Т. 05 Достаточно времени для любви - Хайнлайн Роберт Энсон - Страница 9

— А почему бы и нет? Айра, случаются и самые невероятные вещи, попробуй представить себе нечто более невозможное, чем младенец. Но это правда — я действительно всегда смотрел себе под ноги и не вступал в схватку, если ее можно было избежать… а когда уклониться не удавалось, я прибегал к подлым уловкам. Если я вступал в бой — то лишь отдавая себе отчет в том, что умереть должен враг, а не я. Так я поступал. Тут дело не в удаче. Во всяком случае, не только в удаче. — Лазарус задумчиво поморгал. — Я никогда не плевал против ветра. Однажды меня собралась линчевать целая толпа. Я не стал никого переубеждать, а просто немедленно смазал пятки и никогда больше не возвращался в те края.

— В ваших мемуарах этого нет.

— В моих мемуарах многого не хватает. А вот и шамовка.

Дверь раздвинулась, внутрь въехал обеденный стол на двоих и остановился между расступившимися креслами. Подошли и техники, но их помощь не понадобилась.

— Пахнет неплохо, — произнес Везерел. — Соблюдаете ли вы за едой какие-нибудь обряды?

— А? Молюсь ли? Нет.

— Я не о том. Скажем, когда со мной обедает кто-нибудь из подчиненных, я не допускаю за столом деловых разговоров. Но если вы не против, я бы хотел продолжить нашу беседу.

— Конечно. Почему бы и нет, если воздерживаться от нарушающих пищеварение тем. Вы когда-нибудь слыхали, что священник сказал старой деве? — Лазарус взглянул па стоявшего рядом техника, — Ладно, в следующий раз. По-моему, тот, что ростом пониже, — женщина, и возможно, она знает английский. Так что ты говорил?

— Я сказал, что ваши мемуары далеко не полны. Поэтому даже если вы решились вновь пройти весь процесс умирания, не согласитесь ли вы ознакомить меня и прочих ваших потомков с незаписанной частью? Просто поговорим, вы расскажете о том, что видели и делали. Внимательное исследование может нас многому научить. Кстати, что именно произошло на собрании Семей в 2012-м? Протоколы о многом умалчивают.

— Кого это нынче интересует, Айра? Все действующие лица мертвы и не могут оспорить мою одностороннюю точку зрения. Не будем будить усопших. К тому же я уже говорил тебе — память выделывает со мной занятные штуковины. Я воспользовался гипноэнциклопедической методикой Энди Либби — неплохая штуковина — научился хранить ненужные в повседневной жизни воспоминания в блоках, снабженных ключевыми словами, и подобно компьютеру несколько раз очистил мозг от ненужных воспоминаний, чтобы освободить место для новых данных, — но все без толку. В половине случаев утром я не могу вспомнить, куда девал книгу, которую читал вчера вечером, ищу ее до полудня, а потом вспоминаю, что читал сто лет назад. Ну почему нельзя оставить старика в покое?

— Для этого вам, сэр, необходимо просто приказать мне умолкнуть. Но я надеюсь, что вы не сделаете этого. Пусть память подводит вас, но вы были очевидцем тысяч событий, которых все мы по молодости не могли видеть. Нет, я не хочу никакой формальной автобиографии, никаких описаний всех прожитых вами столетий. Но вы можете вспомнить подробности, заслуживающие внимания. Например, мы ничего не знаем о первых годах вашей жизни. И мне, как и миллионам людей, весьма интересно узнать, что помните вы о своем детстве.

— Чего там помнить. Как и все мальчишки, я провел свое детство, стараясь скрыть от взрослых свои истинные интересы, — вытерев губы, Лазарус задумался. — В целом я успешно справлялся с этим. Несколько раз меня поймали и отлупили — это научило меня осторожности, умению держать язык за зубами и не слишком завираться. Ложь, Айра, искусство тонкое, и оно явно отмирает.

— Неужели? А по-моему, меньше лгать не стали.

— Ложь отмирает как искусство. Бесспорно, лжецы повсюду в изобилии, их примерно столько, сколько и ртов. Знаешь ли ты два самых артистичных способа лжи?

— Скорей всего, нет, но мне хотелось бы узнать. Неужели их только два?

— Насколько мне известно. Прежде всего, лгать нужно с честным лицом но это умеет едва ли не всякий, кто способен не краснеть. Первый способ лгать артистично таков: следует говорить правду, но не всю. Второй способ также требует правды, но он сложнее: говори правду, даже всю… но настолько неубедительно, чтобы слушатель принял твои слова за ложь. Я обнаружил это лет в двенадцать-тринадцать. Дедуся по матери научил: я многим в него пошел. Натурально старый черт — не ходил ни в церковь, ни к докторам, говорил, что и те и другие только прикидываются, что знают что-нибудь. В восемьдесят четыре года он щелкал зубами орехи и выжимал одной рукой семидесятифунтовую наковальню. Потом я сбежал из дома и больше его не видел. В анналах Семей сказано, что он погиб несколько лет спустя при бомбежке Лондона во время битвы за Британию.

