Умри, ведьма! - Первушина Елена Владимировна - Страница 23

— Ведьма! Ты уснула?

Десси бросила тряпку, вытерла руки о подол. Все равно юбка старая, Гнешкина, давно на лоскутки изрезать пора. Думаете, трудно замок расколдовать? Трудно, конечно, но это все ерунда. Вы попробуйте его после этого отмыть! Причем не от колдовства, а от обыкновенной человеческой грязи и гнили. Вот когда руки-то по-настоящему отваливаться начнут! Радка, конечно, трудится, как сумасшедший дятел, но намного ли ее силенок хватит? Мильда считает, что графской кормилице зазорно работой руки портить. Гнешка и прочие деревенские бабы приходят иногда помочь, но у них свои дела, огородные. Сейчас не поспеешь, зимой придется зубы на полку класть. Вот и приходится Десси быть одной за всех. А тут еще доменосу новая вожжа под хвост попала.

— Ведьма!

— Ладно, пойду поищу.

Чтобы не вступать в дальнейшие разговоры, Десси поднимается по лестнице и сворачивает в библиотеку.

Библиотека прежде была, наверное, просто клетью. Немногочисленные книги, большую часть которых составляют родословные рода ди Луна, маркграфы попросту покидали в сундуки. В два маленьких окошка под самым потолком пробиваются косые солнечные лучи.

В библиотеке сейчас хозяйничает Дудочник. Роется в сундуках, вытягивает на свет очередную книгу, рассматривает и чаще всего раздирает на две части, бросая переплет в одну сторону, страницы — в другую.

— Ну что, есть что-нибудь? — спрашивает Десси.

— Да нет, бред один. Гадание почему-то на вспоротом овечьем брюхе. А что было путного — отсырело и сгнило давно.

— Ты росписи здешние ищи. Какая деревня сколько замку платила, откуда хлеб, откуда мясо и прочее везли, сколько латников выставляли.

— За дурака держишь?

— Ну и что, нашел чего-нибудь?

— Милая моя! Ты думаешь, пока тут народ мер, как мухи, никому в голову не пришло эти самые росписи уничтожить?

— Так они ж читать не умели!

— Думаешь, так-таки все и не умели?

— Ладно, ищи, не умничай. Да, вот еще, ты младшего княжича не видел?

— Здесь?

— И то верно. Ладно, пойду дальше искать.

— Десс, постой!

— Что? — Она оборачивается.

— Ты чего дерганая такая стала? Чего из шкурки вылезаешь?

Десси разводит руками, притворяет дверь, садится на пол.

— Я не знаю, как мне дальше быть, братец Карл. И как всем нам дальше… Привиденьицу только чудом прогнали. Понимаешь? Не магией шеламской, а чудом, случайностью. Я столько напорола, что если бы не Радка, харкать бы нам всем сейчас белой паутиной. А так только Радке жизнь поломали. Я ее теперь даже родителям вернуть не могу. Боюсь в Купель сунуться. И зимы боюсь, Дудочник. Как мы прокормимся? В замке макового зернышка не осталось. Я уже в муку молотые тростниковые корни подмешиваю — ты только не проболтайся. Ты вот росписи найти не можешь, а даже если найдешь, что тогда? Карстена в маркграфах король не утверждал, да и не в этом дело. Люди замку за работу платили, за защиту. А какая от нас теперь защита? Мильду, что ли, на чужан натравить? Надо заново гарнизон собирать, а как я могу? Я со своим-то делом, колдовским, не справилась, мне ли в чужое лезть? Как я людей от своей земли, от своих домов оторву и заставлю мальчишке безусому служить? Посмеются и правы будут. А как мы зимой обогреемся? На такой замок разве дров напасешься? Или ты с княжичами те дрова рубить будешь? Я вот хотела наверху все двери заколотить, а самим внизу, в кухне да в комнатах солдатских, перезимовать. Все тепла больше. Так Карстен с Мильдой грудью встали. Не бывало, мол, такого в замке и впредь не будет. Вот мы и корячимся теперь. Только чую, все без толку, надоест Карстену со мной пререкаться, и сдаст он меня в Купель. Деньги на дороге не валяются. Я же знаю, про что он молчит пока. Про то, что так и не знает, где его отца с матерью кости. А спросит, так что я ему отвечу? Уходить мне отсюда надо… За Меч уходить. Места мне тут нет больше.

— Ты чего от меня ждешь? — спрашивает вдруг Дудочник.

