Чувство вины - Мэтер Энн - Страница 3

Поэтому, когда она подошла к автостоянке, чтобы сесть в свой маленький «форд», Марк Лит, исполнявший на математическом отделении те же обязанности, что она на английском, увидев ее, изобразил на лице удивление по случаю столь явного нарушения обычного распорядка.

— На свидание собралась? — спросил он, захлопывая дверцу своей машины и пристраивая извлеченную из нее коробку под мышкой. — Надумала мне изменить?

В ответ Лаура состроила гримаску. Ее отношения с Марком были, что называется, ни то ни се, время от времени они где-нибудь обедали или ходили в театр, но дальше этого дело не заходило. Лаура сама решила, что их дружба не должна превратиться в нечто большее, а Марк, которому едва перевалило за тридцать и который до сих пор жил со своей матерью, судя по всему, мирился с таким положением. Лаура подозревала, что ему, в сущности, нравится оставаться холостяком, хотя время от времени он совершал попытки предъявить определенные права на нее.

— Я за покупками, — сказала она, открывая дверцу машины и усаживаясь за руль. — Джулия приезжает на уик-энд, да к тому же не одна.

— Понятно, — Марк подошел к дверце ее машины, и Лаура, подавив ничем не оправданное раздражение, опустила стекло. — С подругой?

— Что?

Лаура явно его не слушала, отчего уголки губ Марка поползли вниз.

— Ты сказала «не одна», — напомнил он, выделив последние два слова. — Речь идет о подруге?

— А… — Лаура повернула ключ в замке зажигания и подняла на Марка безропотный взгляд. — Нет. Нет, с другом. Ну, то есть с мужчиной. Она мне звонила вчера вечером, когда я вернулась домой.

— Вот как? — Марк удивленно поднял брови, и Лаура почувствовала, что ее досада на него возвращается. — Несколько неожиданно, тебе не кажется?

Лаура вздохнула и сжала руками руль. Дело было даже не в Марке, ее приводило в негодование, что он, по-видимому, считает себя вправе отпускать замечания подобного рода. Наверное, она сама в этом виновата. Она хоть и не поощряла его ухаживания, но, как ей казалось, позволила ему считать, будто он может вмешиваться в ее жизнь.

Она натянуто улыбнулась и пожала хрупкими плечами.

— Ну, ты же знаешь, каковы молодые люди! — без тени осуждения воскликнула она. — Им не нужна неделя, чтобы обдумать поездку. Они просто едут, и все.

— Да, но могли бы и о тебе подумать, не так ли? — настаивал Марк, гневно выпятив подбородок. — Я хочу сказать, у тебя ведь могли быть собственные планы.

Лаура едва не сказала: «У кого? У меня?» — но решила, что иронии ее Марк не воспримет. Его чувство юмора особой тонкостью не отличалось, так что любая попытка Лауры пошутить над своим положением вызвала бы у него только неодобрение. Она лишь покачала головой и нагнулась, чтобы включить зажигание.

— Я хотел тебе предложить — может, мы попробуем добыть билеты в театр, — прибавил Марк, словно пытаясь оправдать свое возмущение. — Я слышал, там идет отличное ревю, а в субботу как раз последнее представление.

Лаура, успешно подавив досаду, наконец справилась и с зажиганием.

— Ничего, — сказала она, — посмотрим его как-нибудь в другой раз. А теперь мне пора, иначе я не успею сделать все, что требуется.

Марк поджал губы.

— И все-таки ты могла бы…

— Нет, не могу, — твердо объявила Лаура и включила сцепление. — До встречи.

Он так и стоял, глядя ей вслед, когда Лаура выехала с автостоянки и небрежно подняла в знак прощания руку. По правде сказать, думала она, стараясь сосредоточиться на движущихся по Уэст-роуд машинах, Марк бывает удивительным занудой. Неужели трудно понять, что при том, как редко Джулия навещает мать, Лаура не может оставить ее, чтобы пойти с ним в театр? Кроме того, на этот раз никак уж не скажешь, будто Джулия пытается обратить к своей выгоде ее доброту. Она привозит будущего мужа, чтобы познакомить его с матерью, и, даже если идея знакомства принадлежит ему, а не ей, их приезд может предвещать большую теплоту в ее отношениях с дочерью.

