Дилетант галактических войн - Михеев Михаил Александрович - Страница 71

Пулемётная очередь прогремела подобно грому. Пули раздробили пол перед ногами бородатого, заставив его шарахнуться назад. Вторая очередь, поверх головы, вынудила броситься на пол, распластавшись на нём, подобно огромной лягушке. Остальные цыгане открыли огонь, но пули лишь высекали искры из брони пришельца.

Между тем, поглощённые стрельбой, обороняющиеся не увидели того, что происходило у них на фланге. А там было на что посмотреть. На стене вспыхнули три огненных круга, а затем куски кирпича просто влетели внутрь. Следом за ними в комнату проникли три человека, одетые во что-то непрерывно меняющее цвет, будто пытаясь слиться со стеной, явно куда более лёгкое и гибкое, чем броня пулемётчика. Но главное, в руке у каждого был огненно-красный мерцающий клинок… Юля, увидев это, выпучила глаза так, что ей самой показалось, что они у неё на стебельках, как у рака. Похоже, фантастика продолжалась, и ей пришлось встретиться с персонажами ещё одного кино.

Двое нападающих, двигавшиеся с такой скоростью, что их контуры стали размытыми, набросились на автоматчиков. Замерцали клинки, с невероятной скоростью и какой-то мясницкой деловитостью разделывающие цыган на куски. Кто-то успел крикнуть, кто-то нет, но вот развернуть оружие никто не успел, только брызнула кровь и выкатилась чья-то срезанная голова. В помещении моментально живыми остались только лежащий на полу бородатый, старик, в изумлении замерший, широко открыв глаза, и толстяк. Он был безоружен, наверное, поэтому его и не тронули.

Третий вошедший через дыру в стене, небрежно переступая через препятствия, направился прямо к Юле. Очевидно, он был полностью уверен в том, что его помощь не требуется, даже клинок выключил. В его фигуре совершенно не чувствовалось угрозы, наверное, поэтому никто не воспринял всерьёз фразу, которую он походя бросил:

— Не советую дергаться, уроды, у меня милосердия — как у акулы… Ну вот, я же предупреждал…

Это старик попытался повторить свой недавний трюк с пистолетом и не преуспел. Несмотря на то что между врагами было больше трёх метров, пока старикан доставал ствол, его визави успел подойти к нему и оторвать ему голову. Просто оторвать, одной рукой, одним движением, и отшвырнуть её в сторону. Даже в крови ухитрился не заляпаться, хотя её было даже слишком много.

— Доча, ты как?

— Жива. — Юля слышала свой голос как будто со стороны и как-то очень глухо — в ушах всё ещё звенело от грохота пулемёта в замкнутом помещении. — Это ты, папа?

— Да я, я. — Отец, а это был именно он, ловко отстегнул прикрывающую лицо непрозрачную маску, оставив её висеть на закреплённом на плече шнуре. — Что, не узнала?

Его действительно было трудно узнать. Юля привыкла к полноватому, всегда небрежно и мешковато одетому тюфяку, а сейчас перед ней был затянутый в чёрный (систему маскировки Ковалёв уже выключил за ненадобностью) боевой комбинезон мускулистый человек, стройный и без капли жира. Ничего удивительного, организм в боевом режиме успел пережечь большую часть того, что Ковалёв наел за время отпуска. Восемь с половиной минут (именно столько длился штурм) — и спортивная фигура обеспечена.

Уловив взгляд дочери, Ковалёв рассмеялся:

— Я это, я, не бойся. Сильно страшно было?

Юля только кивнула. Ковалёв сердито щёлкнул пальцами.

— Зря. Смотри.

Василий подобрал лежащий на полу осколок штукатурки, выбитый пулей из стены, и с силой запустил его в дочь. Импровизированный снаряд, не дойдя до опешившей девочки пару сантиметров, вдруг со скоростью пули отлетел в сторону. Ковалёв осклабился:

— Прости, не предупредил. У тебя в поясе, в пряжке, генератор силового поля, я его втихую туда вмонтировал, а когда начался штурм, активировал. Тридцать минут защиты от всего, кроме газа и бактерий, да ещё станер плохо держит, к сожалению. Кстати, хорош сидеть, освобождайся.

Юля, как загипнотизированная, дёрнула рукой, и цепочка наручников, ещё десять минут назад попавшая в силовое поле и совсем незаметно для глаз изжёванная им на молекулярном уровне, рассыпалась мелкой стальной крошкой. Потом она подняла глаза на отца и с прямо-таки детской непосредственностью спросила:

— Ты что, Дарт Вейдер, да?

