Жизнь Кости Жмуркина, или Гений злонравной любви (др. изд.) - Чадович Николай Трофимович - Страница 39

«Работа у меня самая простая. Я – космический разведчик. А чем занимаются космические разведчики, известно даже младенцам. Первая наша задача – произвести скрытную высадку. Вторая – собрать как можно больше информации. Третья – вовремя убраться, не оставив после себя никаких следов. Впрочем, если следы и останутся, тоже не страшно. Аборигены отнесут их на счет природных стихий.

Взять, к примеру, мою последнюю экспедицию.

Прикинувшись метеоритом, приближаюсь к поверхности планеты. При первой же возможности прячусь в подходящее на вид облако. Из него вываливаюсь сотней тысяч белых ледяных кристалликов – так здесь выглядят атмосферные осадки.

Еще в полете замечаю низкое продолговатое строение, явно не относящееся к шедеврам галактической архитектуры. Возле него бродят рогатые, четвероногие и хвостатые существа, общим числом сто сорок пять штук. Там же присутствует и несколько двуногих, безрогих и бесхвостых особей, возможно, находящихся на несколько более высоком уровне эволюции. Не исключено, что они могут обладать зачатками разума.

Быстренько прикидываю, в кого бы мне лучше всего превратиться. Строение исключается сразу. Двуногих слишком мало, поэтому внезапное появление еще одного наверняка вызовет нежелательное любопытство остальных. Остаются четвероногие…

Спустя мгновение их уже не сто сорок пять, а сто сорок шесть.

Вскоре двуногие начинают загонять нас внутрь строения. При этом они что-то кричат. Включаю дешифратор. Оказывается, наступило время приема пищи. Первая фраза местного языка, помещенная в мою оперативную память, звучит примерно так: „Н-н-но! Пошла, проклятая!“

Ко мне приближается один из двуногих. От остальных он отличается гораздо более внушительными габаритами и металлическим ромбовидным значком, прикрепленным к верхней части туловища.

– Чья корова? – спрашивает он. – Почему не в стойле?

– Это Зорька, – отвечает кто-то. – Катьки Передковой.

– Не, – говорит существо, ростом и размерами уступающее первому почти что вдвое. – Моя Зорька на месте. Вон, четвертая с краю стоит.

Оба начинают изучать жестянку, прикрепленную к моему уху. Естественно, что она представляет собой среднестатистический образец остальных ста сорока пяти аналогичных жестянок.

– И номер какой-то чудной, – говорит маленькое существо. – Ничего не понимаю!

– Чего тут понимать! Кто это – слон или корова?

– Корова.

– А если корова, так гони ее в стойло. Твою Зорьку давно выбраковывать пора. А эта вишь какая гладкая! То на то и выйдет.

– Да откуда она здесь взяться могла?

– Откуда надо! Тебя не касается. Твое дело вымя вовремя подмывать, а не рассуждать.

– Ох, товарищ заведующий, наживем мы неприятностей.

– Не твоего ума дело. Знаешь последнюю резолюцию сверху?

– Не-а…

– В свете последних внешнеполитических событий не допустить сокращения поголовья скота. Имеются в виду происки империалистов на Ближнем Востоке и новый подъем антиколониальной борьбы народов Африки. Уяснила?

– Уяснила, – кивает маленькое существо.

Меня впихивают между другими четвероногими, головой к кормушке. Пища мне не нужна, но чтобы не вызвать подозрения, переправляю некоторое ее количество в контейнер для хранения образцов. Сгодится на что-нибудь.

Затем к моему телу цепляют какой-то довольно громоздкий электрический аппарат. Все от меня явно чего-то ждут.

Озираюсь по сторонам и выясняю, что четвероногие существа способны выделять из своих организмов целый ряд продуктов жизнедеятельности. Основных из них два. Во-первых, зеленые полужидкие лепешки сложного химического состава. Во-вторых, белый эмульсионный раствор жиров, белков и некоторых других веществ в воде.

С помощью портативного синтезатора произвожу изрядное количество зеленых лепешек, однако у двуногих, собравшихся вокруг, это вызывает негативную реакцию. Очевидно, второй продукт интересует их больше. Перерабатываю в него все содержимое контейнера. Воду ради экономии извлекаю непосредственно из атмосферы. Через некоторое время замечаю среди двуногих легкое возбуждение. Не перестарался ли я?

– Товарищ заведующий, она уже двадцать литров дала!

– Рекордистка, видать, – говорит гигант. – Должно быть, с областной сельхозвыставки сбежала. Ценный экземпляр.

Пока эти двое беседуют между собой, я внимательно исследую сознание обоих. У маленького существа в голове множество забот. О еде и жилище, о муже и детях (двуногие здесь живут семейными ячейками), обо мне самом и обо всех других рядом стоящих рогатых тварях. Мысленно нарекаю ее именем Забота.

Гигант (в дальнейшем буду называть его Значком) имеет наивысшее для данного региона планеты образование. Об этом как раз и свидетельствует металлический ромб у него на груди. Это именно то, что мне нужно! Проникаю в его сознание как можно глубже. Однако меня ждет разочарование. Весь имеющийся там запас знаний состоит из четырех простейших арифметических действий, нескольких ничего для меня не значащих исторических фактов да кучи нетвердо вызубренных и превратно понятых цитат. Основное его желание в данный момент каким-то образом связано с прозрачным сосудом обтекаемой формы, вернее, с его содержимым. По-моему, это обыкновенный этиловый спирт. Ну что же, для моего синтезатора нет ничего невозможного.

