилось, дул суровый норд-вест, и мы потеряли последнюю надежду найти проход в Атлантику. Времени нечего было терять, и генерал, посоветовавшись с экипажем, принял решение идти прямо к Молуккским островам10. Целых 68 дней не видели мы ничего, кроме неба и моря, и только 30 сентября показались вдали какие-то островки. Как только мы подошли к одному из них, нас тотчас же окружила масса челноков, в которых сидело от четырех до пятнадцати человек. Они везли с собой кокосовые орехи, рыбу, картофель, какие-то фрукты. Уши у этих людей оттянуты книзу благодаря тяжелым украшениям. Ногти у некоторых отращены на целый дюйм, зубы черны, как смоль; они достигают этого при помощи какой-то травы, которую жуют и имеют постоянно при себе. Они подплыли к кораблю, который продвигался очень медленно благодаря слабому ветру, и начали торговлю с нами, сначала очень добросовестно предлагая одно в обмен на другое; в то же время они знаками просили нас подплыть ближе к берегу. Потом мы убедились, что это было желание заманить нас, чтобы тем легче захватить нас, как ценную добычу. Мы поняли, что это за птицы, когда они, заполучив что-нибудь в свои руки, ни за что не хотели с этой вещью расстаться и в то же время ничего не хотели в обмен за нее дать. Когда мы их от себя прогнали, не желая иметь с ними никакого дела, они стали бросать в нас каменьями, которых имели порядочный запас в челноках. Наш генерал не хотел платить им той же монетой, но для острастки приказал дать холостой выстрел. Это возымело надлежащее действие: все они попрыгали мгновенно в воду и, нырнув под челноки, остановили их своим телом, чтобы их не отнесло в сторону. И когда корабль был на порядочном расстоянии, они потихоньку влезли обратно и изо всех сил поспешили к берегу. Мы назвали этот остров Воровским.