Звезда корта, или Стань первой! - Северская Мария - Страница 12

А вскоре пришел Терцов, присел рядом, положил руку на ее плечо, сжал.

– Не расстраивайся, – сказал он. – Он же не хотел тебя обидеть.

– Ага, конечно! – взорвалась девочка. – А чего он тогда ко мне так придирается?

– Просто он знает, что ты лучшая, а с лучших и спрос больше, – пояснил парень.

– Это в чем же я лучшая? – удивилась она.

– Во всем. – Терцов снял руку с ее плеча и теперь просто сидел рядом. – Ты играешь в теннис, все об этом знают, делаешь успехи, ездишь на соревнования. Физрук хочет, чтобы ты была самой сильной, тренированной, чтобы тебя никто не мог победить.

Рита фыркнула. Но ощущение, что с ней поступают несправедливо, испарилось, словно его и не было.

– Слушай, а можно как-нибудь прийти на матч? – спросил вдруг Терцов. – Всегда хотел побывать.

Девочка кивнула:

– Почему же нельзя, приходи. Я сообщу тогда, как что-то будет.

На том и порешили. А на следующих – любительских – соревнованиях Илюха и правда сидел на трибуне рядом со Светкой и парой других их одноклассников и болел за Риту.

Они громко приветствовали каждый ее взятый мяч, а после игры все вместе отправились отпраздновать Ритину победу в недавно открывшуюся кофейню.

Воспоминания о том дне остались у Марго самые хорошие. Пожалуй, это был один из самых светлых дней из того года. В тот день она снова была прежней Ритой – веселой, жизнерадостной, активной. И ребятам нравилось находиться в ее обществе – она видела это по их лицам.

Жаль, что потом события стали развиваться с невероятной скоростью, и Марго затянула под себя гигантская волна бед и жизненных потрясений, а после она и вовсе уехала из родного города в Москву.

А так, кто знает, как могло бы быть, останься она в Суздале. Может, рано или поздно она прислушалась бы к словам девчонок, что «Терцов влюблен в Назарову», поняла бы, что доля истины в этом есть, и сама обратила бы на Илюху внимание.

Но тогда вряд ли в ее жизни случились бы победы и поражения, Федор Николаевич, Дворец спорта, Саша, международные и российские турниры, перелеты, московская квартира и одиночество в ней, перелом руки и последовавший за ним отъезд домой – возможно, навсегда.

Сейчас ей сложно было сказать, чего во всем этом больше – положительных моментов или отрицательных. Склонялась скорее к отрицательным, потому что было жаль потраченного времени на несбывшуюся, как теперь уже стало понятно, мечту.

«Но ведь и надежда была, – напомнила себе Марго, – нельзя об этом забывать».

Когда уже проехали село Павловское, Терцов наконец подал голос:

– Слушай, ровно через две недели, в субботу, в школе будет встреча выпускников. Приходи, если будешь еще тут.

Марго пожала плечами, словно говоря: зачем, кому я там нужна?

– Уверен, тебя многие будут рады видеть, – настаивал Илья.

– Посмотрим, – неопределенно ответила Марго.

Через пятнадцать минут автобус въехал в пригород Суздаля и покатил по улицам. Все здесь было знакомо до мелочей, до каждого поворота, до каждого камня. Казалось, даже собаки и куры все те же, что в детстве.

Наконец автобус остановился на автовокзале, и народ начал медленно покидать салон. Тут никто никуда не спешил, все словно находились на отдыхе.

«Оно и понятно, в основном же туристы», – подумала Марго, хватая здоровой рукой ручку чемодана. Но тут же почувствовала, как на ее пальцы легла теплая ладонь.

– Оставь, я возьму, – раздался над ухом голос Терцова, и девушка подчинилась.

Они жили на соседних улицах – это она вспомнила уже по дороге к бабушкиному дому. Встала перед глазами картинка: зима, холод, изо рта валит пар. Они со Светкой опаздывают в школу, бегут, поскальзываясь на частых наледях, и на перекрестке встречают Илюху. Он стоит, глядя на их улицу, словно ждет кого-то.

– Ты чего тут? – окликает его Светка. – До звонка пять минут.

– Ага, я сейчас, – невпопад отвечает парень.

