Конан и грот Дайомы - Мэнсон Майкл - Страница 64

Он плюнул на алтарь из черного камня и направился к выходу.

Руки Дайомы дрогнули, выпустив магическое зеркало. Возможно, оно осталось бы целым, будь Владычица в своих покоях, устланных мягкими коврами; во сейчас она отдыхала в домашнем саду, устроившись рядом с негромко журчащим фонтаном. Зеркало, дар светлого Ормазда, упало на каменный бортик и разлетелось на тысячу осколков.

Дайома, однако, не была огорчена – во всяком случае, не так сильно, как в иное время. Разбитое зеркало, даже волшебное, небольшая цена за радостные вести: стигиец мертв, а возлюбленный – жив! Она увидела все, что хотела: две высокие фигуры, возникшие в проеме двери, и третью, замершую у черного алтаря с угрожающе вскинутыми руками; золотистый блеск клинка, прорезавшего сумрачный воздух, и его рукоять, торчавшую из горла стигийца; медленно оседающее на пол тело колдуна.

Возлюбленный победил! И с ним – Идрайн; значит, он в безопасности, он скоро вернется к ней на остров, в ее объятия. Больше она ничего не желала знать и даже подумала, что зеркало разбилось очень кстати; ей не хотелось видеть лица Конана, когда он вытащит из горла стигийца клинок.

Ее ловчие сети, как и было рассчитано, накрыли двух птиц, мертвую и живую; стоит ли расстраиваться из-за разбитого зеркала?

ГЛАВА 13

ПОБЕРЕЖЬЕ МЕЖ АРГОСОМ И ШЕМОМ

Конан, полуобнаженный, бронзовокожий, с железным обручем в темной гриве волос, сидел под навесом из алого шелка, развалившись в плетеном кресле. Когда он вытягивал ноги в коротких штанах и сандалиях или поводил плечами, кресло жалобно поскрипывало, едва выдерживая тяжесть его огромного сильного тела; оно явно не было рассчитано на мужчин подобной комплекции. С моря тянуло легким бризом, и обрамлявшие полог треугольные фестоны трепетали на ветру, мягко хлопая о натянутую ткань; полуденное солнце, просвечивающее сквозь нее, казалось расплывчатым багровым диском в ореоле красно-золотого сияния. Под креслом, прямо на песке, валялась куртка киммерийца, на которой лежал пояс с мечом и кинжалом в богатых ножнах, с изукрашенной самоцветами рукоятью; у ноги стоял кувшин с прохладным вином и большая чаша с яблоками. Иногда Конан не глядя протягивал руку, хватал то, что попадется первым, – горлышко кувшина либо сочный плод – и делал основательный глоток или с хрустом надкусывал яблоко.

Берег крошечной бухты, служивший ему местом столь приятного времяпрепровождения, казался поистине райским уголком, ничем не хуже острова Владычицы Снов. За узкой полоской мелкого золотистого песка высились стройные пальмы и широколиственные магнолии, за ними начинался густой и тенистый лес, тянувшийся на половину дня пути к северу и почти непроходимый для всадника. В этой буйной зеленой чаще хватало дичи, пернатой и четвероногой, и ручейков с чистой прохладной водой; сама же бухточка на побережье меж Аргосом и Шемом являлась местом скрытным, отлично приспособленным для подготовки корабля к долгому плаванию на запад.

«Громовая Стрела», довольно большая одномачтовая галера с двумя гребными палубами и высокими надстройками на носу и корме, покачивалась сейчас посреди бухты на расстоянии броска копья от берега – законная добыча, которой Конан завладел три-четыре дня назад, вскоре после того как расстался с Эйримом Высоким Шлемом. Теперь у киммерийца был свой собственный корабль, хотя, чтобы завладеть им, пришлось прикончить прежнего капитана, его помощников и добрую половину команды. Правда, все эти славные деяния были совершены Конаном не в одиночку, а в компании десятка головорезов с той же самой посудины. Эти молодцы хорошо помнили Амру, Темногривого Льва, наводившего на своей «Тигрице» ужас на купцов от лесистого побережья Зингары до болот Куша, и не сомневались, что плавать с ним куда прибыльней и веселей, чем с их нынешним вожаком. Но хотя кровавая потеха закончилась в пользу киммерийца, экипаж разбойничьей галеры в результате изрядно приуменьшился, а реи, паруса и снасти сильно пострадали, сокрушенные во многих местах ударами топоров и абордажных сабель. У Конана осталось человек сорок, втрое меньше народу, чем могло разместиться на корабле – две палубные вахты, одна смена гребцов да кормчий, косоглазый Сандара.

