Здесь вам не причинят никакого вреда - Жвалевский Андрей Валентинович - Страница 41

Чтобы тут же ее поднять. На сей раз из городского управления звонил бывший однокурсник О. – лейтенант Р.

– Привет, – сказал он, – у тебя твои все на месте?

– Только наряд, остальные на маневрах.

– Далеко?

– День езды на велосипеде.

– Хорошо тебе. А есть у вас такая – курсант Мари?

– Нет. То есть есть. У нас такая есть, но сейчас ее нет. В увольнении.

– Так я и думал. Ну, пока. Извини, что побеспокоил.

– А чего звонил-то?

Трубка пару секунд помолчала.

– Да ерунда, – сказал Р., – позвонил какой-то пацан и заявил, что ваша курсантка вошла в подъезд и оттуда не вышла.

– И что? – не понял О.

– Вот и я говорю – и что? А он давай что-то лепетать про какой-то кошмар, которого курсантка прогнала, а кошмар будто бы ее за это в соседнем подъезде подкараулил.

Лейтенанту стало нехорошо.

– Вот и я говорю, – сказал однокурсник. – От этих компьютерных игр у детей крыша набекрень.

– Ага… – сказал О., – адресок этого пацана дай. Так, на всякий случай.

Записав адрес и положив трубку, лейтенант задумался. Сначала Ирэн, потом этот пацан… То есть нет, сначала жаба, которая что-то бормотала про «беду» с «девкой».

– Если я сплю, – сказал себе лейтенант, – или, скажем, сошел с ума, то за отлучку из школы мне ничего не будет. Если не сплю, то начальство еще два дня не вернется. Если полковник не врет. А если врет… В любом случае я ничем не рискую.

О. подумал и добавил:

– Да и пора бы мне хоть чем-нибудь рискнуть. А то скоро мхом покроюсь.

Лейтенант приободрился, выполнил команду «Кругом!» и обнаружил за спиной посыльного Адама. Курсант тут же уткнулся в колесики скейтборда, сделав вид, что не слышал, как старший по званию разговаривает сам с собой о странном.

– Сломал? – участливо спросил О.

Адам раскрыл было рот, но тут же его закрыл и помотал головой.

– Это хорошо, – сказал лейтенант. – А то за порчу казенного имущества сам знаешь… Дай-ка сюда.

– А как же я на маневры попаду? – испугался третьекурсник. – Пешком, что ли?

– Поговори мне еще, по-пластунски поползешь, – рассеянно ответил О., осматривая скейтборд. – Сгодится. Ладно, Адам, придумал я тебе… то есть нашлось для тебя срочное поручение. На время моего отсутствия назначаешься старшим по Школе. Чтобы дневальные не спали и все такое. И не спать мне тут!

– Ура! В смысле, слушаюсь, господин лейтенант! А вы куда?

– В больницу, – ответил лейтенант, – мне нужно.

Наказав на КПП не спать, а то головы пооткручивает, О. покинул территорию Школы.

На улице пахло сухими зелеными листьями.

А в подвале пахло мокрыми водопроводными трубами.

Впрочем, это было намного лучше, чем запах разреженного бетона, сопровождавший Мари во время самого неприятного путешествия ее жизни. В первый раз девушка видела бетон изнутри. Как только кошмары-похитители вонзались в стену, бетон вдруг превращался в сырую, серую и несладкую сахарную вату. Теперь курсантка хорошо понимала шефа, выпустившего из рук Хамелеона, – ощущения от полета в бетонной вате были такими отвратительными, что от них хотелось поскорее избавиться.

«А некоторые мечтают ходить сквозь стены, – подумала Мари. – И сахарную вату едят. Выживу – ни за что не возьму в рот ни кусочка сахарной ваты».

Подумала и непроизвольно сплюнула. А заодно и чихнула. И помотала головой – засохшие бетонные крошки забились и в рот, и в нос, и в уши.

– Жива пленница, – произнес немного гнусавый голос, – сие есть хорошо. Контракт не предусматривал иного поворота событий.

– Пока жива, – тявкнул кто-то в ответ. – Но это ненадолго!

Мари открыла глаза. Она находилась в довольно просторном подвале – насколько слово «просторный» подходит для описания замкнутых подземных помещений. Подвал явно принадлежал какой-то школе, не полицейской, к сожалению, а обычной, детской. Вдоль стен громоздились щербатые линейки, неправильные треугольники, гнутые указки, пробитые глобусы, треснувшие классные доски, увечные пластмассовые скелеты с проволочками между суставами и прочие наглядные пособия, уже показавшие все, на что были способны.