Ответом ей был громовой хохот всех четверых спасателей. Громче всех смеялся самый высокий, он же и ответил:

— Дарт Вейдер… Ой, не могу! Девочка, да по сравнению с твоим отцом Дарт Вейдер — младенец…

— Молчать, поручик! — сквозь смех ответил Ковалёв, пародируя старый анекдот. — И вообще, Олаф, бери ребёнка и тащи его на борт, защиту я сейчас дезактивирую. Доставишь — и мухой обратно.

Высокий, продолжая смеяться, подхватил Юлю под руку и потащил её в угол комнаты. Минуту спустя он уже развернул там маленький, но не без изящества исполненный прибор в форме пирамидки с венчиком решётчатых антенн сверху. Ещё пять секунд спустя потолок над прибором исчез в короткой яростной вспышке. Прибор был не более чем передатчиком, корректировщиком огня, по которому навёлся позитронный излучатель бота, пробивший туннель непосредственно в подвал.

А дальше силовой захват подхватил обоих и в какие-то пару секунд втащил на борт бота. Юля даже взвизгнуть не успела, как уже сидела в мягком кресле, правда огромном, в несколько раз больше обычного, намертво пристёгнутая ремнём. Олаф, с немалой сноровкой затащивший её на борт столь экзотического для Земли транспортного средства, поглядел на дело рук своих и улыбнулся:

— Давай договоримся. Я сейчас отлучусь ненадолго, помогу твоему папе, а ты пока сиди и ничего не трогай, ладно?

Дождавшись утвердительного кивка, Олаф ещё раз ободряюще улыбнулся во все тридцать два зуба (благо маска была уже снята) и отправился к десантному люку. По дороге он коротким, почти незаметным движением коснулся пальцем точки на шее девочки, и та мгновенно провалилась в глубокий здоровый сон. Вот теперь Олаф действительно мог быть уверен, что в течение как минимум часа она будет сидеть и ничего не трогать. А то дети — это, конечно, здорово, но геморрою с ними…

Олаф вернулся в подвал меньше чем через минуту. За это время диспозиция там принципиально не поменялась — Ланцет всё так же стоял, покачивая стволом пулемёта и оказывая на пленных психологическое давление, Ковалёв и Синицын негромко переговаривались в углу, рассматривая стащенное в кучу оружие. Увидев, что десантник вернулся, Ковалёв довольно кивнул и громко сказал:

— Ну что, господа офицеры, активную фазу операции можно считать законченной. Можно подводить итоги. Я не доволен нами, господа.

В первый момент Олаф удивился, что адмирал начал разговор при пленных, но потом понял две простые истины: во-первых, Ковалёву надо выговориться, получить психологическую разрядку. Он ведь, несмотря на высокое звание, погоны надел совсем недавно и такую мясорубку своими руками ещё ни разу не устраивал. С расстояния — устраивал и похлеще, но там всё больше было каким-то… виртуальным, что ли. Кровь не чавкает под ногами того, кто отдаёт приказы, стоя на мостике, да и на лице пилота истребителя её тоже, как правило, нет. Представители иных цивилизаций не в счёт, их уничтожение воспринимается совсем иначе, а здесь всё-таки люди, пусть и шелудивые, но люди. А во-вторых, было похоже, что этих двоих Ковалёв как живых уже не воспринимал, так что говорить при них можно было о чём угодно.

— Штурм мы провели бездарно. Я бы даже сказал, это был верх непрофессионализма. Что скажете?

А что сказать? Действительно, если бы у них не было сверхпрочной брони и нечеловеческих возможностей, то их перещёлкали бы в первые минуты, как котят. И заложницу могли убить запросто. Конечно, всегда можно отговориться, что антитеррористическими операциями они никогда не занимались, только штурмами укреплённых позиций и вражеских кораблей со стрельбой направо и налево, а вся их подготовка — всего лишь краткие офицерские курсы, направленные на освоение имперской техники, но это не оправдание. Равно как и то, что погоны на плечах всех, от лейтенанта до адмирала, не более чем аванс, который надо было ещё отработать. Ковалёв всё это и так знал, да что там знал, сам был таким. Ладно Ланцет, с него взятки гладки, он вообще другими делами заниматься должен. А вот Олаф и Синицын ведь ещё в прошлой жизни повоевать успели. И что?