Дверь в лето (сборник) - Хайнлайн Роберт Энсон - Страница 21

Это ничуть меня не утешило, кроме того, я этому не верил. Мой старик говаривал, что чем больше законов, тем больше жуликов.

А еще он говорил, что мудрый человек должен быть всегда готов бросить свой багаж. С мною такое случалось на удивление часто и давно заслужил, чтобы меня называли мудрым.

— Гм, мистер Доути, а не знаете ли вы, что стало с Компанией Взаимного Страхования?

— Компания Взаимного Страхования? Чудесная фирма. Им сильно досталось во времена Паники, но они выстояли. А что, у вас и с ними договор?

— Нет.

Я не стал ничего объяснять, это было ни к чему. Я никогда не был в Компании Взаимного Страхования, у меня никогда не было с нею договора. Я не мог подать в суд на “Главную”; что за толк возбуждать дело против трупа.

Я мог возбудить дело против Белл и Майлза, если они еще живы, но разве это было не столь же глупо? У меня не было доказательств, никаких.

Кроме того, я не хотел судиться с Белл. С гораздо большим удовольствием я взял бы тупую иглу… и вытатуировал бы на видных местах ее тела “Не имеет законной силы”. Тут я вспомнил, что она сделала с Питом. Честное слово, любое наказание было бы для нее слишком мягким.

Вдруг я вспомнил, что Майлз и Белл собирались продать “Горничную” группе “Мэнникс”, из-за этого меня и уволили.

— Мистер Доути, а вы уверены, что от “Мэнникса” ничего не осталось? Разве не им принадлежала “Горничная”?

— “Горничная”? Вы имеете в виду форму, производящую бытовые автоматы?

— Да, конечно.

— Едва ли это возможно. Нет, этого не может быть, ведь “Мэнникс”, как таковая больше не существует. Конечно, я не могу утверждать, что между “Мэнникс” и Корпорацией “Горничные” не было никакой связи. Но я не верю, что между ними было что-то серьезное, иначе я знал бы об этом.

Я прекратил расспросы. Было бы хорошо, если бы Майлз и Белл потерпели крушение вместе с “Мэнникс”. Но с другой стороны, если “Мэнникс” владела “Горничными”, это должно было ударить по Рикки, причем не менее сильно. Главное, чтобы Рикки было хорошо, а на все прочее можно наплевать. Я поднялся.

— Что ж, спасибо за все, мистер Доути. Пойду восвояси.

— Не торопитесь. Мистер Дэвис. наша организация чувствует ответственность не только за букву контракта, но и за клиента. Вы, конечно, понимаете, что ваш случай — не первый в нашей практике. Наш совет директоров предоставил в мое распоряжение некоторые средства, чтобы клиенты на первых порах не испытывали нужды. Эти средства…

— Не надо благотворительности, мистер Доути. Но все равно, спасибо вам.

— Это не благотворительность, мистер Дэвис. Заем. Своего рода заем. Поверите ли, на таких займах мы почти ничего не теряем… и нам не хотелось бы, чтобы вы вышли отсюда с пустыми карманами.

Я обдумал это раз и другой. Я ведь даже не знал, сколько берут в парикмахерской за стрижку… а, с другой стороны, занимать деньги — это все равно, что плавать с кирпичом в руках… а небольшой заем мне вернуть так же трудно, как миллион.

— Мистер Доути, — сказал я медленно — доктор Альбрехт говорил, что я могу еще четыре дня валяться здесь в постели.

— Да, пожалуй, об этом написано в вашей карточке. Но мы не выбрасываем людей на улицу, даже по истечению договорного срока, если они не готовы.

— Рад слышать. А сколько стоит палата, питание и обслуживание?

— Гм. Но ведь мы не гостиница и не сдаем номера в нем. Но мы и не больница — просто мы помогаем клиентам войти в форму.

— Да, конечно. Но вы можете назвать хотя бы примерную стоимость?

— Ммм… и да, и нет. Здесь довольно сложная арифметика: нужно учесть обслуживание, наблюдение, диетическое питание, персонал и так далее. Я мог бы составить смету.

— О, не беспокойтесь. Сколько стоит помещение и питание0

— Это не совсем в моей компетенции. Пожалуй… где-то около ста долларов в сутки.

