Враг - Мэй Джулиан - Страница 60

— уже сама по себе награда. Право на дерзость само по себе великая честь».

Монах вернулся в комнату и лицом к лицу столкнулся с бывшим претендентом на мировое господство, причесывающим гребешком сырые волосы.

— Вот что любопытно, — продолжал Марк. — Сорок два года вы состоите в святом ордене и на поисках греховного собаку съели. Ну, а об ангелах вы что-нибудь слышали? Как у вас насчет проблемы ангелизма?.. Они теперь чрезвычайная редкость — я имею в виду специалистов по этой теме. Вас, знатоков греха, хоть пруд пруди, а вот кто может пролепетать что-нибудь внятное об ангелах?

Брат Анатолий посмотрел на сеточку шрамов, избороздивших грудь покорителя Галактики.

— А это, значит, еще одна награда за участие в таком грандиозном мероприятии, как вселенский бунт?

— Нет, всего лишь печальные следы, оставшиеся после некоего несчастного случая. Через несколько месяцев они исчезнут. Мое тело самоомолаживается.

— Значит, никакие нападки врагов вам не страшны. М-да, это, должно быть, самый ужасный способ обеспечения своей безопасности Впрочем, как и бесконечное одиночество в пути. Тоже несладкая штука, не правда ли? Одним словом, если во мне возникнет нужда, я буду поблизости. Я Элизабет сказал об этом и вам говорю.

Марк пожал плечами.

— Послушайте, Анатолий Северинович. Я нашел, что вы добрый и порядочный человек. Вот вам мой совет: не суйте нос в чужие дела.

— Только не говорите, пожалуйста, — повысил голос монах, — что вы зашли так далеко, что способны погубить старого больного человека только за то, что он молится о спасении вашей души.

— Молитесь лучше за спасение души Элизабет. Я в вашем духовном наставничестве не нуждаюсь. А теперь пора в детскую. — Марк первым направился к двери, Анатолий Северинович двинулся вслед за ним и уже на ходу заметил:

— Не надо трясти яйцами, сынок. Твой брат Джек никогда бы не позволил себе разговаривать со священником в подобном тоне.

Марк долго молчал — не спеша спустился по лестнице, свернул в коридор и уже здесь, в тусклом полумраке, тихо, едва слышно сказал:

— Для человека, покинувшего наше время еще до того, как о Джеке… пошла дурная молва, вы слишком хорошо осведомлены, о чем и как он думал.

— Об этом говорили и мои прихожане, — ответил монах. — Вы бы удивились, узнав, как похожи люди, решившие бежать в плиоцен. А может, и не удивитесь… Я знаю о тебе куда больше, чем ты мог бы откопать в моей памяти даже с помощью своей блядской силы, сынок. — Он ободряюще улыбнулся, заметив, что Марк обернулся и с изумлением посмотрел на него. — Например, об одиночестве. Не по этой ли причине ты зачастил к нам, на Черную Скалу? Надеешься обрести здесь соратника-метапсиха, который отнесся бы к тебе как к человеку, а не как к падшему ангелу?

— Вопрос, конечно, интересный, — сказал Марк Ремилард. — Давайте-ка оба попытаемся отыскать ответ. — Он довольно засмеялся.

3

Хвала тебе, великая Тэ, лучшего года даже и не припомнить!

Что за слизни! Ягодки, а не слизни!.. Упитанные, медового цвета с серыми пятнышками, каждый размером с банан — как раз такие, каких разводят первобытные в долине Вар-Меска. Сочные, питательные… Каждое корытце битком набито — так и прут на пиво. Да и пивко на зависть, хоть и выдохлось, а хмельной запах на сто верст разносится. Как тут в корыто не бухнуться, и сколько их ни ставь, все будут полны. Ах вы, мои жирненькие — напились пивка, теперь бай-бай? И смерть вам легкая досталась, себе такой желаю.

Да-а, смерть… Где-то она ходит, голубушка?..

Пожилой мирный карлик по имени Партсунигали Спиклбели выпрямился, отер пот со лба, глянул в чистое небо. Потом бросил взгляд на сумрачный влажный лес — в прогалах между деревьями виднелись белоснежные, искрящиеся шапки гор. Да, повезло в этом году. Большой урожай на слизней, все ловушки-корытца полны. И на засолку, и под маринад хватит, достанет ли бочонков? Соленые слизни — это такая вкуснятина! Нынче и на всю семью хватит, и на продажу останется. Когда ударит зима да прометет снежными бурями все долины в округе и дальше, в Западном Фамореле, сколько найдется охотников отведать такую еду. Только выложи товар, сразу сбегутся. Глядишь, и к столу их величеств короля Шарна и королевы Айфы попадут. Что тогда скажут их величества? Да ничего не скажут — набросятся на лакомство, а потом еще и пальчики свои королевские изволят облизать. Хорошо!..

