Достаточно времени для любви, или жизни Лазаруса Лонга - Хайнлайн Роберт Энсон - Страница 60

Посетителей, в особенности мужчин, нисколько не смущало, что Эстель — юная и красивая — сидела за кассой с младенцем на коленях. А если ей случалось кормить его, рассчитываясь с посетителем, как частенько бывало поначалу, сдачу порою и забывали.

Джо-Аарон наконец отказался от молочного промысла, однако, когда ему стукнуло два года, за эту работу взялась малышка Либби Лонг. Роды принимал не я и не имею ни малейшего отношения к рыжему цвету ее волос. Джо был блондином, а ген Ллиты, наверное, оказался рецессивным: едва ли у нее хватило времени вильнуть на сторону. Либби могла очаровать кого угодно и, по-моему, изрядно помогла родителям быстрее расплатиться с долгом. Через несколько лет «Кухня Эстель» переехала в финансовый квартал, стала больше, и Ллита наняла официантку, естественно, хорошенькую…

(Опущено.)

…«Мезон Лонг» был сооружением помпезным; в уголке его гнездилась кофейня, именуемая «Кухней Эстель», и Эстель правила в ней, как в своей столовой. Она улыбалась, одевалась так, чтобы всех разить наповал великолепной фигурой, звала по именам завсегдатаев, узнавала имена их спутников и старалась запомнить их. У Джо было три шеф-повара, изрядное число подручных, а тех, кто не отвечал его высоким требованиям, он попросту прогонял.

Но до того как они открыли «Мезон Лонг», случилось кое-что доказавшее, что ребята мои смышленее, чем я предполагал. Ты же помнишь, что, когда я их купил, они умели лишь утаптывать песок, да и к деньгам, похоже, не прикасались ни разу.

Я получил письмо от адвоката. Внутри оказался банковский счет за две поездки: от Благословенной через Валгаллу на Единогласие, оплата последней части маршрута была рассчитана по тарифам Межзвездной миграционной корпорации, лимитед, Нью-Канаверал. Стоимость проезда по первому участку маршрута произвольно приравнивалась к стоимости последнего его участка; была указана некая сумма, составляющая какую-то часть стоимости груза; пять тысяч «благословений» были пересчитаны в баксы по принятому обменному курсу, основанному на равенстве покупательной способности (см. приложение); указана итоговая сумма и начислен процент за тринадцать лет: каждое полугодие по принятой ставке для незастрахованных сумм… Общая сумма и значилась на платежке. Я уже не помню, сколько там было, Минерва. В кронах Секундуса это был совсем не пустяк, а значительная сумма.

Ни Ллита, ни Джо упомянуты не были, счет выписал адвокат. Я вызвал его.

Тот оказался упрямым малым, но на меня это впечатления не произвело: когда-то я сам был в тех краях адвокатом. Он сказал, что действует по поручению клиента, желающего сохранить инкогнито.

Я сообщил, что знаю толк в законах, он сделался малость податливей и признался, что имеет указание распорядиться суммой, если я не приму ее. Он должен перечислить деньги какому-то фонду, но названия его не сказал.

Я прекратил разговор и позвонил на «Кухню Эстель». Ответила Ллита. Она сразу же включила видео и заулыбалась:

— Аарон! Мы так давно вас не видели.

Я согласился с этим и добавил, что они там, должно быть, слегка свихнулись, оставшись без моего присмотра.

— Я тут получил какую-то чушь от адвоката и вместе с ней смешной счет. Если бы я мог дотянуться до тебя, дорогуша, то отшлепал бы. Лучше дай-ка мне Джо.

Она радостно улыбнулась и сказала, что охотно разрешит мне отшлепать себя в удобное для меня время, а Джо придется чуть подождать, потому что он как раз закрывает заведение. Потом улыбка ее исчезла, и она с достоинством проговорила:

— Аарон, старый и самый близкий наш друг, этот счет не смешной. Есть долги, которые нельзя заплатить. Так вы учили меня когда-то. Но денежную часть долга отдать можно. И это мы решили сделать — правда, может, высчитали не очень точно.

— Черт тебя побери, глупая сучонка, — возмутился я. — Ребятки, вы мне не должны ни пенни! — Или что-то в том же духе.

— Аарон, дорогой наш хозяин…

При последнем слове «хозяин» во мне полетели все предохранители, Минерва. И я выразился так, что словами мог бы сжечь спину целой шестерки заупрямившихся мулов.

