Реквием каравану PQ-17 (др. изд.) - Пикуль Валентин Саввич - Страница 20

…Именно в этот день (27-й день июня) караван РQ-17 и должен был тронуться в рискованный путь. Сейчас эта скорбная дата уже принадлежит истории. Она достойна того, чтобы в летописи событий того времени ее заключали в траурную рамку.

Твердая позиция

Не меркнет проклятое солнце над горизонтом, затихло и море!

Такая погодка на руку врагу, только не нам… Для нас был бы хорош полный мрак, да еще штормяга! А здесь, в райской штилевой тишине, какая редко выпадает в этих широтах, не смей перископа высунуть… Однако позиция есть позиция, и ее надо нести. И – несли.

Мы приближаемся к одному из ответственных моментов нашей истории, а для этого следует хоть краешком глаза заглянуть внутрь того корабля, который во многом решит судьбу дальнейших событий.

Вот они – рыцари дальних коммуникаций: шесть торпедных труб в носу, четыре – в корме; две солидные пушки калибром в 100 мм да еще две сорокапятки. Таково было вооружение наших подводных крейсеров, которые плавали под литерами «К» (обычно моряки называли их «катюшами»). Корпуса этих лодок, вобравших в себя все лучшее от конструкции старых типов, были такой поразительной прочности, что в шутку на «катюшах» офицеры иногда говорили так:

– При виде противника – идем на таран!..

«К-21» вышла в море уже давно (еще 18 июня) под командованием Николая Александровича Лунина.

Он родился в Одессе над самой Арбузной пристанью, и возле колыбели его качалось синее море. Начинал службу матросом, управлял парусником «Бега», командовал танкерами и… стал подводником! Теперь у Лунина любимая присказка: «Плавать без дураков». В подводной войне успех или поражение решают подчас доли секунды, отчего матросы на «К-21» отрепетировали управление техникой до автоматизма. Один журналист во время войны писал, что трюмные машинисты даже во сне шевелили руками, управляя клапанами – на погружение, на всплытие. Таких сразу будили, говоря им:

– Очухайся, комик! Ты же не Чарли Чаплин в «Новых временах»!

Здесь, в насыщенной механизмами тесноте, где борта заметает изморозью, здесь бытует жестокий закон, облаченный в легкую тогу моряцкого юмора: «Один неверный жест – и уже никто не принесет цветов на нашу братскую могилу…»

Лунин был из плеяды славных «щукарей», и его «Щ-421» имела семь боевых побед. На «К-21» он заменил прежнего командира, А. А. Жукова, который иногда злоупотреблял «наркомовской нормой». И хотя водка входила в постоянный рацион Подплава, а люди не безгрешны, но такие случаи, как пьянка, на Подплаве не прощались.[7] На подлодках Северного флота признавался только один вид «запоев» – это запойное чтение. Пройдись из отсека в отсек, когда лодка на глубине или ее валит с борта на борт в позиционном положении, и всюду ты увидишь подвахтенных с книгами в руках. Они уходили держать позицию, забирая с собой, наравне с торпедами, целые библиотеки. Механики даже были озабочены этим: «Скоро у нас книги будут входить в расчет аварийного балласта!» Матрос, который не любил книг, считался непригодным для несения службы на боевых подлодках.

– Читай, балбес, – говорили ему с презрением.

– Не хочется, братцы…

– Ну тогда жди – без книг ты скоро спятишь!

«К-21» несла вахту во вражеских водах, возле острова Игней, но торпеды не израсходовала – не было достойной цели.

– Ну и позиция выпала, – говорили матросы. – Хоть ты тресни, а никак сухаря не размочить…

Позиция казалась безнадежной: ни один корабль противника не вылезал из фиордов. В один из дней, когда лодка шла под дизелями, работавшими в режиме «винт – зарядка» (сообщая ход лодке и заряжая батареи), Лунин спустился из «лимузина» мостика внутрь крейсера. Наверху остались нести вахту лейтенант Мартынов и четыре сигнальщика. Линзы их биноклей, прикрытые от солнца светофильтрами, следили за всем, что окружало лодку по горизонту. Разглядели чемодан с ручкой, плывущий в океане по своим чемоданным делам, будто так и надо. Никто даже не удивился.

