Сэр Евгений [СИ] - Тюрин Виктор Иванович - Страница 15

'Блин! А мне эти недоучившиеся историки толковали, что знать в средние века - это было все! Писец всем! А тут даже элементарного уважения нет! Вон та немытая харя так прямо волком на меня смотрит!'.

Я не знал, что после битв при Креси и Пуатье, где английские лучники повергли наземь надменное рыцарство Франции, простые люди поняли, что не только рыцари являются силой, стоящей на охране английского королевства, но и простой народ. Английские йомены и валлийские копейщики завоевали такую же военную славу, на которую до сих пор претендовали только рыцари. Народ почувствовал свою силу. Когда все это поняли, то возник вопрос: почему они, а не мы? Почему они живут в замках, а не мы?! Почему не мы, а они проводят время на турнирах, пируя и охотясь в свое удовольствие?! В данный момент я не знал всего этого, поэтому был в достаточной мере удивлен, насколько велика разница от описанной в книгах истории и живой реальности, представшей перед моими глазами.

Вообще-то начало путешествия мне нравилось, да и поведение путников временами было настолько необычное, что временами казалось, люди разыгрывают сценки из спектакля, который можно было назвать 'Жизнь в Средневековье'. Взять, например, нищенствующего монаха в черной рясе, встреченного нами по дороге. Стоя на коленях, на обочине дороге, он что-то бормотал себе под нос, пока мы не приблизились, после чего он жалобно начинает призывать к милосердию. Смысл его речи заключался в следующем: только помогая ближнему своему, можно предстать перед воротами царства небесного. В данном случае - помочь ему. В ответ на его проповедь с противоположной стороны дороги раздался насмешливый голос, одного из двух, идущих рядом, ремесленников: - Эй ты, святоша! Что ты нас пугаешь грехами! Когда они накопятся, я пойду и куплю в церкви индульгенцию на их отпущение! Вот тогда посмотрим, кто из нас будет стоять у святых врат Царства Божьего!

Монах тут же вскинулся, потрясая сжатыми над головой кулаками: - Душа твоя, грешник, что черствая и заплесневелая корка хлеба!

Не успел он так сказать, как в разговор вступил, судя по виду, крестьянин. Бесформенная шапка, куртка из недубленой овечьей шкуры, некогда белые, а теперь в пятнах разноцветных заплат, штаны, доходящие до пяток. Он как раз в это время проходил мимо монаха, но, услышав эти слова, неожиданно остановился и сунул под нос ошеломленному, таким поворотом, монаху, тяжелые, натруженные руки с черными ободками грязи под ногтями:

- Не тебе, святоша, говорить о хлебе! Посмотри на эти руки! Это они выращивают хлеб, о котором ты говоришь! Видишь их! Теперь покажи свои! Посмотрите, люди, какие они у него гладкие да белые!! Что ты ими делаешь?! Ничего!! Только деньги у народа вымогаешь!! Люди, посмотрите на него, это же, самый настоящий клещ, пьющий нашу кровь!!

'Ну, ты посмотри! И тут революционеры! Даже в четырнадцатом веке нет от них спасения!'.

Мы уже отъехали с полсотни метров, когда шум неожиданно перерос в громкие крики и вопли. Мы, все трое, дружно оглянулись. Увидев убегающего монаха, за которым несся крестьянин с палкой в руке, я только удивился подобному повороту дела, хотя мои люди уже дружно ржали во весь голос. Небольшая толпа, собравшаяся на обочине, дружным хохотом, гиканьем и криками подбадривала крестьянина. Монах бежал, так забавно подпрыгивая и размахивая руками, что я не удержался и рассмеялся вместе со всеми.

Вскоре мы снова съехали с тракта на узкую лесную дорогу. Она тянулась через густой лес, где ветки дубов и буков образовали поистине настоящую зеленую стену по обе стороны, а иной раз смыкались прямо над головой, образовывая крышу. Этой дорогой, как видно, пользовались так редко, что местами трава закрывала даже наезженные полосы колес крестьянских телег. Здесь, в глубине леса, было очень тихо. Безмолвие нарушалось лишь легким шелестом веток, да воркованием диких голубей, и только раз я услышал где-то далеко в стороне охотничий рог и резкий лай собак.

