Ристалища Хаббы - Мэнсон Майкл - Страница 20

– Но руки у тебя целы, верно? – сказал Конан. – Ты можешь послать стрелу в цель и биться копьем и секирой.

– Могу! Особенно ежели прислонить меня к одному из этих камней, – Сайг показал на большие валуны, разбросанные по равнине, и начал с кряхтеньем взбираться на коня.

Как и утром, они двинулись к восходу солнца, слегка отклоняясь на юг. Перед ними лежала степь с невысокими холмами; кое-где ее пересекали ручьи, вытекавшие из крохотных озер – мелкие, с чистой водой и дном, выстланным камешками. Берег Вилайета был сравнительно недалек, и потому в этой части равнины, овеваемой морскими ветрами, наблюдалось изобилие влаги; трава выглядела свежей и сочной, кое-где росли деревья, а в мягкой почве обитало множество существ, начиная от жуков и земляных червей и кончая сурками и крысами, чьи норы иногда покрывали пространство в тысячу и более локтей. Хватало здесь и антилоп, газелей, сайгаков и диких лошадей; водились и хищники – рыжие лисы, шакалы, мелкие степные волки.

Конан, однако, знал, что дальше к востоку равнина становится все более засушливой, травы выгорают, ручьи мелеют и от водопоя до водопоя нужно идти целый дневной переход. Ему случалось бывать в подобных местах – не вблизи хаббатейской границы, а дальше к востоку, когда Илдиз Великолепный, туранский владыка, посылал его с поручениями в Меру и Кусан. С той поры прошло лет десять, но он не позабыл степей Гиркании. Для Сигвара, жителя севера, эти покрытые травами бескрайние пространства были в диковинку. Он глядел на запад и восток, на север и юг, морщил лоб, ерошил бороду и словно решал про себя, нравится ли ему в этих краях или нет. Наконец асир похлопал по плечу киммерийца, шагавшего рядом, у самого стремени, и произнес:

– Опасное тут место! Простора много и видно далеко… Нигде не укроешься, не спрячешься, не устроишь засаду! И с собаками здесь можно выследить любого беглеца.

– Насчет собак ты прав, и потому нам первым делом придется спустить с них шкуры, – ответил Конан. – А что до опасностей… – Он пожал плечами. – Опасно везде, и в степи, и в горах, и в лесу! Страна пиктов поросла деревьями, и видно в их дебрях на три шага вперед, но там еще опасней, чем здесь.

– В стране пиктов я не бывал, – задумчиво покачивая головой, произнес Сигвар. – Ходил в Гандерланд, в Киммерию, в Замбулу и Гиперборею, в Аквилонию и Немедию, плавал в Западном океане… А вот к пиктам не тянуло!

– Что так?

– Глупый народ! Что с них возьмешь? Ни золота, ни камней, ни приличных шкур… Нет городов, нет зерна, нет вина, нет пива… И в рабы пикты не годятся, слишком строптивы да непокорны.

– Строптивы, верно, – согласился Конан и уже хотел расспросить Сайга поподробнее, где тот еще побывал и что делал в чужедальних краях, как асир вдруг настороженно уставился в степь. Его кустистые рыжие брови сошлись на переносице, рука потянулась к секире, а колени так стиснули лошадиные бока, что жеребец всхрапнул от неожиданности и встал на месте.

– Похоже, за нами, – вымолвил Сигвар, поворачиваясь лицом к северо-западу, где за зелеными травяными волнами лежала серая полоса Великого Пути.

Конан шлепнул коня ладонью по крупу. Торопливо и молча они поднялись на ближайший курган; киммериец почти бежал, асир ехал за ним, левой рукой придерживая узду, правой сжимая древко секиры. С вершины холма степь просматривалась на многие тысячи локтей, и теперь оба они, и всадник, и пеший, видели темные точки в изумрудной траве. Одни казались побольше – люди на лошадях; другие, меньшие, будто катились по зеленому полю. Конан различил отдаленные звуки лая.

Пересчитав людей и собак, он повернулся к Сайгу.

– Кром, эти жабы не поскупились! Тридцать конников и восемь псов!

– Каждому вобьем стрелу в глотку, – буркнул асир.

– Для того надо отыскать подходящее место. Такое, где растет трава по грудь, а перед ней – низкая, не выше колена. Как говорят мунгане: сариди той баши, кариди той аши!

– Это что значит?

– Прячься, где трава высока, стреляй, где трава низка.

