Город несколько лет спустя - Мэрфи Пэт - Страница 34

– Эй, вы слышите? Нет, что, серьезно не слышите? Это ж чистая квинта!

Внизу мисс Мигсдэйл, которая раскрашивала нижнюю часть моста, отмахивалась от него, во весь голос декламируя стихи. На дальней башне звонкая Мерседес перешучивалась по-испански со своими помощниками. У Джекс, привыкшей к тишине и уединению, раскалывалась голова. Поэтому, промучившись полдня, она решила выбрать для себя отрезок моста как можно дальше от не в меру шумных художников. Это оказалось место, равноудаленное от обеих башен, где главная перекладина сначала ныряла к дороге, а затем вновь грациозно взмывала вверх. Рядом с девушкой примостилась мартышка что-то беспрерывно бубнившая целый день. Зверек преследовал девушку с утра, вместе с ней шел из Города до моста и теперь внимательно наблюдал за ее работой. По крайней мере, думала Джекс, гвалта от нее меньше, чем от остальных обитателей Сан-Франциско.

На южной башне бригада Мерседес создавала замысловатый узор из пересекающихся треугольников темно-синего, бирюзового и ярко-голубого оттенков. На одной стороне Северной башни раскачивался на альпинистском канате Змей. Разрозненные поначалу линии уже начинали складываться в изогнутую спину огромного дракона; огромный чешуйчатый хвост обвивал башню. Сейчас артист прорисовывал бледно-синей краской узкую голову, вися в двадцати футах над землей, где стоял Дэнни, и, сложив ладони рупором, выкрикивал инструкции и советы.

Джекс пробовала сначала разбирать слова, но ветер доносил до нее отрывки, столь же бессмысленные, как крики чаек или тявканье морских львов. Основание той же башни досталось Лили, которая распыляла ярко-бирюзовую эмаль из промышленной малярной машины. Разглядеть узор пока не получалось.

Обезьянка опять закричала что-то. Джекс так привыкла к шуму, что даже не обратила на нее внимания. Кроме того, она не требовала ответа, не вглядывалась пристально в ее лицо, не расспрашивала, как делали все обитатели Города. Пусть себе верещит.

– Знаешь, мне уже немного надоело красить, – доверительно пожаловалась она мартышке.

Та склонила голову набок и снова что-то залопотала.

– Извини, ничего не понимаю! – сообщила Джекс и обмакнула кисточку в краску.

Подняв голову, она увидела, что ее подруга карабкается вверх по перекладине всеми четырьмя лапами, задрав хвост. Преодолев около 15 футов, мартышка замерла и поглядела на девушку, как будто подбадривая.

Джекс бросила взгляд на Дэнни и остальных артистов. Все занимались своим делом, никто не смотрел в ее сторону. Положив кисточку на край банки с краской, девушка забралась на перекладину и начала подниматься вслед за обезьяной. Два тонких проволочных каната, натянутых вдоль перекладины, служили ей ненадежной опорой. Мартышка стремительно поднималась. Ее, как и Джекс, видно, манило прозрачное и кажущееся таким близким небо.

Путь к небу занял много времени. Ветер раскачивал канаты и раздувал куртку Джекс, как будто хотел схватить ее и унести вдаль, как маленькое облачко. Под ней волновался океан, поднимая белые гребни волн, как будто желая схватить ее, удержать. Мартышка то и дело оглядывалась, проверяя, не отстала ли спутница.

На полпути вверх Джекс остановилась. Странно, она не испытывала страха, хотя не собиралась забираться так высоко. Снизу художники махали ей. Она помахала в ответ и поняла, что не хочет возвращаться. Не сейчас. Пока хотелось насладиться ветром на лице.

На подходе к башне подъем стал круче. Под ногами хрустела облупившаяся краска, как осенние листья в парке Золотые Ворота. Один раз девушка оступилась, нога заскользила, в воздухе закружились оранжевые кусочки эмали. Мартышка молниеносно обернулась и замерла. Джекс изо всех сил схватилась за канат и восстановила равновесие. Руки замерзли и не чувствовали проволоки. Пролетающая мимо чайка что-то прокричала. Разобрать слова было невозможно, но сомнений не было – это предупреждение.

Верхушка башни сверкала, до блеска отполированная ветром. Перекладина проходила, касаясь вершины башни, чем-то похожей на гнездо. Джекс забралась вовнутрь и села, подтянув колени к груди, чтобы согреться. Сбоку к ней прижалась теплым тельцем обезьяна.

