Т. 06 Кот, проходящий сквозь стены - Хайнлайн Роберт Энсон - Страница 18

— Игнациус! Закройте счета доктора Ричарда Эймса и миссис Гвендолин Новак, а также уплатите неустойку за… — после небольшого колебания он точно назвал наши адреса и добавил: — И поскорее удалите их из моего кабинета, принеся сюда наличные для полного расчета и бланки расписок в получении денег. Не чеками, а наличными. Что? Нет, вы послушайте меня: если это займет больше десяти минут, я велю произвести полнейшую ревизию вашего ведомства и выясню, кого надо сжечь, а кого просто разжаловать!

Он отключил связь, не глядя на нас.

Гвен вынула игральную доску и предложила мне сыграть партию в «крестики-нолики», по-видимому, считая, что эта игра как раз соответствует моему интеллекту. Она обыграла меня четыре раза, хотя в двух партиях мой ход был первым. Но в моей голове все еще звучал ее сверхзвуковой вопль!

Я не очень следил за временем, но, кажется, через десять минут в кабинет вошел человек с нашими счетами. Сэтос взглядом повелел ему подойти к нам. Мне показалось, что со мной расчет произведен точно, и я уже хотел подписать расходный ордер, как Гвен спросила:

— А кто оплатит мне проценты по деньгам, которые лежали на депозите?

— Как вы сказали? О чем вы?

— Деньги на обратный проезд мной положены на депозит наличными, а вовсе не отданы вам на хранение! Ваш банк обязан выплатить мне эту сумму плюс девять процентов годовых, не облагаемых налогом. Правда, срочный вклад был бы выгоднее, но что делать? Я пробыла здесь больше года, так что… дайте сообразить… — Гвен подняла карманный калькулятор, который она только что использовала для подсчета очков в игре. — Вы должны мне проценты на сумму восемьсот семьдесят крон. Желательно, в швейцарских золотых, что составит…

— Мы платим в кронах, у нас нет швейцарской монеты.

— Ну и ладно, платите в кронах, как я посчитала.

— Но мы не платим процентов на деньги на обратный билет. Он же исчисляется в СКВ…

Я вдруг насторожился.

— Так вы не платите, да? Дорогая, можно мне твой компью-терчик? Такс-с… Значит, смотри-ка: сто восемьдесят тысяч поселенцев и оплата туристической поездки в Мауи на Пан-Амери-кэн или Кантас…

— Семьдесят две сотни в день, — быстро ответила Гвен, — не считая выходных и праздников…

— Итак, — я произвел подсчет. — Гвен, это составляет около двух миллиардов крон! Единица, девять, девять, шесть и в придачу шесть нулей! До чего же интересно! Сэтос, старичок, вы же могли бы передавать больше ста миллионов в год для наших сирот в фонды Луна-Сити, да еще не облагаемых налогом! Но сдается мне, вы вряд ли так поступаете. По крайней мере, с большей частью этих денежек. И думаю, что и с других вкладов вы также снимаете пенки в пользу своего «предпринимательства», не так ли? А вкладчики и не ведают ни о чем, правда?

Служитель (Игнациус?) прислушивался к моим словам с несомненным интересом.

Сэтос рявкнул:

— Подписывайте ордера и убирайтесь!

— О, я готов…

— Но не прежде, чем они уплатят проценты, — ввернула Гвен.

Я покачал головой.

— Нет, Гвен. Такого можно было бы уговорить где угодно, но не здесь. Тут он сам себе и закон, и судья. Впрочем, мистер Менеджер, вы подали мне идею великолепной высокооплачиваемой статьи для «Ридерс дайджест» или «Форчун». Да еще под заголовком: «Небесный пирожок, или как разбогатеть на чужих денежках: экономика частновладельческого космического поселения». А далее такая фразочка: «Сто миллионов в год, мошеннически недоданных публике только на одном спутнике». Ну и еще в том же духе!

— Вы опубликуете это, а я воздам вам за все ваши художества!

— Да неужели? Увидимся в суде, старичок. Не думаю, чтобы вам сильно улыбалось полоскание вашего грязного бельишка в суде, не подвластном вам. М-мм, у меня появилась совсем уж дикая идея! Вы сделали очень ценное добавление. И я погляжу вместе с «Уолл-стрит джорнел», как вы будете выпутываться без ваших продажных покровителей. Сколько средств в СКВ курсирует от кольца один тридцать до кольца один сорок? И сколько поселенцев, покидающих «Золотое правило», может получить их обратно из ваших банков? Или ваш валютный запас — такое же пустозвонство, как и все ваши слова?

