Гонконг - Задорнов Николай Павлович - Страница 18

При виде доброго, сильного и светлого лица живого, словно восставшего из мертвых Иосифа душа Ульяна озарилась светом счастья, не закрытого и для старообрядцев. Иосифа спасли! Оказывается, что не только горе приносила чуждая жизнь и чужие люди. «Прости меня, Иосиф!» – подумал Ульян с потаенной горячей радостью, обнимая кровь свою, как спасенного родного сына.

Удэгеец Кя поставил на кан перед Иваном коробку с листьями табака, а жена его родича – хозяина фанзы – принесла огромный арбуз с огорода.

Тунсянка хотел бы рассказать, почему родня его живет в Вайдя, а сам он с большей частью рода – на речке Хоре, далеко отсюда.

Когда-то весь род Кя жил в бухтах вокруг Уня и в тайге. Но потом начались набеги маньчжур. Пришельцы никого не жалели. Удэгейцев рода Кя обращали в рабов. А удэгейцы рода Кя не желали порабощаться, убивали маньчжур. А те приводили с собой рабов – китайцев. «Китаец» по-гольдски «нека». «Раб» по-удэгейски и по-гольдски тоже «нека». Тогда впервые старики увидели китайцев. Они штаны подвязывали по-своему, не так, как маньчжуры. Тунсянке все это вспомнилось вчера, когда китайская шаланда ловцов трепангов подобрала молодого русского в море.

Вечером Тунсянка рассказывал ночевавшим в фанзе китайским ловцам трепангов и удэгейцам. Шабалин узнал, что не все жители здешних мест удэгейцы – вернее, все не настоящие удэгейцы, что китайцы зовут их да-дзы, то есть тазы, – смесь удэгейцев с китайцами. Сначала маньчжуры прогнали часть удэгейцев, а оставшихся притесняли. Удэгейцы в неволе мерли. Потом маньчжуры привозили рабов на промыслы. Рабы жили в фанзах с удэгейцами, отбирали у них жен. Рождались дети, похожие на китайцев, говорящие по-удэгейски и по-китайски, но презираемые и пренебреженные своими отцами. Теперь уже нет больше рабов, вымерли, а приходят китайские ловцы на добычу трепангов.

Предки Тунсянки рода Кя ушли из Вайдя на далекую речку Хор и стали называться Кялундзюга... Всего не запомнишь. Тунсянка сейчас говорил по-своему и несколько раз упомянул Муравьева. Что-то спрашивали, поминая Муравьева, ловцы трепангов и тазы.

«Далеко же слышно его имя! – подумал Иосиф. – Спасибо Муравьеву, – на него зла не было, – он хотел и себе и нам как лучше!»

Невельской доложил губернатору Муравьеву, что, снаряжая на юг края, в Приморье, бот с матросами под командованием грамотного боцмана Шабалина, узнал при этом, что старообрядцы, переселенцы из Забайкалья братья Басаргины и племянник их Иосиф Силин, знающий по-китайски, просятся в плавание, хотят видеть необитаемые бухты, узнать, правда ли все, что про те места толкуют.

Первая цель, как пояснил адмирал отплывающим, искать места, удобные для земледелия. «Землю будем давать бесплатно, кто сколько может обработать. Вторая цель: всем судам дружественных держав показывать объявления на иностранных языках, что край наш, всем побережьем владеет Россия, и не сметь никого трогать без позволения. Третье: врагам стараться доказать, что в тех водах плавают и на тех берегах живут русские, – показывать наше знамя. Не бояться врага, стараться погибнуть, если надо, как наши братья умирали и умирать нам завещали». Так складно сказал, не хуже стихи, чем сочиняет Иван Шабалин. Мол, пусть враги увидят, и все такое... Велел погибнуть за родину. И присовокупил, что еще не может сказать по-другому, что еще не догадался никто приказывать: не умирать, а жить во славу родины-матушки и оградить детей и родню и доход, «чтобы ни один враг, видя нашу силу и твердость, не сунулся».

Невельской выдал боцману судовой журнал, четверых крестьян зачислил во флот матросами, дал документы, но в салоне дозволил повесить пудовые медные складни. Дал объявления на иностранных языках, что заливы Ольга, Посьет и Владивосток вечно принадлежали Российской империи.

