Вторжение - Мэй Джулиан - Страница 28

Я буквально скатился с Гусиного Глаза и стал выбирать себе новый маршрут. Нынешняя вылазка в горы предполагалась как щадящая, успокаивающая, но перед лицом очередной подлости Дона и моего собственного бессилия гнев опять ударил мне в голову и захотелось измотать себя до предела. Я взглянул на часы. Еще нет и полудня. Солнце зайдет не раньше восьми. До темноты, если идти бодрым шагом, успею отмахать четырнадцать километров по крутым перевалам и заночую в знакомом альпийском приюте.

И я тронулся в путь.

Погода стояла на диво, хотя и было немного жарко. Я передохнул и освежился в небыстром ручье; потом меня отвлек резкий крик, похожий на вороний — прежде ворон был редкой птицей в Новой Англии, а теперь понемногу возвращается. Вспомнив прежнее пристрастие к наблюдению за повадками птиц, я пошел еще быстрее. К намеченному времени достиг горы Карло и двинулся вверх по шероховатому северному отрогу. Пейзаж мрачен, как в лабрадорской тундре, зато отсюда хорошо просматривались Гусиный Глаз и Успех. Я попробовал вызвать Дени, но ответа не получил. Видно, Дон вернулся домой, и ребенку пришлось срочно укрыться за умственным барьером, который он часто воздвигал против отцовских насмешек и придирок.

Черт бы тебя побрал, Дон! Зная, что не может и пальцем тронуть малыша, он еще больше усердствует в том, чтобы задеть его чувства. Интернат стал бы блестящим выходом: на девять месяцев в году убрать ребенка с глаз Дона, обеспечить ему свободу, общение с другими одаренными детьми и понимающими взрослыми — что может быть лучше! Теперь эта возможность рухнула, и я не видел иного способа решить проблему Дени, как сделать его метапсихический дар достоянием гласности.

Но все во мне противилось этому. Как только истина выйдет наружу, в него вцепятся парапсихологические лаборатории, станут рвать на части, вытягивать все жилы, третировать… Вот, недавно возник еще один центр парапсихологических исследований под эгидой ВВС США…

Нет. Должна быть какая-то альтернатива!

Я лез вверх, обдумывая и отбрасывая один план за другим. Выкрасть Дени. Подсыпать в виски Дону какого-нибудь зелья и оказать на него принудительное воздействие. Открыть тайну Дени монахиням и заручиться их поддержкой. Сдурел совсем! Разве этим гусыням справиться с таким делом? Написать самому Раину. Губернатору штата Нью-Гемпшир. Президенту Никсону. В «Нью-Йорк тайме»!

Занятый мыслями о племяннике, я начал восхождение на гору Успех — так иронически именуется центральный пик невысокой гряды. Добраться до вершины не так уж трудно, только на пути попадаются болотистые трясины: один неверный шаг — и провалишься по колено в черную жижу. Раз оступившись, я мигом опомнился, но при этом чуть не ухнул вниз с обрыва, умудрился вывихнуть колено и по шею забрызгался липкой вонючей грязью.

Я выполз из болота, проклиная свою тупость и топографию родного штата, где трясины бывают даже на вершинах гор. Это следствие местного климата, когда влажные воздушные массы, нагоняемые ветрами, оседают на склонах невысоких гор. Летом над ними постоянно висят туманы, или моросит, или бушуют грозы, в то время как внизу тепло и сухо.

Проклиная странности здешнего климата, я сидел на валуне, менял штаны и носки и чувствовал, как западный ветер усиливается, а из-за двух лысых вершин выползают черные тучи. Так вот почему на пути мне встретилось лишь несколько человек, причем все двигались в противоположном направлении, к ближайшему укрытию. Мне теперь до него часа четыре ходьбы — это нормальным шагом, а за сколько дохромаю со своим коленом, одному Богу ведомо.

И я на черепашьей скорости потащился вперед, высматривая по дороге место для привала, поскольку тучи грозно сгущались, кругом одни голые уступы да низкорослые деревца (даже посох вырезать не из чего). Облака уже скрыли солнце; ветер колыхал карликовую растительность в преддверье ураганного фронта. Небо на юго-западе приобрело черно-фиолетовый оттенок.