ГЛАВА 4

Дорога вывела нас к зеленой луговине, где, разомлев на солнце, лежало с десяток коров и свободно бродили черные свиньи. За ней, в окружении полей, лежала деревня в три десятка домов и прилепленных к ним пристроек для скота и птицы. Синие дымки поднимались над отверстиями в соломенных крышах. Проехав мимо, мы достигли границы лесов, за которыми простирались однообразные заросли вереска. Их розовые пятна перемежались с большими площадями зеленого мха. Слева по-прежнему тянулся лес, но дорога уходила от него в сторону и шла уже по открытым местам. Солнце на западе стояло низко, зависнув прямо над лиловой тучей. Его жгучие лучи пекли немилосердно. Если до этого наш путь проходил в тени деревьев, то сейчас нас ждало открытое пространство, залитое ярким полуденным июньским солнцем. Не проехали и мили, как дорога привела к обмелевшей речке, по руслу которой вместо потока воды бежал быстрый и шумный ручей с коричневатой от глины водой. Берега оврага были покрыты густой щетиной вереска и папоротника. На берегу ручья, в тени, сидела старуха и жадно ела размоченный в воде кусок горбушки. Услышав цоканье копыт, настороженно замерла, уставившись на нас подслеповатыми глазами. Иссеченное морщинами лицо, беззубый провал рта, трясущиеся руки сразу озадачили меня, но не своим видом, а вопросом: что эта древняя бабка делает в такой глуши. Не удержавшись, спросил:

- Мать, что ты делаешь в такой глуши?!

- Благородный рыцарь, я иду издалека. Из Линдхерста. Три дня в пути, а за все это время съела лишь миску супа из отрубей, которую подали мне добрые люди, да эта сухая горбушка, которую я выпросила, прося милостыню по дороге. Я иду…

- Поедемте, господин, - прервал ее Джеффри. - Нам еще надо проехать не менее пятнадцати миль, пока мы доберемся до Гриптшира. А ты, старая, держи пенни. Хью, отрежь ей сыра и дай ломоть хлеба.

Мы уже выбрались из оврага, как вслед нам донеслись произнесенные дрожащим, надтреснутым голосом, благословления. Автоматически повернул голову на ее голос, я неожиданно, краем глаза, зацепил движение в кустах вереска. В первую секунду не придал этому никакого значения, но в следующую секунду понял, что нет ни малейшего дуновения воздуха, не говоря уже о ветерке. Зверь или… разбойники? За время, проведенное в средневековье, я уже наслушался о беззакониях, творившихся на дорогах и о шайках разбойников всех мастей. Бросил взгляд на телохранителя, но тот ехал с невозмутимой физиономией, а про Хью и говорить было нечего, тот, сейчас за моей спиной, хрипловатым голосом напевал фривольную песенку. Я уже было решил, что мне это почудилось, как на дороге показалась, скачущая нам навстречу, в клубах пыли, группа всадников. Сзади тотчас оборвалась песня, а рука телохранителя переместилась на эфес меча. Я сделал то же самое, в душе надеясь, что это простые путники, а не местные разбойники. Некоторое время мы сближались, потом Джеффри чуть приподнялся в стременах, вгляделся, а затем облегченно выдохнул воздух.

'Похоже, пронесло, - с не меньшим облегчением подумал я и теперь сам попытался понять, что это за люди. - Так. Кто тут у нас? Шесть вооруженных людей. Нет. Семь. А впереди? Нет, не рыцарь. Золотой цепи нет, шпор нет'.

- Это местный бейлиф, господин, - негромко сказал мой телохранитель. Похоже, он уже полностью освоился в роли гида, если не дожидается моего вопроса. - Представляет королевский закон в здешних местах. Не церемоньтесь с ним, мой господин. Капельку внимания, не больше.

Прошло еще несколько минут, как группа всадников остановилась, перекрыв нам дорогу. Возглавлял ее крепкий, плечистый мужчина с квадратным лицом, обрамленным густым черным волосом, состоящим из густой шевелюры, широких баков и окладистой бороды, напоминающей по форме лопату. Берет с пером. Лиловый камзол. На руках печатки из оленьей кожи. На поясе меч и кинжал. За его спиной выстроились шестеро солдат в коричневых куртках из бычьей кожи. За плечами у каждого длинный лук, а на поясе - короткий меч. Лица у всех суровые, грубые, обветренные.