— Я ухожу на четыре дня раньше. Можете вы ссудить меня четырьмя сотнями?

Он не ответил, но продиктовал своему механическому помощнику несколько цифр, а потом отсчитал мне восемь пятидесятидолларовых банкнот.

— Спасибо, — искренне сказал я, забирая их. — Будь я проклят во веки веков, если задержусь с возвратом. Обычные шесть процентов? Или больше?

Он покачал головой.

— Это не заем. Поскольку вы так захотели, я погасил эту выдачу (поставив против неиспользованного вами срока.

— О, мистер Доути, я же не хотел принуждать вас. Конечно же, я готов…

— Не надо. Мой помощник уже зафиксировал выдачу. Или вы хотите, чтобы у наших ревизоров заболела голова из-за каких-то четырехсот долларов? Я приготовил для вас гораздо больше. Взаймы.

— Ну, хорошо, — сдался я, — не буду спорить. Скажите, мистер Доути, а сколько стоят эти деньги? Какие сейчас цены?

— Ммм… так, сразу трудно ответить.

— Дайте мне хоть одну зацепку. Сколько стоит еда?

— Весьма немного. За десять долларов вам подадут вполне приличный обед… если вы позаботитесь выбрать ресторан средней руки.

Я поблагодарил его и ушел с теплым чувством. Мистер Доути напомнил мне нашего армейского казначея. Казначеи бывают двух сортов: одни показывают вам параграф инструкции, согласно которому вы не можете получить то, что вам причитается; другие мусолят инструкцию до тех пор, пока не найдут параграфа, по которому вам причитается даже больше, чем вы ожидали.

Доути относился ко второй разновидности.

Санктуарий стоял на Уилширской дороге. Перед ним были разбиты клумбы, росли кусты, стояли скамейки. Я присел передохнуть и поразмыслить, куда идти — на восток или на запад. Все-таки я был сильно потрясен, хотя и старался не обнаружить этого перед мистером Доути — денег в моем кармане должно было хватить на пропитание в течение недели.

Но солнце светило ярко, полосы дороги приятно гудели, я был молод (по крайней мере — биологически), у меня были мои руки и голова на плечах. Насвистывая “Алилуйя, я бездельник”, я достал “Таймс” и просмотрел колонку найма.

Я подавил в себе порыв просмотреть раздел “Инженеры-профессионалы” и решил изучить спрос на неквалифицированную рабочую силу. Таких почти не требовалось. Я еще нашел этот раздел.

VI

Работу я получил через день, в пятницу, пятнадцатого декабря. Кроме того, я получил кое-какое представление о нынешних законах и совершенно запутался во всем, что касалось слов, действий и ощущений. Я открыл для себя, что реориентироваться по книгам ничуть не лучше, чем изучать по книгам секс — на деле все совершенно по-другому.

Уверен, что мне было бы гораздо легче, окажись я в Омске, Сантьяго или Джакарте. В чужом городе чужой страны я бы знал, что обычаи совсем другие, а в Большом Лос-Анджелесе я подсознательно считал, что ничего не изменилось, хотя и видел перемены Конечно, тридцать лет — пустяки; за свою жизнь человек видит гораздо больше перемен. Но не все разом.

Одно слово я по наивности использовал неправильно и присутствовавшая при сем леди оскорбилась. Только то, что я был Спящим — я поспешил объяснить это — удержало ее мужа от решительных действий. Я использую здесь это слово не как непристойность — для этого я достаточно хорошо воспитан, а просто для того, чтобы объяснить, что во времена моего детства никто не писал его, озираясь, на тротуарах. Посмотрите его значение в старом словаре.

Это было слово “Кинк”.[25]

Над некоторыми словечками стоило пару раз подумать, прежде чем сказать. Не то, чтобы они были табу, просто изменилось их значение. Например, слово “хозяин” означало человека, укравшею вашу одежду. Отчего и почему — неизвестно.

Похоже, я отвлекся. Так вот, работа моя состояла в том, что я превращал новехонькие лимузины в металлолом, который после отправляли в Питтсбург.[26] “Кадиллаки”, “Крайслеры”, “Эйзенхауэры”, “Линкольны”, — самые шикарные, большие и мощные турбо-мобили всех сортов, не наездившие и километра. Их цеплял челюстной захват, а потом — бах, трах, тарарах! — и готово сырье для домен.