Андрей Первозванный. Опыт небиографического жизнеописания - Грищенко Александр Игоревич - Страница 15

Вот что поведал Андрей кормчему. — И дядя Григорий снова пробежал взглядом по комнате, словно выискивая кого-то.

Глаза детей были полны ужаса, притаившиеся слуги хранили молчание, и, наверное, один лишь Епифаний был разочарован.

— А почему, — спросил он учителя, — патриархов оказалось всего двенадцать? У одного только Иакова было столько сыновей.

— Наверное, — смутился Григорий, — к сфинксу вышло именно двенадцать… Остальные решили подождать в пещере. Может, им очень спать хотелось…

Слуги рассмеялись. Дядя Григорий шикнул на них, и те поспешили убраться.

— Как будто я сам это выдумал! — раскраснелся он. — Именно так написано в книге, которую списали с той, что хранится не где-нибудь, а в Патриаршей библиотеке… — Тут он осёкся, поняв, что сболтнул лишнего, и сказал, что на сегодня довольно.

Ничего из того, что вспоминал Епифаний из рассказа покойного дяди Григория, не было в «Деяниях Андрея», которые нужно было уже завтра возвращать Фоме. Значит, была ещё какая-то книга, которую тот ему так и не показал? Или дядя Григорий всё выдумал про Патриаршую библиотеку?

Между тем обстановка в Константинополе становилась всё напряжённее, от императорского дворца к Святой Софии и обратно всё время сновали какие-то тёмные личности, патриарх под предлогом болезни заперся в своих покоях и только и делал, что рассылал во все подвластные митрополии гонцов с письмами. Тем же занимался и Епифаниев настоятель Феодор Студит, при этом и сам Епифаний со дня на день ожидал, что его с важным поручением отправят куда-нибудь за море. И только помощник его, монах Иаков, пользуясь тем, что за библиотекой в эти дни мало кто приглядывал, беззаботно шнырял между шкафами в самых тёмных галереях. Епифаний не давал ему никакого задания, но Иаков и без того знал, что нужно его наставнику.

И вот, на следующий день после того достопамятного Богоявления, когда василевс отказался воздать поклонение священным изображениям на алтарном покрове Святой Софии, чем поверг в ужас весь верный патриарху Никифору клир, — в этот день Иаков принёс Епифанию сильно потёртый пергаменный свиток, хранившийся, по всей видимости, без футляра, в каком-то сыром и зловонном углу.

— Что ты мне принёс, Иаков? — спросил его учитель.

— А это, отче, я нашёл даже не здесь, а в основном собрании, в одной из комнаток, что примыкают к Фомаитскому триклинию… Одним словом, рядом с нужником… Там таких целый ворох, и некоторые как раз об Андрее.

Епифаний тут же выхватил у него этот свиток и начал его разворачивать:

— Так-так-так… Да это как раз те басни, которыми потчевали меня в детстве. Про апостола Матфия, Страну людоедов… А это ещё что такое?

Иаков наклонился к учителю, который подчёркивал ногтем какие-то странные слова:

«Говорят им первосвященники: «Бабубербеф, — то есть ‘проклятые’, — вы нас учите?»»;

«…и сказали ему по-еврейски: «Нафазареф и Бум»»;

«И сказали первосвященники: «Даходореф, самуф (то есть ‘Чудеснейший Иосиф’)»».

— Отче, это действительно еврейский?

— Кто их знает, брат Иаков, этих иудеев, какие они себе языки ни напридумывают, чтобы нас, христиан, совращать… Но ничего подобного не рассказывал мне дядя Григорий. Здесь есть ещё несколько каких-то совсем чудовищных вставок. Вот, смотри сам: о том, как в день субботний младенец Иисус вылепил из глины воробьёв и оживил их; о том, как прыгал Он с другими детьми по крышам, а один из приятелей Его сорвался и разбился насмерть; о том, как отсохла рука у Его учителя, когда тот ударил Его. Это же целый рассадник безумных апокрифов!

