Череп колдуна - Мэйсон (Мейсон) Дэвид - Страница 11

– Бог-счастливчик, дающий удачу, – сказал Оуэн, потихоньку помянув древнего марионского божка. Говорят, что тот слышит шепот так же хорошо, как и громкие призывы. И, скользнув вниз по борту, Оуэн бесшумно, как выдра, погрузился в воду и уплыл прочь без единого всплеска.

– Бедняга не в своем уме, – сказал Ларр.

Никто не проронил ни слова.

Время шло. Туман стал понемногу рассеиваться. Солнце почти закатилось, и серое море теперь освещала низкая луна, висевшая в небе, как большая тусклая лампа.

– С ним покончено, – пробормотал Ларр, и глазки его вдруг плотоядно сверкнули в сторону Зельзы. Она ответила ему взглядом, в котором было больше холода, чем в море под килем. И вдруг она улыбнулась.

Голова Оуэна, мокрая, с прилипшими волосами, показалась за ограждением палубы. Сверкнула белозубая улыбка. Он зацепился топором за поручень и вылез на палубу.

– Клянусь богами, вода холодная, – улыбнулся он, отирая с бороды воду тыльной стороной ладони, – можно только посочувствовать этим беднягам.

Сквозь негустой туман от пиратского корабля доносились странные звуки: сначала это был вопль страха и злобы, затем проклятия. Послышался сильный всплеск и какой-то не вполне понятный, шум.

– Я прорубил у них дыру у носа, достаточно глубоко, чтобы образовалась приличная течь. – Оуэн ухмыльнулся. – А потом, когда они бегали и пускали стрелы в то, что они считали морским дьяволом, я проплыл вдоль судна и снова пустил в дело топор, на этот раз на корме. Слышите! Я ручаюсь, что они наполняются водой и с кормы, и с носа, а у них слишком много людей, чтобы оставаться на плаву… и к тому же слишком много награбленного добра.

Кайтай поднялся на ноги и неверно стоял, опираясь на перила.

– Они тонут, – спокойно заметил он. Затем взглянул вверх. – Возьми их себе, о небесный медведь.

– Больше похоже, что они попадут к морскому царю, – злобно рассмеялся Ларр. Теперь, когда опасность была позади, мужество вновь вернулось к нему.

Постепенно, порывами, возвращался и ветер. Парус зашумел, и корабль медленно пошел прежним курсом. Над темным морем повис отдаленный крик; затем все смолкло.

7

Трое мужчин сидели на корточках в тени, на полубаке. Чам нарезал овощи для рыбного супа, который он собирался готовить к ужину, – одному из матросов удалось наловить рыбы. Капитан Ларр сидел полузакрыв глаза и жевал свою излюбленную жвачку из наркотической травки, очень популярной у моряков. Рядом с ним сидел чернобородый матрос, который был известен просто под кличкой Нож и, по-видимому, не имел другого имени. Отсутствие у этого человека языка, очевидно, не позволяло ему назвать свое настоящее имя, даже если оно у него и было.

По-прежнему дул сильный западный ветер – матросам было практически нечего делать, хотя Ларр и старался все время занять их какими-нибудь работами на палубе или мелким ремонтом.

– Ты много бываешь в кормовой каюте, – сонно проронил Ларр и задвинул жвачку за щеку.

– А? – Чам поднял голову от своих овощей, и на лице его появилась бессмысленная улыбка. – Ах да, верно, я хожу в кормовую каюту, ношу господам их обеды и всякое другое…

– Ты видел, где они его держат? – спросил Ларр, по-прежнему не раскрывая глаз.

– Держат – что, сэр?

– Золото, – мягко отозвался Ларр, – или, может, карту сокровищ, или что-нибудь в этом роде. Ведь не ради же поручения какого-то колдуна пустились они в это безумное путешествие.

– Вы думаете, у них при себе много золота? – живо спросил Чам и показал остатки зубов в лисьей улыбке.

– Ты бы взглянул, кок, когда никто из них не видит. Они ведь не всегда бывают в каюте… – лениво предложил Ларр, – просто посмотри, где оно и – что это. Может, удастся заполучить оттуда кое-что и для горстки бедных морячков, таких, как мы с тобой… Самому мне трудно заглянуть в каюту: у меня там нет никакого прямого дела. И мне неохота, чтобы краснобородый размахивал передо мной своим проклятым топором, а желтолицый урод наслал на меня какого-нибудь дьявола. А чертовка – бесовски хороша, – но мне сдается, если ее раздразнить, она будет поопасней их обоих.

