Рыцарь в потускневших доспехах - Мэйджер Энн - Страница 30

— Я хочу, чтобы ты уехал. Его ледяной взгляд изучал ее.

— Это не так просто. Она встала:

— А для меня просто. Теперь я ненавижу тебя.

На мгновенье ей показалось, что она увидела огромную обиду в его глазах — такую же, как и ее собственная. У нее появилось странное ощущение, что она глубоко ранила его.

— Будь осторожна. Не заводи меня слишком далеко, — предупредил он. — Я не лгал тебе о своих чувствах. В моих поцелуях не было фальши.

— Не правда…

— Ничего фальшивого и в том, как я занимался с тобой любовью. Я жаждал тебя тогда.., как жажду тебя и сейчас.

Ее пальцы нервно мяли подол рубашки; ладони стали влажными.

— Я.., не могу поверить тебе, — прошептала она. Его нежные слова заставляли ее кровь течь быстрее, словно жидкий огонь. — Я не могу…

— Тогда поверь этому, дурочка.

Она бросилась в сторону, но он был быстрее. Он схватил ее; его руки обняли ее. Ее ноги были тесно прижаты его каменно-твердыми бедрами. Его губы обрушились на нее; его язык властно бродил внутри ее рта.

Все барьеры между ними исчезли в жару опустошительного поцелуя. Она подчинилась его рукам и губам. Минуту она кружилась в темном вихре его огненной страсти, желая его так же непреложно, как воздуха и самой жизни. Но в следующую минуту уже неистово царапала его, стремясь высвободиться.

Он отпустил ее.

Она бессильно прислонилась к борту. Он увидел кровь на ее губах и, испугавшись, что причинил ей боль, нежно коснулся ее губ пальцем. Она резко дернула головой.

— Так можно работать в кино, но не в реальной жизни, — горько заметила она. — Интересно, известно ли тебе о существующем различии?

Его темное лицо побледнело.

— Мне жаль, что пришлось обмануть тебя.

— Так, значит, все в порядке? Он сжал руки в кулаки:

— Нет, черт побери.

— На сей раз ты в чем-то прав.

Где-то вдалеке хлопнула дверца автомобиля. Никто из них не слышал мягких, осторожных шагов приближающейся маленькой девочки. Никто из них не видел, как она остановилась и присела за ящиком на палубе, услышав их сердитые голоса.

— Даллас, послушай меня. Не уподобляйся всем прочим. Ты не знаешь, что это за ад — жить как в аквариуме. Не суди меня по тому, что пишет бульварная пресса. Писаки, не знающие меня, фальсифицируют то, что я делаю и что чувствую. Я не такой. Несколько последних недель были исключительными, настоящими — впервые за долгое-долгое время. Я не притворяюсь: я действительно привязался к тебе и твоим детям. Я родился в сумасшедшей среде киношников. Даже не могу передать тебе, как это было ужасно. Родители жили как герои мыльных опер и преуспевали — напоказ. Боролись за опеку надо мной в бесконечных баталиях, и когда один из них выигрывал, он тут же переставал замечать меня.

Кристофер немного помолчал.

— Милая, моя жизнь всегда походила на цирк, кошмарную карнавальную скачку. Женитьба на Маргарите — из этой серии. Она никогда не хотела меня — она хотела Голливуд: романтики, денег, — но ничего из этого не сделало ее счастливой. Ничего из этого не сделало счастливым и меня. Это все нереально. Реальна только ты, Даллас. Дети — реальны, не одна Стефи, но все они: Патрик, Ренни и Дженни. Впервые я, почувствовал себя частью настоящей семьи.

Когда он заговорил, Даллас смотрела в сторону, на темную воду, не желая слушать, так как слишком боялась ему поверить. Слезы стояли в ее глазах, и каждое ласковое или печальное слово Кристофера находило отклик в ее сердце. Знал ли он, как страстно она хотела верить ему? И страдала — потому что не могла?

— За свою речь ты заслуживаешь награды Академии, — удалось произнести ей наконец сдавленным ледяным голосом.

— К черту, Даллас. Я говорю тебе правду. Что бы сделала ты на моем месте? У тебя мой ребенок!

Что-то случилось на причале, и он быстро взглянул туда:

— Что это?

Даллас посмотрела в сторону причала:

— Вероятно, что-то перевернуло ветром.

— Я потерял ход мысли. — Он пробежал руками по волосам.