Она дала мне выпустить пар, потом тихо сказала:

— Вы наш хозяин до тех пор, пока не освободите нас, приняв эту сумму… капитан.

— Дорогуша, — я умолк, раскрыв рот.

— Но и тогда для меня вы останетесь хозяином, — добавила она. — И для Джо тоже, я знаю. Благодаря вам мы стали гордыми и свободными. И наши дети, и те дети, которые у нас еще будут, никогда не узнают, что когда-то мы были иными.

— Дорогая, — пробормотал я, — у меня на глазах слезы.

— Нет-нет! — воскликнула она. — Капитану нельзя плакать.

— А тебе, девица, откуда об этом знать? Бывает, и плачу — но в своей каюте, за закрытыми дверями. Дорогая, спорить не буду. Если это вам нужно, чтобы почувствовать себя свободными, я возьму. Но без процентов. Какие проценты с друзей?

— Капитан, мы больше, чем друзья. Но долг всегда отдают с процентами — так вы меня учили. Но я сама догадалась об этом, когда стала вольноотпущенной. И Джозеф догадался. Я пыталась заплатить вам проценты, сэр, но вы не захотели меня.

Я переменил тему разговора:

— А что это еще за неведомый фонд, который получит деньги, если я не приму их?

Ллита помедлила.

— Это мы намеревались предоставить вашему выбору, Аарон. Но мы думали о сиротах, детях погибших космонавтов. Может быть, приют имени Гарримана?

— Вы свихнулись! Этот фонд и так лопается от денег, я знаю. А что, если мне завтра съездить в город? Вы сможете на денек закрыть вашу торговлю дохлятиной?

— В любой день и на столько, сколько вам понадобится, дорогой Аарон.

И я сказал, что еще позвоню.

Минерва, мне следовало подумать. С Джо проблем не предвиделось, как всегда. Но Ллита была упряма. Я предложил компромисс, но она не подумала уступить и на миллиметр. Эта жуткая сумма складывалась за счет процентов. Ее обещали выплатить двое упрямцев, начавших тринадцать лет назад с пары тысяч, баксов, а теперь растившие троих детей.

Сложный процент — это смерть. Сумма, которую они считали своим долгом мне, должно быть, в два с половиной раза превышала исходную — а я не мог понять, как им удалось скопить ее. Но если бы Ллита согласилась оставить себе проценты, у них оказался бы вполне приличный капитал. И если бы они решили пожертвовать небольшую сумму космонавтским сиротам или возмущенным котам — ради собственной гордости, что ж, их можно было бы понять. Я же сам учил их этому — разве не так? Один раз, чтобы не вступать в пререкания с карточным шулером, после чего я мог уснуть вечным сном, мне довелось потерять в десять раз больше.

Я подумал: а что, если с женской изобретательностью она решила сквитаться со мной за то, что я выставил ее из своей постели четырнадцать лет назад? И что она будет делать, если я возьму основную сумму и разрешу оплатить проценты удобным для нее способом? Ерунда — ляжет на спину, прежде чем успеешь сказать: «контрацептив».

И это ничего не решит.

Поскольку она отвергла предложенный мной компромисс, мы оказались там, где начали. Она намеревалась заплатить всю сумму — или выбросить деньги на ветер, а я возражал против обоих вариантов; я тоже умею быть упрямым.

Однако нашелся способ добиться сразу и того, и другого.

Вечером после обеда я сказал Лауре, что мне нужно в город по делу, и спросил, не хочет ли она поехать со мной. Пусть походит по магазинам, пока я занят, потом поужинаем, где она захочет, а там — любые увеселения. Лаура вновь была беременна, и я подумал, что покупка тряпок развлечет ее.

Я не собирался приглашать ее на переговоры с Ллитой. Официально Джозеф и Эстель Лонг вместе со своим старшим сыном считались уроженцами Валгаллы и мы познакомились во время путешествия на моем корабле. Все это я выдумал и втолковал ребятам по дороге к Единогласию, заставив изучать видеозвуковые ленты Торхейма. Короче, я сделал из них фальшивых валгалльцев. Слава Богу, пока они не встречались с настоящими.

Такое мошенничество не было необходимо, поскольку на Единогласии практиковалась политика открытых дверей; иммигрант мог даже не регистрироваться. Он или тонул, или плыл. Ни тебе платы за посадку корабля, ни подушного налога — их вообще было немного, ни заметного правительства. Нью-Канаверал, третий по величине город планеты, обходился только сотней тысяч жителей… В те годы на Единогласии было приятно пожить.