– Да, высоко мы забрались, – сказала девушка, но зверек не ответил.

Слева начинался океан, мощный и вечный. Справа лежал Сан-Франциско, казавшийся таким же маленьким, как город в стеклянном шаре. Если захотеть, можно взять его в руки и согреть в ладонях.

Она была одна. Стихли голоса артистов, крики чаек и лай морских котиков. Тишина, только шумит в ушах ветер. Рассматривая Город внизу, Джекс ощутила пустоту. Вернее сказать, ощутила вновь – первый раз странное чувство посетило ее, когда она слушала разговоры артистов между собой.

«Я здесь уже пару месяцев, но так и не нашла маму. Город водит меня, водит, да все не туда, куда мне действительно надо», – горько думала девушка.

Она легла на вершине башни. Небо над ней было в точности того же цвета, что и шелковая ленточка, которой она заплела волосы мамы, прежде чем опустить в могилу. В глазах защипало. Мама умерла. Джекс давно это поняла, но заперла это знание где-то глубоко в своем сердце. Пора наконец посмотреть правде в лицо. Ангел может привести ее в лучшем случае к призраку матери, не больше.

Порывы ветра сдували слезы с глаз девушки. Но прозрачные капли в воздухе превращались в маленьких синих бабочек, которые изо всех сил трепетали крыльями, чтобы вернуться к Джекс, спрятаться в складках ее одежды. Бабочки садились на руки, лицо, щекоча холодную кожу крошечными лапками. Вокруг мест, где лапка касалась ее, начинало расходиться живое тепло.

Девушка не могла остановить слез. Она толком не понимала, почему плачет. Из-за мамы? Из-за Города? Слезы текли, она хотела вытереть их рукой, но почувствовала, как из-под пальцев разлетаются бабочки-малышки. Джекс привстала и увидела, что окружена уже облаком крошечных созданий, которые задевают крыльями ее лицо, кружатся в воздухе и опускаются на мост, скрывая пушистыми синими телами облупившуюся оранжевую краску. Вскоре бабочки сидели так плотно, что их радужные крылья перекрывали друг друга, слегка трепеща от ветра.

Слезы иссякли. Глаза болели, как всегда бывает, если плакать долго.

– Джекс! – Встревоженный голос Дэнни-боя эхом разнесся где-то внутри башни.

Послышался скрип, и позади нее открылся люк. Не говоря ни слова, Дэнни подошел к ней и обнял. Она не отстранилась. Его тело, разгоряченное подъемом и пахнущее краской, согревало и успокаивало. Только обезьянка визгливо раскричалась, очевидно, рассерженная вторжением. На волосы Дэнни опустилась последняя синяя бабочка.

– Ты в порядке?

– Да, все хорошо.

Джекс опустила глаза и посмотрела на мост. Он весь переливался оттенками синего, цветом шелковой маминой ленты, вечернего неба и… крыльев синих бабочек.

Фермер из Марина, направляющийся к Даффу, чтобы обменять урожай своего огорода на инструменты, остановил свою повозку возле первой башни Золотых Ворот. Задрав голову, он ошарашенно разглядывал гигантского синего дракона, обвивающего башню.

– Вот черт! Нет, ну ты глянь! Раскрасили весь мост! Синим, подумать только!

Его десятилетний сынишка уже спрыгнул с козел и бегал вокруг башни, разглядывая узоры.

– Папа, это бабочки! – закричал он.

– Что еще за бабочки? – заворчал фермер, слезая с повозки и подходя вплотную к башне.

Вблизи было видно, что на поверхности как будто нарисованы тысячи бабочек. В местах, где крылышки чуть расходились, проглядывала оранжевая краска; где два крыла перекрывали друг друга, синий цвет был насыщеннее. На свету цвет переливался и как будто трепетал.

Заскорузлым от работы пальцем фермер поскреб поверхность. Краска не отколупывалась.

– Папа, смотри! – закричал мальчик, указывая на живую бабочку, греющуюся на солнышке.

Сложив ладони лодочкой, он накрыл насекомое.

– Чушь какая, – пробормотал отец, – давай пошли отсюда.

Ребенок неохотно разжал ладошки, выпустил бабочку и поплелся за отцом к повозке. Бабочка затрепетала крыльями и, выискав на башне место, где все еще виднелась оранжевая краска, опустилась на него и замерла.