Десси, пораженная, замолкает.

— Ты чего ждешь? — повторяет маленький человечек. — Чтобы я тебе пообещал, что все в порядке будет? Или чтоб помог отсюда убраться? Так знаешь же прекрасно, что я не могу ни того, ни другого. Уйти ты сама не уйдешь — на кого Радку бросишь?

— Много ей от меня пользы! — ворчит Десси.

— Много или нет, не знаю, а деваться ей без тебя точно некуда. Ты думаешь, в Купель сейчас кого-нибудь пропустят, когда уже чужане на носу? А что до того, как перезимовать, — сам пока не знаю. Знаю только, что из жизни кусок не вырежешь, всю зиму, как медведь, не проспишь. А еще знаю, что лучше быть поденщиком на земле, чем царем над мертвецами. Так что живи, думай, на брюхе ползи, если придется. Деваться тебе некуда. Мы с тобой все повязаны — кто любовью, кто ненавистью, и захочешь уйти — не уйдешь. Живи. Как-нибудь да проживется. Что-нибудь да получится. Дорога у тебя одна — и вовсе не за Меч Шеламский. Поняла?

— Что с чужанами будем делать? — устало спрашивает Десси. — Они уже вот-вот назад покатятся.

Дудочник трет переносицу.

— Как говорил один узкоглазый человек, «не считай войск противника, идущих в атаку, но сделай так, чтобы у тебя было нечто, что невозможно атаковать». Что в нашем случае может означать…

Дослушать Десси не успевает.

Снизу, из подвала, доносится громкий отчаянный вопль.

Глава 18

В Королевстве говорили, что лошадью, женщиной и замком владеет тот, кто держит их за сердце. Ни лошади, ни женщины у Рейнхарда пока не было, но вот замок был, что бы по этому поводу ни думали кормилица с братцем.

А коль скоро замок был, нужно было срочно отыскать его сердце. Вот за этим Рейнхард и полез в подвал. Прочие этажи и башни он еще до отъезда в столицу облазил.

Поднял крышку люка на полу в кладовой, оттащил подальше, чтобы ее кто умный ненароком не задвинул, спустил вниз деревянную лестницу — она как раз у стены стояла — и полез. Сначала было сплошное мученье со свечкой — она, гадюка, все норовила на пальцы горячим воском капнуть, потом Рейнхард догадался ее наискось держать. Слез, глаза закрыл, приучил к темноте, потом открыл, свечу подальше отставил, вокруг поводил — осмотрелся. Галерея как галерея: широкая, свеча вниз — под ногами сухо, свеча вверх — свод тоже хороший, сухой, надежный, мышей летучих нет — хорошо. Осторожненько пошел вдоль стены, держа свечку впереди себя. Насчитал по стенам четыре двери: две с одной стороны, две — с другой. Шагов через тридцать коридор колено сделал, пошире стал, еще одну дверь на двух засовах да на двух замках миновал, а потом вверх пошел и вовсе кончился — у шестой двери, самой большой и тяжелой. Рейнхард в нее плечом ткнулся, она не шелохнулась, даже, видать, снаружи была закрыта.

Рейнхард хоть и не бывал здесь раньше, сразу догадался, где он — под самым пиршественным залом. А пятая дверь, та, что на замках и на запорах, не иначе как в винный погреб ведет. Ну, так нам туда и не надо вовсе. Гра-мерси, благородные рыцари, союзники и родичи, но вином нас не удивишь. А вот не найдется ли тут чего посущественнее? Сундука со старинным оружием, например (Его спрятали сюда, потому, что оно убило слишком многих и стало недоброго нрава)? Или пары скелетов в цепях (Солнце, сохрани!)! Или подземного хода (Подземный ход разумному хозяину замка о-оченъ даже не помешает)?

И Рейнхард, хотя сердце его колотилось где-то под самым подбородком (но вовсе не ушло в пятки, союзники и родичи, не подумайте, отнюдь нет), повернул назад и толкнул четвертую, если считать от деревянной лестницы, дверь. Толкнул — и тут же закрыл. Потому что там в прежние времена хранились в холодке овощи, но лето, благородные рыцари, лето и злое волшебство… Словом, гм-м… Туда нам тоже не надо…

Третья дверь также оказалась заперта, а вот вторая распахнулась легко, и в лицо Рейнхарду дунул теплый ветер. Пламя свечи забилось, но устояло. «Вправду подземный ход, не иначе!» — решил молодой рыцарь и шагнул вперед.