— Знаю. Конечно же, он тоже мой предок, и я получил имя в его честь Айра Джонсон. В то время, когда старейшина, по его утверждению (как и далее), покинул дом, Айре Джонсону было менее восьмидесяти лет. Айра Джонсон был доктором медицины. Долго ли он практиковал и лечился ли сам или прибегал к помощи других врачей, неизвестно. (Дж. Ф. 45-й). Айра Говард — Айра Джонсон. Похоже на случайное совпадение: в те времена библейские имена имели широкое распространение. Специалисты по генеалогии Семей не сумели обнаружить родства между ними. (Дж. Ф. 45-й.)

— Верно, именно так его и звали. Но я звал его дедусей.

— Лазарус, меня интересуют именно подобные вещи. Айра Джонсон не только ваш дед и мой пращур. Он был предком многих миллионов людей, обитающих и здесь, и повсюду, — но до сих пор для меня это было просто имя да две даты — рождения и смерти. И вдруг вы оживили его — человека, личность уникальную, яркую.

Лазарус задумчиво посмотрел на него.

— Положим, «ярким» он мне никогда не казался. Я бы назвал его противным старым дурнем, и, как считалось тогда, он, безусловно, не способен был хорошо повлиять на меня. М-мм, в городе, где жила моя семья, что-то поговаривали о нем и молодой училке. Это был скандал — по понятиям тех лет, конечно, — и я думаю, что мы уехали из города именно поэтому. Я так ничего и не узнал, что там случилось, — тогда взрослые ничего не рассказывали. Но я многому у него научился: он уделял мне больше времени, чем мои родители. Кое-что запомнилось. «Вуди, — говорил он, — всегда плутуй, играя в карты. Ты все равно будешь проигрывать, но не так часто и крупно. И когда проигрываешь — улыбайся». Все в таком духе.

— А что-нибудь еще из его слов вы можете вспомнить?

— Ха! Через столько-то лет? Нет, конечно. Впрочем… Однажды он взял меня за город, чтобы поучить стрелять. Мне было тогда лет десять, а ему — не знаю… он всегда казался мне на девяносто лет старше Бога. Айре Джонсону было семьдесят лет, когда Лазарусу было десять. (Дж. Ф. 45-й.) Он пришпилил мишень, послал одну пульку прямо в яблочко, чтобы показать мне, как надо стрелять, передал мне винтовку, небольшую такую однозарядку 22-го калибра, годную только, чтобы стрелять в цель и по консервным банкам, и сказал: «Ну вот, Вуди, я ее зарядил, а теперь бери и делай, как я показал. Прицелься, расслабься и нажимай». Так я и сделал, но выстрела не последовало.

Я сказал об этом деду и потянул затвор. Он хлопнул меня по руке, взял винтовку и отвесил мне хороший пинок. «Вуди, что я говорил тебе об осечках? Или ты собираешься всю жизнь прожить одноглазым? А может, себя решил убить? Если так, я могу показать несколько более простых способов». Потом он сказал: «А теперь смотри», — и сам открыл затвор. Тот оказался пустым. Ну, я и говорю: «Дедуся, ты же сказал мне, что зарядил ружье». Черт возьми, Айра, я же сам видел это.

«Верно, Вуди, — согласился он. — Но я обманул тебя — сделал вид, что заряжаю, а патрон оставил в руке. Ну, а теперь повтори, что я тебе говорил о заряженных ружьях? Хорошенько подумай и не ошибись — иначе мне придется снова хорошенько огреть тебя, чтобы мозги получше работали». Я подумал — недолго, у дедуси была тяжелая рука, — и ответил: «Никогда не верь на слово, когда тебе говорят, что ружье заряжено». «Правильно, — согласился он. — Запомни на всю жизнь и придерживайся этого правила, иначе долго не проживешь». Этот случай слишком не ясен, чтобы быть вымышленным. См. Энциклопедию Говарда: «Древнее вооружение, огнестрельное стрелковое оружие». Айра, я запомнил это на всю жизнь — и не забывал даже тогда, когда такое оружие вышло из употребления, чем неоднократно спасал себе жизнь. А потом он велел мне заряжать и сказал: «Вуди, спорим на полдоллара — у тебя ведь найдется полдоллара?» У меня было много больше, но мне уже доводилось с ним спорить, поэтому я сказал, что у меня только четвертак. «Хорошо, — сказал он, — тогда спорим на четвертак — в кредит я не спорю, — что ты выстрелишь даже мимо мишени, не говоря уже о яблочке».