– Верно! Ну, и где же такое место? – Сайг поерзал в седле, приглядываясь к окрестностям.

– Поищем – найдем!

С этими словами Конан ринулся вперед. Он бежал стремительно и ровно, так что притомившийся за ночь жеребец не сразу догнал его; лук, колчан, мечи и мешок с запасами и флягой казались киммерийцу невесомым грузом, совсем не тяготившим, а даже помогавшим сохранять равновесие. Сила бурлила в нем; неистовая первобытная сила, которую не смогли исчерпать ни ночное странствие меж темных полей и рощ Хаббатеи, ни схватки с ее воинами, ни бешеная предрассветная скачка в дикой степи. Он мчался по склонам пологих холмов, огибал валуны, вросшие в мягкую землю, топтал травы; метелки седого ковыля хлестали по сапогам, скрипела галька на дне мелких ручьев, летели брызги, ветер свистел в ушах. Он был проворен, как лис, спасающийся от погони, но хаббатейские всадники и их псы были еще быстрее. Топот копыт и рычанье собак раздавались все ближе и ближе.

Высокая трава! Сариди той баши, кариди той аши!

Где же найти подходящее для засады место? Такое, чтоб противник был как на ладони, но не видел, откуда посланы губительные стрелы; такое, чтоб можно было спустить тетиву и спрятаться за травяной завесой; такое, где можно схоронить от чужих взглядов коня; такое, откуда удалось бы нанести внезапный удар и скрыться незаметно, оставив врагов подсчитывать потери.

Трава! Высокая трава!

Прислушиваясь к нараставшему за спиной лаю, Конан думал и о том, что хаббатейские всадники появились слишком быстро. Похоже, этот отряд пришел не из столицы, а был выслан из По-Каты либо Сейтура, куда приказ передали с помощью колдовских шаров… Если так, то хаббатейцам ведомо, на кого идет облава! И они наверняка будут внимательны и осторожны… Ведь лучших бойцов со столичных ристалищ так просто не возьмешь!

Но вряд ли это их остановит. Отряд велик, и тридцать луков против двух – большое преимущество. Три вздоха нужно, чтобы нацелить и метнуть стрелу, и даже самый лучший лучник не справится быстрее. А потому в поединках стрелков – настоящих стрелков, что не тратят стрелы даром! – выигрывает та сторона, где больше рук, сгибающих тугие луки. Пусть они с Сайгом, – думал Конан, – уложат десятерых, но остальные двадцать изрешетят их стрелами, как учебные мишени. Значит, нельзя подпускать хаббатейцев на выстрел, и драться с ними надо, лишь разыскав надежное укрытие – причем такое, откуда можно отступить.

Великий Кром! Если бы Сайг не был ранен! Если б им удалось сохранить обоих скакунов!

Но Крома не интересуют людские дела, а Митра, Заступник и Защитник, не может уследить за каждым человеком. Во всяком случае, милости Подателя Жизни не беспредельны; хватит и того, что он вывел невольников из хаббатейской темницы.

Так рассуждал Конан; и думал он еще о многом – в том числе, и о свирепых шандаратских псах, натасканных в охоте за двуногой дичью, и о запасах стрел, что везли с собой хаббатейцы, и о бродячих шайках мунган, и о хитростях пиктов, великих искусниках заметать следы и сбивать погоню с толку. Лишь одна мысль не бродила у него в голове – о том, чтобы бросить раненого Сигвара и, забрав коня, скрыться в степном просторе.

Вероятно, хаббатейские всадники заметили беглецов: к рыку и лаю собак добавились людские вопли. Оглянувшись на бегу, Конан увидел, как отряд разворачивается широким полумесяцем, как оба его края вытягиваются вперед и в стороны, как хаббатейцы торопят и погоняют коней. Их лошади были свежими и полными сил, а псы нетерпеливо натягивали сворки; все восемь мчались в середине строя, и уже можно было разглядеть длинные ремни, соединявшие ошейники с луками седел.

– Ну, где твоя трава, порази ее Ймир? – прохрипел Сигвар, тоже оглядываясь и прикидывая расстояние до преследователей. – Не пора ли нам засесть за каким-нибудь камнем да обменяться парой стрел?

– Нет! Камень нас не спасет – обойдут!

Сариди той баши, кариди той аши! – повторил Конан про себя. Он помнил этот закон степи и знал, что нарушивший его умрет. Степь сурова! Впрочем, то же самое можно было сказать о лесах, горах, пустынях и океане; любое место грозит бедой, если не знаешь, где и как от нее укрыться.