– Это еще ерунда, – говорили. – А вот на «К-22», где Котельников командует, там портрет Гитлера видели.

– Где это они сподобились?

– В море, конечно, где же еще? Большой был, говорят. И рама дубовая. Плавал встояка… Чтобы всем видно. И, как положено хорошему г…, не тонул…

Совсем неожиданно с мостика прозвучал голос Мартынова:

– Передайте командиру просьбу выйти наверх…

Форма обращения – по уставу. Но уставная форма сейчас (в дни войны) прозвучала как излишняя вежливость. Уже изрядно обросший за время похода бородой, Николай Александрович Лунин нахлобучил шапку (ее звали на лодке «шапкой-невидимкой») и полез по трапу наверх, ворча себе под нос:

– Ну, что там у них еще случилось?

В центральном посту остался инженер-капитан 3-го ранга Владимир Юльевич Браман, который уже давно был флагманским специалистом, но по доброй воле пошел на понижение в должности, чтобы лично участвовать в боевых операциях (два ордена Ленина и три Красного Знамени – такова оценка его как инженера-подводника)…

Отряхивая брызги, по трапу вдруг кубарем посыпались сигнальщики. Сверху на них уже скатывался из «лимузина» Мартынов, послышался голос Лунина:

– А, черт бы тебя побрал с твоей вежливостью!

Прерывисто квакал ревун, возвещая: «Всем вниз! Срочное погружение».

Оказывается, самолет врага, появясь внезапно, сделал над лодкой «свечку» для пикирования. Дизеля – на «стоп». Муфты переключены. Двери задраены. Кто не успел добежать до своего места, оставался там, где его застало кваканье ревуна. Еще один жест руки (ставший уже автоматическим), и после стукотни дизелей лодку заполнило ровное гудение мощных электромоторов.

Самолет врага сбросил бомбы. Раздутые бока «К-21» быстро заглатывали воду океана. Крейсер проваливался в глубину. Ощущение такое, будто людей спускали в быстроходном лифте: палубу так и уносило из-под них! Бомбы взорвались рядом…

В боевой рубке Лунин отчитывал Мартынова:

– А ты что думал? Немец в самолете моей бороды испугается? Надо не меня наверх звать, а самому отрабатывать срочное погружение. Что ты меня звал? Или я самолета в жизни не видел?..

Затем – команда:

– В отсеках осмотреться…

Браман сразу заметил, что лодка ведет себя неустойчиво. «К-21», как говорят подводники, «намокла». Что-то стряслось в цистернах. Появился дифферент, от которого жди любой беды: электролит выплеснет через края баков, торпеды могут сдвинуться в аппаратах или выльется масло из подшипников…

Лунин выслушал доклад Брамана:

– Лодка плохо держит глубину. Она движется по синусоиде с дифферентом на корму. Цистерна срочного погружения самопроизвольно заполнилась забортной водой…

Николай Александрович на это ответил:

– Обычно с такими повреждениями лодке можно возвращаться с позиции, и никто нас на базе не упрекнет. Но у нас еще ни одна торпеда не израсходована по врагу, и… с какими глазами мы вернемся? Давай, Владимир Юльевич, собери своих ребят и – думайте.

Штопоры винтов буравили толщу океана, толкая крейсер в темной глубине. Лунин отвел глаза от стрелок тахометров, мягко дрожавших под стеклом, и сказал комиссару Лысову:

– Браман сделает… Я же знаю, каковы у нас специалисты! Недаром команды с британских лодок даже наших простых матросов считают переодетыми инженерами… Сделают ребята!

Шли в режиме ста оборотов. Воздух внутри лодки был вполне сносен. Влажность нормальная. Но знобящая глубина полярного океана уже объяла корпус крейсера, и стало холодно. Лунин натянул перчатки, его ладони плотно обвили каучуковые рукояти зенитного перископа. Глаз командира ослепила синяя вспышка – это значит, что высоко над ними верхушка перископа проткнула море.

– Улетели, паршивцы, – сказал Лунин, оглядывая небо; опустил зенитный перископ, поднял командирский. – И горизонт чистенький. Подвсплыть нам, что ли, комиссар? Давай продуемся…