Двойник. Дверь в лето - Хайнлайн Роберт Энсон - Страница 12

— На Земле и мы бы так поступили. И в Новой Батавии. И на Венере — безусловно. Но мы имеем дело с марсианами. Ты знаком с легендой о Кккахграле-младшем?

— Как вы сказали? Боюсь, что нет.

— Придется тебе ею заняться. Это приблизит тебя к пониманию того, что такое марсиане. Если же кратко, то этот парень Ккках должен был появиться в определенном месте в точно назначенное время — а дело было тысячи лет назад — для получения высочайшей награды, что-то вроде посвящения в рыцари. Отнюдь не по собственной вине (как это расценили бы мы) ему не удалось прибыть вовремя. По марсианским обычаям оставалось сделать лишь одно — убить его. Но учитывая молодость и безупречный послужной список Кккаха, некие радикально мыслящие деятели внесли предложение, чтобы он вернулся туда, откуда прибыл и снова проделал бы весь путь. Но Кккахграль наотрез отказался. Он настоял на своем праве быть казненным и тем самым — очищенным, получил это право и был казнен. Благодаря этому он стал Святым и Покровителем Приличий на Марсе.

— Чушь какая-то!

— Ты так думаешь? Но ты не марсианин. Это очень древний народ, который выработал сложнейшую систему запретов и правил, охватывающую все возможные ситуации. Заядлые формалисты, это уж точно. В сравнении с ними древние японцы с их «гири» и «гиму» просто-напросто дикие анархисты. У марсиан не существует понятий «хорошо» или «плохо», а есть лишь «прилично» и «неприлично», где все к тому же возведено в квадрат или в куб, да вдобавок полито пикантным соусом. А говорил я тебе все это потому, что Шефа должны принять в Гнездо Кккахграля-младшего. Усек теперь?

Я все еще ничего не понимал. С моей точки зрения этот тип Кккахграль был одним из мерзейших персонажей Гиньоля[8].

Родбент же продолжал:

— Все очень просто. Наш шеф, возможно, самый крупный знаток обычаев и психологии марсиан. Этим делом он занимался много лет. В ближайшую среду, по местному календарю, в Лакус-Сити должна состояться церемония Усыновления. Если Шеф на ней появится, все будет о'кей. Если не появится, причем совершенно неважно, почему его имя на Марсе предадут поруганию в каждом Гнезде от полюса до полюса, и произойдет самый неслыханный планетарный и межпланетный скандал, какой только можно вообразить.

Больше того, скандал будет иметь множество последствий. Самым малым, как я предполагаю, был бы выход Марса из очень непрочного союза с Империей.

Гораздо более вероятно, что начнутся волнения, будут убиты земляне, может быть, все без исключения земляне, проживающие на Марсе. В ответ примутся орудовать экстремисты из Партии Человечества, и Марс присоединят к Империи насильно. Но это случится лишь после того, как будет убит последний марсианин.

И все это — следствие того, что Бонфорт не смог явиться на церемонию Усыновления. К таким делам марсиане относятся очень серьезно…

Дак ушел так же внезапно, как и появился. Пенелопа Рассел снова включила проекционный аппарат. К сожалению, мне с большим опозданием пришла в голову мысль узнать, что именно должно удержать наших противников от моего уничтожения, если для того, чтобы опрокинуть политическую телегу, достаточно только не допустить Бонфорта (лично или в моем лице) до посещения варварской марсианской церемонии. Но спросить я забыл, возможно потому, что боялся ответа.

В общем, я опять принялся изучать Бонфорта, пристально вглядываясь в его движения и жесты, в мимику его выразительного лица, пытаясь в уме повторять интонационные особенности его речи, погружаясь в эту бесконечную и всепоглощающую бездну художественного творчества. Да, можно сказать, я уже частично влез в шкуру Бонфорта.

Но вот когда изображение переключилось на показ Бонфорта в окружении марсиан, дотрагивающихся до него своими псевдочленами, тут я запаниковал. Я так вжился в образ, что вдруг внезапно ощутил и прикосновение щупалец, и непереносимый для меня запах.

Я сдавленно заорал и попытался оторвать щупальца от себя:

— УБЕРИТЕ ЭТО!!!

