Золотой торквес - Мэй Джулиан - Страница 41

— И все-таки, — настаивал Бэзил, — если мы сможем ее вскрыть, у нас появится шанс перезарядить Копье?

Японец, долгое время проработавший на производстве электронных приборов, пожал худыми плечами.

— Ну, если летательные аппараты работают на водяном топливе, то почему Копье не может на нем работать?

— Я бы попробовала, — сказала Фелиция, — да боюсь сломать. У меня пока мало опыта с психокинезом.

— Я не имел тебя в виду, — возразил альпинист. — Ты только понесешь Копье, больше никому из нас это не под силу. Ведь лучшего оружия для нападения на фабрику торквесов трудно придумать.

— Тут он прав, — согласился Халид. — Фабрика находится в самом сердце Гильдии Принудителей, и подобраться к ней не проще, чем к лилмикам note 9.

— А зачем его нести? — удивилась Амери. — Копье-то погибло.

— Есть человек, способный его возродить, — заявил Бэзил. — Клод рассказывал мне о нем в душной камере Надвратного Замка. Ваш маленький талантливый друг в золотом костюме!

— Эйкен Драм! — воскликнула Фелиция. — Коротышка-карманник!

Зеленоватые глаза Клода загорелись.

— Он сможет! Если кто и в состоянии расшифровать код древнего фотонного оружия, так только Эйкен… Но согласится ли он? На него надели серебряный торквес, и, скорее всего, он теперь с ними заодно. Эйкен всю жизнь ждал своего шанса.

— Эйкен — наш друг, — отрезала Амери. — В торквесе или без него, но он человек и должен помочь нам в борьбе с монстрами.

— В крайнем случае Фелиция скрутит ему руки, — усмехнулся Клод. — Или ты этим больше не балуешься, малышка?

Спортсменка и бровью не повела.

— Бэзил, ты гений! Копье надо взять, даже если мне тысячу с лишним километров придется волочь его на своем горбу. Не мытьем, так катаньем мы заставим Эйкена Драма вскрыть эту консервную банку.

— Ладно, будем уповать на лучшее, — заключил вождь Бурке. — Что-нибудь еще?

Все молчали. Уве вытряхнул пепел из трубки в пустую тарелку.

— Как бы Мериалена не заметила. Она приходит в бешенство, когда видит меня с трубкой. Но уж напоследок…

— Простого, я думаю, — рассмеялся Герт.

Послышался скрип отодвигаемых стульев. Все вставали, потягивались. Каваи собрался назад в деревню, остальные устраивались на ночь в спальных мешках на полу.

Японец уже подошел к двери, но тут рука Амери легла ему на плечо.

— Одна просьба, друг мой!

— Все исполню, Амери-сан!

Монахиня взяла на руки свою любимицу-дикарку.

— Пристрой ее в хорошие руки, а?

Японец торжественно кивнул и спрятал животное за пазухой.

— Не сомневайся, она будет в целости и сохранности до твоего возвращения в Скрытые Ручьи. А ты непременно вернешься. Я дал обет мученикам Нагасаки.

— Чокнутый буддист! — проворчала монахиня, выталкивая его за дверь.

6

— Они требуют высказать мое мнение о тебе, — начала Бреда.

— И что же? — как всегда, вслух откликнулась Элизабет.

— Хочешь не хочешь, твоя судьба пересекается с их будущностью на Земле. Давным-давно я напророчила, что два дорогих моему сердцу народа-тану и фирвулаги — будут едины и активны. Было мне такое видение еще до того, как мы явились в эту галактику, на планету Многоцветная Земля. И предначертание свершится, хотя не знаю, как и когда… Хотелось бы надеяться, что мы станем с тобой друзьями, Элизабет. Я понимаю твое нежелание вмешиваться в наши дела, но не могу считать тебя инородным телом. Ты — часть структуры! Равно как и все остальные — твои спутники по Зеленой Группе, которые столь сильно повлияли на тану и фирвулагов, и даже те несчастные, что затерялись в северных пустынях. Я четко вижу, как линии ваших судеб сталкиваются во время Великой Битвы. А тебе во всем этом отведена главная роль… Но если не в качестве прародительницы новой расы

— то кого?..

— Бреда, я не позволю себя использовать. — В голосе Элизабет звучала стальная решимость, хотя мозг ее был защищен прочными барьерами.

— Тогда сама выбирай, каким образом ты нам поможешь. Только знай, что этого не избежать ни тебе, ни твоим близким друзьям из племени людей.