Они пробегают мимо него, а через двадцать метров Рита оборачивается и видит, что Терцов топает за ними, как почетный эскорт. «Не дождался того, кого ждал», – думает она и прибавляет шагу. Почему-то тогда и мысли о том, что он может ждать ее, не возникало.

Илья катил ее увесистый чемодан легко, словно он не был заполнен доверху – так, что еле застегнулся. Кажется, она выгребла вчера в порыве из шкафов все, до чего дотянулись руки, практически ничего не осталось. Жаль, семейную фотографию со стены упаковать не получилось – слишком габаритная, поместилась только та, что стояла на столе. Ну да она это исправит – распечатает в фотоателье новую.

– Тебе вроде направо, – сказала Марго на том самом перекрестке.

– Верно, – спокойно согласился парень. – Но я сперва тебя провожу.

– Спасибо, – улыбнулась девушка.

Так они и подошли к ее дому – вместе, словно и приехали вдвоем.

За забором уже гулким басом лаял Полкан.

«Неужели меня почувствовал?» – удивилась Марго. И вспомнила, как раньше пес встречал ее из школы – узнавал по шагам, еще когда она была внизу улицы, заливался лаем. А стоило только открыть калитку, как он бросался к ней, подпрыгивал, вилял хвостом, а затем ставил свои огромные лапы ей на плечи и вылизывал лицо.

В груди защемило. Как она могла приезжать к бабушке так редко? Здесь же все, что она любила! Просторный дом – с кирпичным первым и деревянным вторым этажами, резные наличники на окнах, старая плакучая береза, закрывающая своими ветвями от посторонних глаз практически весь фасад, широкое крыльцо со скрипящей третьей ступенькой, качели в саду, которые поставил для дочери отец, бабушкина клубника и яблони, сирень и жасмин…

Ей захотелось бежать вперед со всех ног. Влететь во двор, обнять Полкана, одним прыжком преодолеть крыльцо, ворваться, словно маленький ураган, на веранду и крикнуть:

– Ма, ба, я дома!

Марго резко мотнула головой, отгоняя наваждение. Поглядела на Илью и на свой чемодан.

Парень понял ее правильно, подкатил к ней багаж.

– Ладно, я пойду, – сказал он. – Увидимся. – И, не дожидаясь ее ответа, развернулся и пошел назад – туда, где виднелся перекресток, соединяющий две их улицы.

Девушка пару мгновений смотрела ему в спину, затем взялась за ручку чемодана и толкнула калитку.

Как же странно это было – снова оказаться в своей детской комнате – не проездом, а надолго, не гостьей, а хозяйкой. Словно какое-то бесконечное дежавю.

Первые два дня Марго практически целиком проспала. Просыпалась лишь для того, чтобы сходить на кухню и поесть, и снова возвращалась в кровать. Бессонница в родном доме ее отпустила, словно вовсе позабыла о ней, или решила дать передышку до поры. Даже сны девушке не снились, она проваливалась в забытье, как в омут, и выныривала из него, словно аквалангист из глубины.

Зато воспоминания о тех или иных периодах жизни преследовали ее неотступно. Она плавала в них, как рыба в воде, плавно перемещаясь от одного к другому. Видела себя то совсем крохой, то уже почти взрослой. И во всех этих воспоминаниях она была Ритой – не Марго.

Девушка видела свой четвертый день рождения – это было самое первое связное ее воспоминание о детстве. Перед глазами вставала картинка: она вбегает в гостиную, где на большом дубовом, принадлежавшем еще ее прадеду, отцу бабы Нюры, столе высятся коробки с подарками – маленькие и большие, свертки и пакеты.

Или это ей тогда показалось, что их было много? Но Марго прекрасно помнит большого песочно-желтого игрушечного медведя, и упаковку разноцветных фломастеров, и стопку книжек-раскрасок, и игрушечную железную дорогу – папин подарок. Кстати, дорога до сих пор стоит на комоде в ее комнате и до сих пор вполне себе работает.

– Это все мне? – удивленно спрашивает маленькая Рита, когда мама подводит ее к столу.

– Конечно, тебе, – улыбается та.

– А почему? – хлопает глазами девочка. Ей не верится, что такое изобилие возможно.

– Потому что в этот день четыре года назад ты родилась, – отвечает мама.