— У меня твой ребенок, — настойчиво напомнила ему Даллас.

— Верно. — Пауза. — Я не мог просто отступиться и оставить ее здесь. Если бы ты знала, кто я, ты бы вышвырнула меня за дверь в первый же день. И я бы никогда не познакомился ни с кем из вас.

— По крайней мере я бы знала, с кем имею дело. С подлецом. — Она запнулась. — Я ненавижу тебя. Ты — подлейшее существо, которое я когда-либо встречала. Мне все равно — даже если ты отец Стефи. Я хочу, чтобы ты уехал.

Его лицо дернулось.

— Если бы только это было так просто…

— Ты улизнул от ее матери семь лет назад. Почему бы тебе не сделать этого сейчас?

— Ты даже не пытаешься понять ситуацию с Маргаритой. Я сходил по ней с ума, но наша связь сломала обе наши жизни. Я не знал о ребенке, когда оставил ее. Тем более не узнал о нем, когда вернулся к ней. Она слишком боялась потерять меня снова, чтобы сказать правду. Думала, что сможет забыть о ребенке и жить как прежде. Но ложь глодала ее и разрушила все надежды на нашу честную совместную жизнь. В ту же минуту, как я узнал о Стефи, я приехал сюда.

У Даллас больно стучало в висках.

— Мы жили просто прекрасно до твоего приезда.

— Допустим. А что ты скажешь о прогулочке Стефи по причалу в первую мою ночь здесь? Что скажешь о сумятице в ее головке и о том, как она всего боялась? Думаю, она привязалась ко мне.

— Потому что не знает тебя по-настоящему. Ты не тот, за кого себя выдаешь, — проговорила Даллас. — Я читала о тебе ужасные вещи.

— Хотелось бы мне, чтобы все это была не правда.

— Все эти женщины…

— Я раскаялся. Я сошел с ума после гибели Салли. Те женщины ничего не значили для меня.

— Сомневаюсь, что они относились к близости с тобой так же беспечно, как ты.

— С тобой все по-другому.

Она пристально смотрела на него, отчасти веря ему. Он казался таким искренним! Почему теперь ей так трудно убедить себя в том, что он — чудовище? Почему, несмотря на все свои чары, после всего сказанного им он выглядел обычным человеком, со всеми человеческими слабостями и горестями? Она вспомнила ребенка, которого отдала, и многолетнюю муку мыслей о нем. Как могла она винить его за желание найти собственную дочь?

Но когда он сделал к ней шаг, чтобы обнять, она отшатнулась, покачав головой:

— Не смей приближаться ко мне!

— Ладно, — согласился он. — Возьмем тебя измором, раз ты так хочешь.

— Я ничего не хочу от вас, мистер Стоун.

— Я не уеду отсюда без того, за чем приехал. На причале послышался короткий испуганный вскрик, а затем все смолкло.

— Что это? — спросил Кристофер.

— Похоже на Стефи.

Он выпрыгнул из яхты. За ящиком они обнаружили Белую Лошадку, выброшенную и забытую.

Роберт привез детей, несмотря на ее просьбу.

— Стефи? — тихо прошептал Кристофер.

— Должно быть, она слышала наш разговор.

— Если с ней что-нибудь случилось, я никогда не прощу себе! Ты же сказала, что дети — у твоего брата?

— Я думала, они там.

Кристофер опустился на колени и поднял Белую Лошадку:

— Белая Лошадка стояла у бассейна в день, когда погибла Салли. Это все, что от нее осталось.

Невыносимая боль в мрачном, испуганном голосе Кристофера поразила Даллас в самое сердце. Вся ее злость улетучилась. Не подумав, она коснулась его руки и сказала мягко:

— Со Стефи все в порядке. Она просто расстроилась. С ней иногда бывает такое. Мы найдем ее.

Его рука крепко сжала ее руку.

— Конечно, мы найдем ее.

— Здесь нет твоей вины, — сказала она. Для нее уже не имело значения то, что она ненавидела его за былые проступки. Он любил Стефи так же, как и она. Пусть он лгал ей и использовал ее из-за своей любви к дочке. Пусть он бывал грубым и ужасным. Наверное, она даже ненавидела его.

Но это, как ни странно, не имело никакого значения. Единственное, что имело значение, — любовь их обоих к потерявшейся маленькой девочке.

Глава 12

Стефи пропала!