Я поскользнулся и пролетел несколько метров по размытому склону, боль в колене стала зверской. Упал я на бок и, к счастью, успел подложить под себя рюкзак. Закрыл глаза, прислушиваясь к острой боли и журчанью ручейка, протекавшего в нескольких метрах от меня. Уже явственно доносились раскаты грома и стук первых капель.

— Вот чертовщина! — процедил я сквозь зубы.

Что же делать-то? Через какие-нибудь минуты склон превратится в горный поток и грянет настоящая буря. Прикрываясь рюкзаком, я выломал несколько палок, чтоб наложить шину на вывихнутое колено. Закрепил как следует сустав и попытался сосредоточить на травме свою экстрасенсорику. Нет, ничего не выходит. Я слишком взвинчен, чтобы достичь необходимой концентрации усилий. Поэтому напялил зюйдвестку — единственную мою защиту от дождя, — взвалил на плечи рюкзак и продолжил неуклюжее восхождение.

Дождь полил вместе с небесным фейерверком. На таком открытом месте у меня всего две перспективы: либо пригвоздит молния, либо расшибусь в лепешку о скользкие гранитные скалы. В приют до темноты уж точно не поспею. Надо где-нибудь схорониться и переждать, но сколько я ни копался в памяти, припоминая прошлогодний поход по этому маршруту, ничего похожего на укрытие в голову не приходило. Если же свернуть с тропы — как пить дать заблудишься.

Я тщетно буравил глазами завесу ливня в поисках хоть какой-нибудь трещины или норы. Ясновидение отказало напрочь. То ли из-за слепящих молний, то ли из-за дикой ломоты в колене, то ли просто от полной растерянности. На всякий случай послал Дени призыв о помощи: возможно, высокочувствительный мозг мальчика сумеет отыскать укрытие там, где мои способности потерпели фиаско. Он не ответил. По-видимому, телепатический оклик был слишком слаб и не смог пробиться через глыбы. Ну все, я погорел!

Alors — j'y suis, j'y reste! note 31 Если, конечно…

То, что случилось потом, кажется в ретроспекции пародией великого события, коему суждено было случиться сорок лет спустя. Прикованный к этой чертовой горе, я затравленно огляделся, поднял голову к небу и завыл:

— Призрак! Эй, Призрак! Вызволи меня из этого потопа!

Воцарилась кромешная тьма, то и дело нарушаемая сверканьем молний. Я вновь позвал Фамильного Призрака. Ветер ярился, колено причиняло адскую боль; несмотря на зюйдвестку, я весь промок, поскольку дождь сыпал не вниз, а как бы вверх по склону. Я бросил рюкзак и плюхнулся на мокрый камень, нелепо вытянув перевязанную ногу.

— Эй ты, сукин сын! Почему, когда ты нужен, тебя нет как нет?

Я здесь , ответил он.

Что это — галлюцинация? Я так и подскочил на месте. Ветер внезапно стих, дождь прекратился, будто кто-то завернул на небе кран. Вокруг меня распространялось матовое свечение, точно поглотившее вспышки молний — теперь они казались мне слабой пульсацией света в дугообразном ореоле.

— Призрак! — прошептал я.

A vos ordres note 32.

— Неужто и вправду ты?

Бедняга! Ты разве не понял, что меня стоит только позвать. Даже если я сам не услышу, мне обязательно передадут.

По-французски и по-английски я высказал ему все, что о нем думаю, а затем потребовал, чтобы он немедленно исцелил мое колено. Voilа! note 33 Боли как не бывало. Не помня себя от радости, я снова обратился к нему:

— А слабо тебе меня высушить?

Нет ничего проще.

Пуф! Облака пара вырвались из рукавов зюйдвестки. Я стащил ее с себя и с удивлением обнаружил, что свитер, штаны и даже носки совершенно сухие.

— Черт побери! — восхитился я. — Теперь бы чайку с бренди.

Призрак отозвался с некоторой насмешкой:

По-моему, ты уже исчерпал традиционные три желания. И чай, и бренди у тебя в рюкзаке.

Я расхохотался, как безумный, и потянулся за рюкзаком. Призрак снизошел до того, что высушил близлежащий валун; на него я поставил термос и набил рот крекерами. Сияние (тогда я еще не знал, что оно называется психокреативным) отбрасывало бледные отблески на кусты, с которых капала вода.