Наконец, Епифаний наткнулся на продолжение истории о путешествии апостола Андрея в Страну людоедов. Местами она излагалась здесь так же, как помнил её сам Епифаний со слов дяди Григория. В том, что именно Епифаний помешал ему рассказать об этом путешествии за один приём, дядя Григорий никогда не признавался. Тогда он объяснил свой срыв собственной усталостью и невниманием учеников, которые отвлеклись на бездельников слуг, ибо все мысли ученика должны быть сосредоточены на словах учителя, все его взгляды должны быть обращены на воздетый к небу палец наставника, иначе вся мудрость и красноречие последнего обратятся в прах и пепел.

— Послушайте же продолжение славных «Деяний святых апостолов Андрея и Матфия», — обратился к детям дядя Григорий через несколько дней.

Господи, благослови!

После того как святой апостол Андрей Первозванный поведал о тайных Христовых знамениях корабельщику, тот попросил апостола разъяснить ему смысл тех знамений, но прежде предложил Андрею и его ученикам поспать хотя бы часть ночи.

И когда апостол Андрей лежал в корабле, подошёл к нему кормчий, откинул край его покрывала и молвит ему:

— Андрей, вдоволь уже поспали ты и твои ученики. Вставай же и расскажи мне, какие ещё знаешь ты великие деяния Божьи, ведь я уже говорил, что с великой радостью послушаю тебя.

И говорит Андрей кормчему, глядя на него с изумлением:

— О господин мой, какой-то ты сегодня не такой, как раньше… Вчера, прекрасный юноша, ты был безбородым, а теперь ты старец, сияющий сединой. Вон твоя борода висит до пупа, а твои глаза так меня смущают, что я от страха готов в море броситься. Ох, боюсь я будить своих учеников. Как бы они не увидели тебя таким!

Но отвечает кормчий:

— Ничего не бойся, разбуди их, чтобы и они послушали, как ты рассказываешь о чудесах Божьих.

И разбудил Андрей своих учеников, и оглянулся на корабельщика, чтобы посмотреть, как он выглядит, а тот был как вчера и третьего дня. Тогда подумал Андрей: «Может, у меня что-то с глазами, ведь всякий раз кормчий мне видится разным», — и спросил его:

— Долго ли ещё нам плыть до Страны людоедов?

— За одну эту ночь, — ответил кормчий, — мы проплывём десять тысяч стадиев[1] и около шестого часа прибудем на остров под названием Тирина. А пока мы приближаемся к гавани, расскажи-ка мне ещё о знамениях Христовых.

И Андрей сказал:

— Много я рассказал тебе ночью, и теперь послушай и веруй.

И говорит он:

— И слушаю, и верую!

Тогда Андрей рассказал кормчему много чего из жизни и божественных деяний Господа нашего Иисуса: всё это вы и сами можете прочитать в Писании, не буду я вас смущать подробностями — вдруг найдёте в моих словах какие-нибудь противоречия или, что куда хуже, какую-нибудь ересь. А я ведь не сам это придумал, но лишь передаю то, что читал своими собственными глазами, а своими собственными руками — вот этими самыми — листал я ту старинную книгу.

— Да скоро ли они прибудут в Страну людоедов? — воскликнул Стилиан, утомлённый рассуждениями дяди Григория.

— Подожди, дай мне рассказать, как оно было на самом деле, а не так, как тебе хочется!

Обо всём, что знал, поведал апостол Андрей своему кормчему. И молвит ему корабельщик:

— Когда говорил ты, я с большим удовольствием слушал тебя. А теперь посмотри: ветер стихает, море успокаивается и корабль не качает. Поэтому, чтоб не стояли мы на месте, все вы последуйте моему доброму велению, дабы поскорее достичь нам доброй гавани.

Отвечает ему Андрей:

— Говори же, добрый кормчий, и ясно прикажи нам. И я, и мои ученики охотно послушаемся тебя.

И говорит корабельщик:

— Я буду петь, а вы припевайте: «Аминь, аллилуйя!», — и начал петь (вы тоже можете подпевать!):