Тем не менее, он не спешил пополнить свой экипаж, хотя на берегах Аргоса, Шема и Куша, а также на Барахских островах нашлось бы немало лихих молодцов, с охотой присоединившихся к Амре. Нет, он не торопился набирать людей, ибо знал, что в предстоящем странствии на закат солнца, к далекому острову в Западном океане, паруса «Стрелы» будет раздувать магический ветер. Волшебный бриз, что понесет судно в сияющие океанские дали незримой дорогой, прямой, словно полет стрелы!

Прошла уже пара месяцев с того дня, как Конан выполнил поручение рыжей ведьмы, Владычицы Острога Снов, и теперь ему полагалось представить отчет о совершенном подвиге, с нетерпением ожидаемый прекрасной Дайомой. Да и сам он спешил закончить это дело, став полностью свободным – свободным, как облака и морские волны. Что же касается госпожи Дайомы, то она обладала многими умениями и тайными искусствами, а посему Конан полагал, что в нужный момент она позаботится и о попутном ветре. Но до острова зеленоглазой колдуньи путь был неблизким, и даже она не смогла бы наслать чары, которые срастили бы канаты, сшили паруса и чудесным образом обновили такелаж. Этим Конану предстояло заняться самому, по каковой причине он и направил захваченную галеру в укромный заливчик на побережье между Аргосом и Шемом. Он бывал тут и раньше, года четыре-пять назад, когда плавал на судне Белит, смуглокожей красавицы-шемитки.

Протянув руку, Конан нащупал горлышко кувшина, поднял его, наклонил – вино тонкой струйкой хлынуло в рот. Напившись и вернув сосуд на место, он взглянул на галеру. Там, заканчивая починку, возился судовой плотник с дюжиной помощников – по счастью, мастер остался в живых после резни и вовремя сообразил, на чью сторону выгоднее встать. В двадцати шагах от киммерийца на песке темнели лодки, а около них растянулись еще трое – гибкие смуглые аргосцы Фрибат и Крол с кушитом Хафрой, чье огромное эбеновое тело казалось подобным древесному стволу, выброшенному на берег. Обозрев свое имущество и вспомнив еще о двух десятках молодцов, бродивших сейчас в лесу в поисках дичи, Конан довольно усмехнулся. Еще три или четыре дня назад он не имел ничего, кроме доброго напутствия Эйрима, меча, кинжала и железного обруча, что стягивал гриву темных волос; теперь же в его распоряжении был корабль, лодки, люди, золото и это кресло с пологом, принадлежавшее совсем недавно другому хозяину. Была и женщина – Калла, гибкая стройная стигийка, любовница зарезанного им капитана.

Прах и пепел! Воистину, удача покровительствует смелым! Киммериец вновь оскалил в улыбке белые крупные зубы и с хрустом надкусил яблоко.

Ему было нужно это судно, и завладеть им оказалось много проще, чем разобраться с той тварью в Ванахейме… с двумя тварями, если на то пошло. За долгие годы скитаний, схваток и погонь он твердо усвоил, что люди, даже закованные в броню, куда уязвимей магов и существ потустороннего мира; их можно было пронзить стрелой или копьем, прикончить ударом секиры, раздробить кости боевым молотом, сжечь или задушить – при некотором навыке все это не составляло труда. Но с колдунами и духами дело обстояло сложней, и Конан нередко чувствовал, что тут бесполезны и мощные мышцы, и отточенная сталь. Вот если бы он мог обрести такую силу, чтобы сразиться с этой нечистью на равных! Молнии Митры, например…

Он усмехнулся и прикрыл глаза. Под веками плыли смутные образы: то дремучие пиктские леса и вересковые пустоши, то покрытое льдом море у берегов Ванахейма, то замок с пятью пирамидальными башнями на темной скале, то лица: высокомерное – Гирдеро, дворянина из Кордавы; бесстрастная либо искаженная жуткой предсмертной гримасой физиономия Идрайна; суровый лик Зартрикса, лица Тампоаты, Никатхи, кормчего Шуги, Харата, лица остальных барахтанцев с погибшего корабля, лицо Зийны… Подумав о ней, Конан вспомнил неистовую Карелу, с которой когда-то скитался в Карпашских горах, Синэллу, офирскую принцессу, Оми Тана Арьяду, раджассу Прадешхана, и некоторое время развлекался, сравнивая их с Каллой, Белит и другими своими женщинами. Потом мысли его вернулись к Дайоме, к прекрасной обманщице Дайоме.