Назначил шкипером своего лучшего моряка, боцмана, как бы в залог, что посылает не на гибель и что дело исполнимо. Выдал харчи: сухари, бочку солонины, уксус, ром и водку. Запасные паруса. Два якоря, канаты. Определил плату и выдал за год деньги вперед и еще двести рублей серебром боцману, чтобы купил быков, если останется на зимовку, и сам начертил карту...

Так старообрядцы сами попросились в плавание, когда узнали, что бот пойдет на юг, где на берегах раскинулся таинственный и благодатный Зеленый клин, о котором многие толкуют и по Сибири слухи идут...

Грести все умели, парусом управлялись, зверя и рыбу били, умели плавать, голодать, терпеть. Кроме Шабалина и Басаргиных с племянником на боте пошли двое штрафованных матросов, еще один герой-марсовый с медалью и украинский казак. Снаряжение и припасы даны были лучшие. Железные вещи и красное сукно на обмен. Мы цель достигли и приказание Невельского исполнили: все умерли за родину, кроме трех!

Глава 8

ТАИНСТВЕННЫЙ ПОЛУОСТРОВ

Адмирал Стирлинг долго стоял в Хакодате.

Хакодате и Нагасаки – порты, открытые для флота Англии по договору, который адмирал сэр Джеймс Стирлинг заключил в прошлом году. Теперь срок действия начался.

По договору, заключенному Путятиным, порт Хакодате открыт и для русских. «Посол и адмирал Путятин захочет в этом году проверить действие договора?» – «Да, да!» – отвечали японцы. Стирлинг все лето ждал, что адмирал Путятин прибудет в Хакодате. В северных морях кампания этого года подходила к концу. «Путятин прибудет в Японию?» – «Да, да!» – с улыбками отвечали почтительные японские чиновники, радуя гостей.

...Япония – идеальная страна для старых адмиралов. Их огромные парусные корабли нигде в мире не производят больше такого впечатления, как в Японии. Старомодная отделка адмиральских кают, в бархате и позолоте, вызывает восхищение японских чиновников. В Японии вся эта отсталая роскошь считается открытием, слывет новинкой из Европы.

Черный, тяжкий век! Отвратительная промышленная революция лезет на корабли, разрушает флотский аристократизм.

Адмирал Джеймс Стирлинг слывет взбалмошным. Он известен своими причудами. В Шанхае бывает в китайских кварталах и ест там палочками пельмени из свинины с чесноком, на корабле надевает штатский костюм, а вечером китайский халат. К подъему флага является во всей форме.

Ради оригинальности мог бы поднять свой флаг на быстроходном пароходе. Но на «Барракуту» назначен капитаном его сын Артур и делает на ней кампанию. Этим назначением сэр Джеймс отдает должное изобретениям и моде века. Свой флаг, как почти все адмиралы его возраста, держит на старом стопушечном корабле. Старосветские громадины, несущие облака парусины, сохраняют внешний белоснежный аристократизм без угольных бункеров, без труб и без кочегаров.

Да, он мог бы поднять флаг на коптилке, где нет роскоши, где машины требуют места и теснят комфорт аристократов, где меньше людей и услуг, а механикам и кочегарам надо предоставить удобный отдых и сытную пищу, иначе не смогут работать в жаре, без воздуха; это не служба «перед мачтами».

Стирлинг полагает, что он все же не так оригинален, чтобы поступиться ради скорости и престижа британской промышленности традиционными вековыми удобствами в угоду машине и дыму. А жилое помещение, как известно всем, оказывает сильное влияние на мышление и характер обитателей.

Внезапно Стирлинг ушел из Хакодате. Он переплыл моря и прибыл на своем линейном корабле, как в плавучем особняке, в цветущий порт Нагасаки, где в прошлом году подписывал договор. Очень долго шел из Хакодате в Нагасаки. Явился в порт назначения, когда там уже стоял вышедший после него из Хакодате отряд судов коммодора Эллиота с новостями о сожжении портов Сибири: Петропавловска, Охотска и Де-Кастри – и об уходе «Авроры» в Амур.

Артур Стирлинг желал бы знать, где отец был так долго. Почему французский адмирал на таком же старомодном линейном корабле сопровождал его в плаванье? Подобные секреты долго не сохраняются. Сэр Джеймс пригласил сына к позднему завтраку.

– Я уверен, что пленные офицеры надоели вам, – сказал адмирал сыну. – Я освобожу от них пароход, они жили слишком хорошо.