– Гляньте! – вскрикивает Забота. – Вы только гляньте, люди добрые, что из нее поперло!

Значок нюхает произведенный мною продукт, пробует его на вкус, а затем, пробормотав что-то невнятное, уносит его с собой.

– Это все от нашего силоса, – говорит Забота. – Прокис совсем. Не силос, а брага.

Спустя некоторое время вновь появляется Значок. В голове у него совершенный сумбур, речь бессвязна, а ноги подкашиваются. Возможно, причиной тому этиловый спирт, который он по неосторожности принял вовнутрь.

– М-м-молодец! – он целует меня между рогов. – Хвалю… Уважила… Только этого больше не надо… Ни-ни… Ты молоко давай… Сто литров в день… И не иначе…

Забота стоит рядом. Из ее зрительных органов текут капли слабо минерализованной влаги.

На следующий день, как и договаривались, даю эти самые сто литров. Синтезатору уже не хватает исходных продуктов. Съедаю всю подстилку, часть деревянной загородки, а также одноколесное транспортное средство, на котором развозят корма. Значок глядит на меня с уважением. Остальные двуногие, кроме Заботы, стараются близко не подходить.

Под вечер третьего дня в строении проводят спешную уборку. Появляется толпа двуногих, обвешанных примитивной оптической и электронной аппаратурой. Забота по бумажке зачитывает какой-то текст, в котором много непонятных слов. В конце концов выясняю, что она обязуется до конца года (один оборот планеты вокруг своего светила) получить от меня пятнадцать тысяч литров жиробелковой эмульсии, или, говоря по-местному, молока. Значок стоит рядом с ней и изо всей силы хлопает передними конечностями. Приезжие щелкают своими аппаратами, что-то пишут, суют в лицо Заботе звукозаписывающую аппаратуру. Представляю их удивление, когда назавтра обнаружится, что вся собранная здесь информация бесследно исчезла.

– Вот, – говорит Значок. – Новая порода. Сами вывели. Без всякой там генетики… или этой… селекции. Исключительно путем приспособления к суровым условиям содержания. Кирпичи может жрать. Кучу шлака во дворе видели? Пять тонн, между прочим. Завтра начнем скармливать.

Затем все уходят, оживленно переговариваясь. Остается одна Забота. По ее лицу опять текут прозрачные капли.

– Где же это видано, чтоб живую скотину шлаком кормили. Ничего, милая, завтра я тебе свеколки принесу.

– А мне все равно, что свеколка, что шлак, что платиновые слитки. Однако ощущать направленное на тебя сочувствие весьма приятно.

Время моего пребывания на планете приближается к концу. Жду, когда стемнеет. Однако подводить Заботу нельзя. Галактика мне этого не простит. Вначале изготавливаю необходимое количество алюминиевых емкостей, которые называются „флягами“. Затем заполняю их молоком самого высокого качества. Для этого приходится пропустить через синтезатор не только весь шлак, но и изрядную часть соседнего холма.

Закончив все дела, превращаюсь в стаю черных птиц (точно такая же галдит неподалеку) и взлетаю в небо. Внизу различаю жилища двуногих. Вот и дом Заботы. С помощью горячей воды и поверхностно-активных веществ она очищает от грязи целую кучу одежды. Трое ее детей заняты изучением наук. Старший разбирает схему строения атома. Средний читает стихи „Горные вершины спят во тьме ночной; тихие долины полны свежей мглой…“. Младший из слогов составляет коротенькие слова: „Ма-ма“, „Ми-ша“, „Шу-ра“. Зависаю над домом и жадно впитываю информацию.

На прощание мне хочется как-то отблагодарить Заботу. Интересно, есть ли у нее сокровенные желания? Оказывается – есть. Даже не одно, а сразу три. Первое – достать для меня вдоволь свеклы. Второе – чтобы ее дети всегда были здоровы. Третье – чтобы на планете никогда не было войны.

Очень жаль, но я почти ничем не могу помочь ей. Проблема со свеклой отпадает сама собой. Все дети здоровы. (Хотя я все же избавляю младшего от насморка, а среднего от синяка под глазом.) Что же касается третьего желания, то оно, к сожалению, не в моей компетенции.

Самый последний дом, над которым я пролетаю, принадлежит Значку. Он сидит в одиночестве и с горечью бормочет:

– Подумаешь, Почетную грамоту обещали. Благодетели… Могли бы и к Золотой Звезде представить. Вон в „Коминтерне“ зоотехник – Герой Соцтруда, а все его коровы дают молока меньше, чем одна моя Зорька… Ничего, уговорю председателя лишний скот продать. Все равно от него толку никакого. А на вырученные деньги в Голландии быка купим. Принесет Зорька телят, всю область молоком обеспечим. А то и всю республику… Вот тогда попомнят меня!

На столе перед ним стоит стеклянная емкость с этиловым спиртом. Как бы он, бедняга, не употребил его с горя. Отравится! Мне ведь известно, как пагубно действует это химическое соединение на белковые организмы.

Приходится сделать доброе дело и для него. Превращаю этиловый спирт в свежее молоко. Вот, наверное, обрадуется потом Значок.

Стая черных птиц поднимается все выше и выше. Мое задание выполнено.

Прощай, планета Земля…»