Партсунигали даже зажмурился от удовольствия. Он-то домосед, но как приятно помечтать о том, что засоленные им слизни будут вращаться в высоких правительственных кругах. И учтите — достойно вращаться!..

Мурлыча под нос веселую песенку, он перебросил в заплечный кожаный мешок последнего слизненка, потом выплеснул остатки пива, налил свежего и осторожно прикрыл установленное на мшистом пеньке корытце крышкой из коры. Боковых отверстий в ней было достаточно, так что голубчики запросто могут забраться внутрь, чтобы отведать пивка. А потом забыться… А завтра он, Партсунигали Спиклбели, будет тут как тут… А пока можно и домой.

Он улыбнулся, поправил заплечный мешок и зашагал по едва натоптанной тропке. Клочья утреннего тумана висели над все еще зелеными, но уже погрустневшими деревьями, лежали на обрызганных осенней позолотой кустах. Что призадумались, рододендрончики? Из века в век осень сменяет лето, потом приходит зима, за ней весна, и все снова вернется на круги своя. Вам-то что, любезным, горевать, ваш срок долог. Брали бы пример с птичек — ишь, расщебетались. Или с горластых обезьян — сейчас помчатся на водопой.

Через некоторое время квадратная, с короткими ножками фигура карлика, мелькнув в чаще, показалась на ровном покатом суходоле, где из-под грядки редкой, местами совсем высохшей травы торчали острые угловатые скаля. Туман почти совсем рассеялся, солнце сияло ослепительно и даже жарко для позднего сентябрьского утра. Луга еще стояли совсем зеленые, густо цвели ромашки и васильки — это в разгар бабьего лета!.. Партсунигали, дивясь чудесам природы, восхищенно покачал головой. Не знаешь, чего и ждать! То ли дело снеговые пики, что так могуче, в блистающем величии вздымались с северной стороны. Фирвулаги из Фаморела испокон называют эти горы — Божьи горы, в честь великой Тэ. И не только потому, что большей красоты в целом свете нет, а еще за то, что, по словам первых пришельцев, поселившихся здесь, эти снеговые вершины очень напоминают забытую теперь родину в галактике Дуат. На Земле нет хребтов выше и недоступней, чем Божьи горы, а это такая радость для «маленького народа».

Усадьба Партсунигали, как и жилища других одиноко живущих фирвулагов, располагалось на пологой вершине холма, чуть ниже скалистой гряды, служившей водоразделом между долиной Грессон и рекой Айсез, текущей к востоку. Гном взобрался на скальный уступ — вдали показался его похожий на круглый улей дом. Он подождал немного — все-таки на хорошем месте обосновался, в дубовой, вперемежку с соснами, роще. Какой там воздух!.. Рядом карстовое озерцо. Постой-ка, а это что такое?

Он едва сдержал крик ужаса и мгновенно спрятался за каменный выступ. Милосердная Тэ, что же там такое!.. Машины!.. Откуда здесь могут быть машины? Он выглянул из-за скалы, приложил ко лбу руку козырьком. Ей-богу, машины, да какие огромные, невиданные. Скучились возле дома… Гном осторожно бросил в ту сторону телепатический взгляд и схватился за голову

— враги! Партсунигали громко застонал и не заметил, как мешок со слизнями рухнул на землю.

— Бедная Хоббино, бедные дети!.. Великая Тэ, защити их!..

Сердце гулко стучало в груди. Он, прикрываясь лапами можжевельника, прополз немного вперед. Отсюда, с гребня, открывался отличный вид на его подворье. Семь огромных тупоносых, чем-то напоминающих груженые телеги машин стояли возле дома. У каждой с обеих сторон по восемь гигантских колес, да еще на крышах какие-то непонятные отростки и прозрачные пузыри, заляпанные грязью. В общем-то машины были невысоки — примерно два его роста — и раза в четыре длинней. Возле них рыцари тану, люди с торквесами и без оных — чудеса, да и только. Все они уживаются вместе? Нет, каковы нахалы, шатаются по двору, заходят в дом, выходят из него. Вот мерзавцы. Они на все способны. Ни жены, ни детей не видно… Партсунигали едва не заплакал… Потом, немного успокоившись, решил вызвать кого-нибудь из своих телепатическим призывом. Без толку! Как он и ожидал, стены дома слишком толсты, сам специально рубил бревна потолще, собирал камни потяжелее, чтобы никто не мог проникнуть к ним мыслью. Он еще раз попытался окликнуть детей, их у него было пятеро: два сына и три дочери, все малолетки. Старшей десять лет. Что она понимает в оперантском искусстве?! Они, конечно, перед врагами ни словом не заикнулись об отце.