Впрочем, Марку и Джулии так и не довелось познакомиться поближе. С самого начала он находил ее избалованной и своевольной. В тех редких случаях, когда все трое встречались, Джулия из кожи вон лезла, стараясь ему досадить. С ее точки зрения, Марк был напыщенным ничтожеством, а уж замечания, которые она отпускала насчет его холостяцкой жизни, лучше было и не повторять.

В супермаркете, как обычно перед выходными, толклась тьма народу, и Лауре, обыкновенно покупавшей все необходимое в небольшом магазине в Бернфуте, оставалось лишь заскрежетать зубами, когда путь ей преградила очередная мамаша с едва умеющим ходить карапузом. — Прошу прощения, — сказала Лаура, пытаясь протиснуться мимо нее по проходу, и получила в награду за вежливость хороший кусок мороженого на палочке, размазанный по рукаву ее куртки.

— Ой, извините! — воскликнула улыбчивая мамаша, осматривая мороженое, чтобы выяснить причиненный ему ущерб. — Такие узкие проходы, правда?

Лаура глянула на идущую вдоль рукава липкую красную полосу и смиренно пожала плечами. Сердиться было бессмысленно.

— Да, очень узкие, — согласилась она и, невольно улыбнувшись толстощекому карапузу, двинулась дальше.

Пока она грузила покупки в машину, время перевалило за час, а при въезде на школьную автостоянку часы пробили половину второго. Несколько копуш, еще слонявшихся по спортивной площадке, смерили ее понимающими взглядами и обменялись с подружками негромкими замечаниями. Лаура, почти дословно знавшая, что именно они говорят о ее опоздании, зашагала к зданию школы, стараясь выглядеть не слишком взволнованной.

День казался нескончаемым. Чем ближе подходило время приезда Джулии, тем напряженнее становилась Лаура, а тут еще разбушевался ее четвертый класс. Обычно она ладила с учениками, пользуясь репутацией учительницы строгой, но справедливой. Однако сегодня поддерживать порядок оказалось трудно, и, лишь почувствовав, как она охрипла, Лаура поняла, что ей приходилось кричать, чтобы быть услышанной.

Но вот наконец пробило три тридцать. Лаура отпустила четвертый класс, запихала в чемоданчик столько тетрадок, сколько туда поместилось, остальные взяла под мышку. По ее прикидкам, оставалось по меньшей мере два часа, чтобы приготовиться к встрече с Джулией, и, судя по тому, как она себя чувствовала, этого времени могло не хватить. Лаура не понимала, как Джулии удавалось приводить ее в столь нервозное состояние, но удавалось ей это неизменно, поэтому Лаура намеревалась принять ванну и сделать прическу, чтобы быть уверенной хотя бы в своей внешности, раз уж ни за что больше ручаться она не могла.

Бернфут расположен в одном из красивейших мест Нортумберленда. Эту деревню с населением примерно в тысячу человек окружают поля, раскинувшиеся на холмах некогда пограничной между Англией и Шотландией земли. Разрушающиеся остатки Адрианова вала[1] ограждают их с севера. В этих фермерских краях множество быстрых ручьев и тенистых лесов. Длинные, прямые дороги ведут к старинным римским фортам Честера и Хаузстеда.

Лауре здесь всегда нравилось. Хотя она родилась и выросла в Ньюкасле, настоящим ее домом ей казались эти места, так что, когда представилась возможность купить здесь коттедж, она ухватилась за нее обеими руками. Лаура знала, что Джулия считает ее сумасшедшей — одинокая женщина вознамерилась переселиться в какую-то «Богом забытую дыру», как выражалась Джулия, где она никого не знает, — однако Лаура ни разу не пожалела о своем решении. Правда, коттедж, когда она в него въехала, нуждался в серьезном ремонте, и потребовалось несколько лет, чтобы он стал таким, как ей хотелось. Он так и остался маленьким, с низковатыми потолками, но зато теперь в нем имелось центральное отопление, а холодными зимними вечерами она разжигала камин в гостиной и могла поджаривать себе пятки в свое удовольствие.

Она вполне довольна своим домом, думала Лаура, кроме, конечно, тех случаев, когда приезжает Джулия, заставляющая ее убеждаться, что у коттеджа все же имеются недостатки. Джулия старательно их перечисляла, ни разу не похвалив садик, который Лаура с таким трудом привела в порядок, и не поздравив мать с тем, что ей удалось создать дом и привлекательный, и своеобразный.