— Заявите об этом публично, и я затаскаю вас по всем судам Системы! Подписывайте ордера и убирайтесь!

Гвен не стала подписывать, пока не пересчитала все деньги. Потом она поставила свою подпись, и я сделал то же.

Когда мы укладывали деньги, терминал на столе Менеджера засветился. Экран был виден только Сэтосу, по по голосу я понял, что это Главный проктор Франке.

— Мистер Сэтос!

— Я занят.

— Чрезвычайное сообщение! В Рона Толливера стреляли. Я…

— Вы что?

— Только что! Я был в его офисе, он тяжело ранен, возможно, стрелявший не рассчитал. Но я видел все сам. Это сделал тот фальшивый доктор, Ричард Эймс.

— Заткнись!

— Но, босс!

— Заткнись, говорю тебе! Ты глупый, все перепутавший осел! Доложишь мне сейчас же лично!

Он снова обратился к нам:

— А теперь уходите!

— А может, лучше дождаться этого «очевидца покушения»?

— Убирайтесь! И покиньте наше поселение!

Я предложил Гвен свой локоть.

7

Мы увидели Билла в вестибюле. Он так и сидел на парашютном чехле с бонсай-деревцем в руках. При виде нас он поднялся с каким-то растерянным видом. Но стоило Гвен улыбнуться ему, как Билл сам расплылся в улыбке.

Я спросил:

— У тебя, что, возникли проблемы, Билл?

— Нет, хозяин. Ох, да, одна шкура хотела купить деревце!

— Так что же ты не продал?

Он крайне изумился:

— Чего? Оно же принадлежит ей!

— Ты прав. Знаешь, что бы она с тобой сделала, если бы ты продал? Она бы забросала тебя гусеницами, вот что бы она сделала! Но не горюй, теперь тебе это больше не грозит. И крысы тоже. Пока ты с ней, никакие крысы тебе не страшны. Я прав, миссис Хардести?

— Абсолютно правы, сенатор. Никогда никаких крыс! Билл, я горжусь тобой, ты не поддался искушению. Но я хочу, чтобы ты избавился от сленга. Если услышат твои словечки, подумают, что ты из «ночных ходоков». А нам бы этого не хотелось, не так ли?

Поэтому никогда не говори «одна шкура хотела купить», а просто скажи: «один человек».

— Ох, но ведь, по правде, та шкура-то была девкой. Ох, простите, бабой. Усекли?

— Усекла. Но давай попробуем снова. Скажи «женщина».

— Олл райт. Та шкура была женщиной, — он радостно заулыбался и сообщил: — А вы говорите совсем как сестры, учившие нас Закону Божьему там, на Земле.

— Это комплимент, Билл… но все равно я стану придираться к твоей грамматике и произношению, и разным словечкам куда больше, чем они. До тех пор, пока ты не заговоришь, как сенатор. Знаешь, много лет назад один мудрый скептик доказывал, что самый важный признак любого человека — его речь. И что правильная речь может стать залогом успеха. Ты понимаешь меня?

— Уф… так, кое-что…

— Ты не сможешь научиться сразу всему, я на это и не рассчитываю. Но, Билл, если ты будешь мыться ежедневно и научишься правильно говорить, то люди решат, что ты счастливчик, и станут относиться к тебе с большим уважением. Поэтому давай все-таки попытаемся, ладно?

Я сказал:

— Между прочим, важнее было бы срочно выбраться из этого притона.

— Сенатор, важно и то, и другое!

— Ну да, ну да, старое доброе правило «статуэтки для битья», я понимаю. И все-таки, давай двигаться отсюда.

— Да, сэр! Держим путь в космопорт?

— Пока нет. Держим на Эль Камино Реал в поисках терминала, по которому можно было бы поговорить за монетку. У тебя есть мелочь?

— Несколько монеток. Достаточно для непродолжительной беседы, наверное.

— Хорошо. Но все же поглядывай, нет ли по пути разменного пункта. Теперь, когда мы закрыли счета, придется частенько действовать с помощью мелочи.