Обладатель гнусавого голоса стоял слева от курсантки. Закованный в черные латы, перехваченный на локтях, коленях и запястьях шипастыми железными полосами, с закрывающим лицо непроницаемым забралом, он, казалось, издавал лязг, даже не шевелясь. Сходство с гигантским трансформером усиливала странная конструкция на плече – то ли ножны, то ли направляющие для запуска ракет.

– Ненадолго, ненадолго! – второй похититель прыгал по школьному инвентарю в образе крупной ехидны.

Вообще-то Мари не очень хорошо представляла себе ехидн, но предполагала, что это должно быть что-то ехидное. Такой хитрый хорек, или, скорее, хитрая смесь енота с хорьком.

На полосатых боках предполагаемой ехидны желтели ловчие рукавицы Георга.

– Ненадолго, долго, до-о-олго! – ехидна соскочила на пол, оплывая в огромную каплю ртути красного цвета. – Вот придет хозяин и ску-у-ушает.

Курсантка пошевелила руками. Не шевелятся. Ее очень надежно, без вариантов привязали к изгибу водопроводной трубы. Оставались ноги… нет, ноги по-прежнему были привязаны, не к трубе, правда, друг к другу, но все равно – дотянуться пальцами ног до пальцев рук Мари сможет, но развязать веревку ботинками – нет.

– Скушает? – черный рьщарь задышал а-ля Дарт Вейдер, громко и с хрипом. – Человекоедство? Я, Мигель де Бристан фон Крюнге дель Антуан Мария…

– Давай лучше просто Мария, – хихикнул ртутный Хамелеон, – или Мари-Страшная. Чтобы с Мари-Хорошенькой не путать. А то хозяин не разберется да не того зажует.

Говорила красная ртуть пузырьками, вспухавшими на ее поверхности, так что «Мари-Хорошенькая» могла без труда видеть слова, произносимые Хамелеоном, Особого удовольствия пленнице это не доставило: слова коварного кошмара выглядели крайне неприятно.

Мари перевела взгляд на серый некрашенный потолок.

Георг отвел глаза от белого крашеного потолка. Свет был выключен, поэтому больничный потолок казался серым и некрашенным, наводя на мысли о мрачных подвалах, заполненных ужасными тварями.

Полицейский не мог уснуть. Он отлично выспался днем, особенно после укольчиков – пухлая медсестра не пожадничала, вколов Георгу сразу три ампулы. Но на закате многолетняя привычка заставила инспектора проснуться и несколько минут шарить вокруг себя руками в поисках мундира и пистолета. Ничего не было и ничего не нужно было. Не нужно было одеваться и отправляться ловить кошмарных преступников. Не нужно было отправляться ловить кошмарных преступников, не одевшись. Можно было вообще не одеваться.

«Может, – подумал полицейский, – они сами придут, раз я к ним не могу?» После двух часов рассматривания потолка эта мысль показалась здравой. Георг начал прислушиваться и вскоре уловил довольно перспективные звуки. Полицейский приподнялся на подушках и повеселел: в коридоре кто-то угрожал дежурной сестре, а та слабо сопротивлялась. К тому времени, как ее голос затих окончательно, Георг уже был во всеоружии. Всеоружие состояло из взятой наизготовку больничной утки и приведенного в боевое состояние костыля.

«Маловато», – решил полицейский, подтянул к себе стул и ухватился за его спинку поудобней. Дверь палаты с тягучим звуком открылась, и в дверном проеме возник темный силуэт с длинной продолговатой головой.

«Головолом», – с ходу определил породу пришлого кошмара Георг и, в последний момент передумав, метнул в идеальную мишень не стул, а утку.

Утка стукнулась о деревянную голову Головолома и зазвенела по паркету.

– О, – сказал кошмар человеческим голосом.

Голос показался знакомым, поэтому Георг не произвел добивание костылем, хотя первоначально собирался.

– Ты кто? – спросил он.

– О., – повторил Головолом. – Лейтенант из ВШП.

Георг щелкнул выключателем ночника. В дверях действительно стоял лейтенант из Высшей Школы Полиции. Инструктор видел его в тот прекрасный… а может, ужасный… в общем, в тот незабываемый день, когда в его распоряжение поступила курсант Мари. И которая в похожей ситуации тоже приняла полицейского за кошмар, но с куда большим успехом.