Вспыхнул свет, изображение исчезло. Мисс Рассел смотрела на меня во все глаза.

— Что это с вами? Припадок?

Я старался унять дрожь и вновь обрести дыхание.

— Мисс Рассел… очень сожалею… пожалуйста… не надо этого… не выношу марсиан…

Она посмотрела на меня так, будто услышала нечто совершенно невероятное, но тем не менее возмутилась.

— Я же им говорила, — отчетливо и неприязненно проговорила она, — что вся эта идиотская затея гроша ломаного не стоит.

— Мне очень жаль, но это от меня не зависит…

Она не ответила и с большим трудом выбралась из «давильни».

Двигалась она при двукратной перегрузке куда хуже Дака, но все же двигалась. Пенни вышла, не сказав ни слова и захлопнув за собой дверь.

Она так и не вернулась. Вместо нее в каюте появился человек в чем-то вроде огромных детских ходунков.

— Здрассьте, здрассьте, юноша, — проговорил он гулким басом. Было ему лет за шестьдесят, был он толст и лыс, как колено. И не требовалось даже спрашивать его о дипломе, чтобы угадать в нем домашнего врача.

— Здравствуйте, сэр. Как поживаете?

— Неплохо. Но поживал бы еще лучше при более скромных перегрузках. — Он критически оглядел поддерживающее его сооружение. — А как вам мой самодвижущийся корсет? Может, он и не так красив, но зато снимает лишнюю нагрузку с сердца. Кстати, меня зовут доктор Капек, я личный врач мистера Бонфорта. Кто вы — мне известно. Ну, так что у вас за проблема с марсианами?

Я постарался изложить ему суть дела предельно ясно и без эмоций.

Доктор Капек кивнул:

— Все это капитан Бродбент обязан был сообщить мне гораздо раньше. В своей области капитан Бродбент вполне компетентен, но у молодых людей мышцы нередко действуют раньше, чем ум… У него настолько сильна сконцентрированность на материальном мире, что иногда это просто пугает меня. Впрочем, ничего дурного не произошло. Я попрошу вас дать согласие на сеанс гипноза. Даю слово врача, гипноз будет использован только для помощи вам в этом деле, и я ни в коем случае не затрону глубин вашего сознания. — Он вытащил из карманчика старомодные часы, которые можно считать чуть ли не вывеской его профессиональной принадлежности, и нащупал мой пульс.

Я ответил:

— Такое разрешение, сэр, я охотно дам, но боюсь, ничего не получится. Я не поддаюсь гипнозу. — Я сам в свое время учился гипнозу, давая сеансы чтения мыслей, но моим учителям так и не удалось погрузить меня в транс. Моим сеансам чуть-чуть гипноза не помешало бы, особенно в тех городах, где полиция не слишком строго следит за выполнением всех правил, которыми связала нас по рукам и ногам Ассоциация врачей.

— Вот как? Что ж, тогда нам придется обсудить другие варианты. А пока расслабтесь, лягте поудобнее, и мы сможем более подробно побеседовать о ваших проблемах.

Он все еще продолжал держать в своей руке часы, покачивая их и вращая пальцами цепочку, хотя уже перестал измерять мой пульс. Я хотел напомнить ему об этом, потому что часы отражали свет от лампы для чтения, висевшей над моим изголовьем, но потом решил, что у него, должно быть, выработалась такая нервная привычка, о которой, возможно, он и сам не подозревает, и чужому человеку вовсе нет необходимости лезть в это дело.

— Я уже расслабился, — сказал я. — Спрашивайте, о чем хотите. Если угодно, начнем с ассоциативных связей…

— А вы постарайтесь вообразить себя как бы на плаву, ответил он тихо. — Ведь двойную силу тяжести переносить так трудно… верно? Я обычно в такое время стараюсь спать побольше… это содействует отливу крови от мозга… такое сонное состояние… корабль, между прочим, мне кажется, ускоряет ход… нам станет еще тяжелее… придется уснуть…

Я начал было говорить, что ему лучше бы убрать свои часы, иначе они вырвутся из его рук. А вместо этого взял да и заснул.

Когда я проснулся, то обнаружил, что другую койку для перегрузок занимает доктор Капек.