Чам кивал, потихоньку хихикая.

– Я постараюсь, сэр, – прошамкал он. – Но я только взгляну. Все, что вы сказали об этой троице, – правда, и мне бы не хотелось, чтобы они ополчились на нас. Но просто посмотреть, что у них… мне, может, и удастся.

Ларр хмыкнул:

– Попытайся, кок. И расскажи мне, что увидишь, ладно? И пусть это будет между нами. Здесь только мы и старина Нож, который никому ничего не сможет сказать. А? – Он шутливо ткнул Ножа под ребра. – И он не научился писать до того, как ему выдернули язык за то, что слишком много говорил, верно, Нож?

Чернобородый издал гортанный звук, выражающий согласие. Ларр откинулся назад и снова закрыл глаза, а Чам продолжал резать овощи. Только теперь глаза старого кока вспыхивали при каждом взмахе ножа.

Чам воплощал идеи сразу или никогда. Ему удалось осуществить свой замысел в тот же день, когда Оуэн, Кайтай и Зельза расположились отдохнуть на шканцах у мостика. Оуэн достал свою маленькую арфу и наигрывал какую-то ненавязчивую мелодию. Пел он не очень хорошо, но слушателей захватила старинная баллада, которую он помнил со времен детства и теперь пел негромко, на древнем языке марионцев. Зельза сидела и слушала, а Кайтай облокотился на перила палубы и смотрел в море.

Тем временем Чам рылся в каюте. Если бы кто-то и застал его там, он мог сказать, что занимается уборкой.

Чам был полон энтузиазма, хотя ему и не хватало опытности в воровских делах. Тем не менее шкатулка, стоявшая в бюро, даже не была спрятана. Он заметил там же бумажный свиток, но Чам не умел читать, и к тому же он успел уже позабыть идею Ларра о карте сокровищ. Все, что оставалось в затуманенном старом мозгу Чама, была смутная мысль о золоте. Имея много золота, можно купить много вина. Он подумал, что этого золота ему бы хватило надолго.

Он приподнял шкатулку, пытаясь оценить добычу на вес. «Тяжела, – подумал он, – наверное, полна кругленьких монеток…» Вдруг снаружи послышался шум, и он быстро завернул шкатулку в одеяло, которое сорвал с койки.

Он на руках выволок укрытую шкатулку из каюты и затрусил со своей ношей дальше по палубе. «Одеяло надо проветрить, – сказал он себе. – Это я отвечу, если спросят».

Но никто не спросил.

Матросы спали на полубаке, с подветренной стороны. Обычно они укладывались в ряд, заворачиваясь в одеяла или в темную от старости парусину. Там невозможно было найти место, чтобы рассмотреть добычу, но, когда прогорела крохотная керосиновая лампа, подвешенная сверху на брусе, на полубаке воцарилась полная темнота. Чам мог бы что-то разглядеть в слабых лучах пробивавшегося в люк лунного света, но он предпочел исследовать содержимое шкатулки на ощупь. Там наверняка золото, и он спрячет его в своем одеяле, а шкатулку поставит на место, и никто ничего не узнает. Так подумал Чам и подавил ликующий смешок.

Поутру Чама нашел матрос по кличке Нож. Старик лежал под скомканным одеялом, костлявой рукой прижимая к себе закрытую шкатулку, так, что виден был только ее уголок. Одеяло было темным и заскорузлым, и струйка крови протекла по палубе. Нож приподнял край одеяла и посмотрел внутрь. Он отшатнулся и быстро снова накрыл то, что было скрыто. Больше на полубаке никого не было – Нож быстро нагнулся и схватил шкатулку, после чего поспешил к своему спальному месту, где и открыл ее. Затем он вышел на палубу и отыскал капитана.

Через несколько минут Ларр втолковывал сонному Оуэну.

– Он без головы, – говорил Ларр, и пот каплями выступал у него на лице. – Нет не только головы, но и других частей тела. Как будто… будто он съеден заживо. И при этом совсем без шума, так говорят остальные… что это? Что это у нас на судне, сэр?

Оуэн пошел посмотреть и вернулся назад. Его тошнило. Зельза стояла в дверях каюты, а Кайтай заглянул ей через плечо с палубы.