— Какое бы суждение ты ни вынесла, оно не удовлетворит полностью ни одну из группировок. Верховный Властитель тану грезит новой династией, а потомство Нантусвель не успокоится, пока не сживет меня со свету. Что до моих друзей… кажется, они, в отличие от меня, уже нашли свою судьбу… По справедливости, я тоже имею право распорядиться своей и вовсе не обязана быть пешкой в твоих играх! Дай мне свободу, помоги уйти отсюда невредимой, если таким будет мой выбор. — «А он будет именно таким. Хочу парить над миром в блаженном одиночестве и покое».

— Но как же наши планы?! Судьба — я ее вижу! Коль скоро не твои гены повлияют на нас, значит, должен быть какой-то иной фактор. О сестра по уму, помоги мне сфокусировать мое расплывчатое видение!

— Ясновидение в мое время не считалось метафункцией. Это просто стихийный дар. Непредсказуемый, опасный… И всякая попытка управлять будущими событиями, явившимися как знак судьбы, более чем тщетна. Уйду я или останусь, твои видения все равно преходящи. Так что отпусти меня, Бреда.

Казалось, Бреда не слышала Элизабет. Они сидели вместе в комнате без стен и дверей, в атмосфере, призванной удовлетворить повышенные потребности гуманоидных легких в кислороде. Тем не менее Бреда вдруг стала задыхаться, черты ее исказились, а в распахнутом настежь мозгу вибрировали и вращались лица — человеческие, тану, фирвулагов, ревунов. Их непоследовательный, беспорядочный, бездумный калейдоскоп группировался вокруг образа Элизабет.

— Духовный союз! — вскричала Бреда. — Не гены, а умственное единство.

Во взгляде Супруги Корабля засветилась такая радужная надежда, что Элизабет не могла не улыбнуться.

— Что?.. Что ты сказала, Бреда?

— Да! Вот она, твоя роль! Я не знаю, когда мой народ воссоединится с местным разумом, но это произойдет! И кто-то должен упорядочить этот процесс, с тем чтобы мы вышли на уровень метафизического Единства Галактического Содружества — Единства, способного сплотить разъединенные интеллектуальные энергии в органически активное целое. Ты научишь меня — вот твое предназначение! Там, в Содружестве, ты приобщала к Единству детей. Это был труд всей твоей жизни — ты сама так говорила. У вас незрелым метафизическим умам не позволялось блуждать, где им вздумается, по собственному выбору. Их учили, просвещали. Покажи мне — как. Подготовь меня. А потом… если пожелаешь, я помогу тебе… покинуть нас.

— Бреда, ты сама не знаешь о чем просишь!

— Знаю! Наконец-то я нашла изящное, логичное решение! Теперь я знаю, чего не хватает моим ненаглядным питомцам. Взгляни на них во всей их разобщенности!.. Бедные фирвулаги — активные, но слабые, ограниченные, растрачивающие свою психическую энергию на недоступные, ничтожные цели. Их сородичи ревуны — неприкаянные, уродливые, отчаявшиеся… Да и тану едва ли будут сильно отличаться от них, когда в свою очередь достигнут настоящей метаактивности и освободятся от своих торквесов! Человеческая раса третьего тысячелетия тоже могла бы погибнуть, если б мудрые умы не направляли ее, не удерживали от крайностей. Помоги же и нам — мне и моему народу. Когда они будут едины, я сочту свою миссию выполненной.

— Ты предвидишь… такой исход? — с сомнением спросила Элизабет.

Бреда тоже заколебалась. У нее из груди снова вырывалось натужное, болезненное дыхание.

— Я всегда была для них наставницей… Даже в те времена, когда они не сознавали этого. Откуда к ним придет Единство, как не от меня? И у кого мне учиться, как не у тебя?

— А ты представляешь, какие трудности тебя ожидают? Мало того, что ум твой чужд моему пониманию, ты к тому же психически зрелая личность, на протяжении тысячелетий не расстававшаяся с торквесом. Я работала только с человеческими умами, причем с неразвитыми, подвижными, гибкими. Обучение происходило для них почти безболезненно. Данный процесс я бы сравнила с восприятием языка детским сознанием. От ребенка он не требует больших усилий. Когда же взрослый начинает учить новый язык, для него это порой мучительно. А выведение латентных метафункций на уровень оптимальной активности — задача гораздо более трудоемкая. Сперва надо приобрести активность, затем соответствующим образом ее направить, и только тогда можно будет перейти к усвоению навыков высшего класса. Пойми, ты обречешь себя на неизбежные страдания.