Один из миллионов (СИ) - Кельн Яна - Страница 37

Останавливается, тяжело дыша и уперевшись о железную кованую ограду. Внизу бурным грязно-серым потоком течет узкая река. Следит за течением, за пузырьками, за переливами, за лучами солнца, ласкающими гладь. Он так же ласкал тело мальчика, нежно и бережно, доводя до экстаза, до громких бесстыдных стонов, до вспышек огненной страсти в синих глазах. Еще вчерашним утром Глеб принадлежал ему и только ему, теперь же он вновь стал всего лишь младшим братом друга. Жаль, что мальчик не забрал с собой чувства, что сумел посеять в его душе.

- Миш! – парень поворачивает голову и видит Кирилла.

В спортивном костюме, кроссовках, наушники в ушах, капельки пота на лбу. Удивление. Миша даже не предполагал, что этот много пьющий товарищ ведет спортивный образ жизни по утрам.

- Привет, - кивает Миша.

- Как твоя голубая жизнь? - Кирилл смеется, ему весело, он думает, что пошутил, но понятия не имеет, какую боль причиняет пустыми для него словами.

- Идет, - коротко бросает Миша.

- Составишь компанию?

- Нет, я сам по себе.

- Как хочешь, - Кирилл махнул рукой и побежал дальше.

Миша постоял еще некоторое время, подставляя лицо лучам утреннего солнца и нежным потокам ветра. Если закрыть глаза, то можно представить, как мягкие подушечки пальцев Глеба невесомо касаются его кожи, как прижимаются пухлые губы в осторожном поцелуе. Глеб – его солнышко, его теплое, ласковое, нежное солнышко.

- Так холодно без тебя, малыш, - шепчут губы сами собой.

Миша моргает несколько раз, стряхивая прозрачные капельки с черных ресниц, отталкивается от ограды и уходит. День долгий, город огромный. Он так давно не гулял по нему просто так пешком, сливаясь с его шумом, с его суетой, с его дыханием. А ведь это так чудесно просто идти туда, куда несут ноги, куда смотрят глаза. Смотреть вперед и не искать перед собой цель. Видеть именно то, что есть, а не то, что хочется видеть.

Вечер медленно опускается на город, захватывает в свой плен, окунает здания, людей, машины, редкие деревья в темно-синюю краску, заставляет вспыхивать маленькие яркие точки уличных фонарей, зажигает на иссиня-черном покрывале неба миллионы серебристых звезд. Небо безоблачно, луна льется молочно-призрачным потоком. Организм не чувствует голода, ноги не чувствуют усталости, исходивши половину города за прошедший день. Вместо человека только черная мутная дыра, состоящая из боли, отчаяния и страха не собрать себя вновь. Звонок телефона выдергивает из липкого оцепенения.

- Да?

- Миш, мы уезжаем, - обеспокоенный голос матери.

- Хорошо, но я не успею вас проводить, - парень смотрит по сторонам, пытаясь идентифицировать место положения.

Район не знакомый. Спальный. Это ясно по плотно стоящим друг к другу домам, по пустым детским площадкам, по тусклому освещению, растворяющему ночную темноту.

- Миш, прости нас отцом. Все получилось…

- Мам, вы не виноваты в том, что Глеб испугался. Он испугался не вас, а своих родителей, их реакции. Не вините себя, - слова, как заученный наизусть стих, рассказываемый учеником-двоечником, без интонации, без чувств, без пыла.

- Прости, сынок…

- Люблю вас, - кривится. Слово «люблю», больно бьет по языку, отзываясь головной болью, не хочется произносить его вновь, даже родителям.

- И мы тебя, позвоним, как будем дома.

- Хорошо, пока, - кладет трубку.

Теперь можно возвращаться домой. В свое уютное одиночество, в свою тишину, в свой холод. Только доехать, лечь, уснуть, перестать думать и вспоминать, перестать искать возможность вернуть все обратно. Хочется исчезнуть.

Миша бредет в сторону, где ему показалось, он видел красную большую букву «М» на серой железной палке. Ноги не слушаются, передвигаются медленно и неохотно, оставляя после себя асфальт, облитый призрачной кровью.

В подземке не много народу, времени слишком много, толпа рассосалась по своим домам. Упасть на коричневое сиденье в самом углу, не смотреть вперед, чтобы не видеть свое отражение в стекле, за которым с бешеной скоростью проносится темнота. Смотреть на лица редких пассажиров, думать о них, строить предположения, все, чтобы вновь не увязнуть в своей боли. До нее никому нет дела, мир не рухнул, Земля не остановилась, Солнце не перестало греть, Ледниковый период начался только у него в душе, не затрагивая остальных жителей планеты. Ветка длинная, перегоны большие. Когда же он сможет выбраться из-под земли на улицу, снова вдохнуть городской воздух, такой привычный и родной? Сложно ответить на этот вопрос. На поверхность выйдет его тело, душа же навсегда останется, погреблена в темноте. Она, словно, человек, уснувший на кольцевой ветке, вынуждена проноситься по замкнутому кругу своих переживаний. Вновь и вновь чувствовать жгучее ничто вокруг.

Звон ключей, тихий скрип двери. Где-то над головой раздаются громкие голоса и взрывы смеха. Гуляют подростки, накачиваясь дешевым пивом и выкуривая сигареты одну за другой. За дверью тишина и темнота. Миша скидывает обувь, проходит вглубь, не включая света. Не хочется видеть ничего. В темноте различимы очертания дивана, это все, что сейчас нужно. Измученный организм берет свое и, как только веки смежены, сознание проваливается в сон. Пустой и черный, без сновидений, без ярких красок, без тепла и солнечного света.

Тишину разрезает громкий настырный дверной звонок. Миша открывает глаза, но не спешит подниматься с дивана. Вероятно, кто-то ошибся дверью, вряд ли он мог кому-то понадобиться. Глаза вновь закрываются, сон не желает отпускать из своих объятий. Звонок повторяется. Еще раз и еще. Мелодия не успевает доигрывать до конца, кто-то очень настойчивый без конца надавливает на черную круглую кнопку. Миша лежит, нет желания вставать и открывать эти чертовы двери и пусть поздний гость убирается ко всем демонам ада. К трели добавляются удары по двери. Глухие и тяжелые, за дверью кто-то материться и орет. Оживает мобильный телефон, валяющийся где-то под диваном, выпал из кармана, пока парень спал. Какофония звуков сливается, бьет по нервам, заставляет терпение трещать по швам.

- Сука! – вскрикивает Миша, не выдерживая более осаду на свое жилище.

Встает, идет открывать, натыкаясь в темноте на предметы мебели. Шипит ругательства сквозь зубы. Дверь, замок, поворот ручки. Свет из подъезда бьет по глазам, заставляет щуриться. Его грубо толкают в квартиру, в коридоре вспыхивает свет. Миша прикрывает глаза руками. Слышит, что по его квартире кто-то носится с деликатностью слона.

- Глеб! – его встряхивают за грудки и отнимают ладони от глаз, - Глеб у тебя? – требовательно спрашивает Саша, голос напряженный, но тихий.

- Нет, - Миша мотает головой, не понимает, что происходит и каким чудом Глеб должен оказаться у него дома.

- Блять! – Саша хватается за голову и падает на диван.

Миша рассматривает друга расфокусированным взглядом. Одежда помятая, щетина на лице, глаза потухли, в них застыла растерянность, злость, переживания и волнение.