Сафари для победителей - Каменистый Артем - Страница 50

Выбравшись изо рва, капрал, поругиваясь в адрес магов, направился к смутно виднеющейся громадине. Ночное зрение помогало видеть в темноте, а не под водой, — сейчас от него почти не было толку. Ничего, промахнуться по такой цели невозможно.

Подойдя к танку, капрал задумался — куда же бросать изобретение алхимика? Люки в такую погоду вряд ли оставят открытыми, в смотровые щели сосуд не пролезет. Старикашка бормотал, что метить надо повыше — затопить всю машину зельем. Его бы сейчас сюда — пусть сам лезет наверх по мокрой броне, бросая потом адскую бомбу себе под ноги. Ведь если швырнуть горшок снизу, то он может и не разбиться при навесном броске: керамика не столь уж хрупка. Нужен резкий, сильный удар — а как его нанести по крыше высоченного дракона?

Приняв решение, капрал шагнул назад, размахнулся, резко швырнул алхимический сосуд в верхний скат боковой брони, прямиком над выдающимся цилиндром бортовой орудийной башни. В следующий миг ранимые глаза капрала затопило болью: вспыхнувший свет не уступал дневному.

Мартис заработал сержантские нашивки две недели назад — до этого три года пробегал в капралах, а до капральства шесть с половиной лет отпахал рядовым. Срок немалый — немногие могут похвастать столь долгой боевой карьерой. Среднестатистический солдат жил не более трех лет: война нуждалась в постоянном притоке новых жертв. Но Мартису везло — за девять лет лишь одно серьезное ранение и пара пустяковых. Болел, правда, частенько: дизентерия, тиф, грудь застудил сильно, фурункулез постоянно донимает. От болезней никуда не деться — неделями грязь месить приходилось или снег, не снимая сапог, не меняя вонючих портянок. Грибок у всех поголовно, и жрецы ничего с этим поделать не могут или не хотят. А еда какая? Жрешь что попало и где попало да пьешь тоже непонятно что.

Старый сержант не пережил штурма Энтерракса. Многие его не пережили или отправились в госпиталь. В роте Мартиса осталось тогда сорок два бойца, а ведь перед сигналом к атаке в списках было семьдесят девять. Не повезло им — нарвались на хорошо окопавшихся темнобожников. Тем терять было нечего — дрались, будто загнанные в угол крысы. Образовавшийся некомплект командного состава устранили просто — повысили в званиях некоторых из тех, кто ухитрился сохранить свою шкуру.

Мартис, любуясь новенькими лычками и бронзовой бляхой, мечтал вернуться домой в выглаженной до блеска форме, с навощенными усами и новомодной раздвоенной челкой. Все фабричные девки моментально сложатся в штабель у его ног. На службу ведь загребли в шестнадцать: папашу заставили пару лет приписать, чтобы норму призыва выполнить. Вот и не успел Мартис нагуляться до армии.

Между тем, любуясь лычками, он не забывал держать нос по ветру. И начал понимать, что повеселиться можно и здесь — без фабричных девчонок. Здешние белокурые дылды-северянки не походили на красоток-эстиек, но любоваться на них было приятно. Некоторые из них, похоже, и сами не прочь были полюбоваться солдатиками Коалиции… и не только полюбоваться. Армия нуждалась в заслуженном отдыхе, и полк Мартиса отправили на переформирование, в милый городок, почти не затронутый войной. Женщины в этом городке просто обязаны быть такими же милыми. И покладистыми тоже.

Да их и спрашивать никто не собирался: исконное право победителя… Солдаты свободных островов заслужили настоящий отдых.

Вот только везение Мартиса тогда и закончилось — его роту спешно доукомплектовали, отправив на север непонятно зачем. День за днем новоиспеченный сержант мок под дождем, месил глину раскисших дорог, ночевал под сырым плащом в промокшей палатке или грязных сараях. И жутко завидовал тем, кто сейчас отдыхает в том милом городке. Он не уставал желать своим бывшим сослуживцам заработать полный букет венерических болезней от тамошних барышень. Но это помогало слабо — Мартис продолжал им жутко завидовать.

Ничего, сегодня их очередь завидовать.

Мартис сидел на деревянной кровати, подложив под спину пухлую перьевую подушку. Из одежды на нем была только расстегнутая рубаха. Сержант был давненько небрит, благодушно ленив и залит алкоголем по самую макушку. Левой рукой он обнимал томную красотку с густыми черными волосами — почти как у фабричных девчонок. Из одежды на ней был лишь распахнутый сержантский китель — он не скрывал ничего. Мия — юная жертва, вырванная из лап жрецов, — многократно отблагодарила Мартиса за свое освобождение. И не только Мартиса — всем друзьям тоже досталась женская благодарность. Его это не смущало: он сегодня был щедрым человеком.

В доме было тепло и сухо, амбре солдатских портянок разбавляли более приятные запахи сгорающих сосновых дров и развешанных под потолком трав. Хозяин — молчаливый кряжистый бородач с глазами, столь же темно-мрачными, как и его боги, — не забывал про печь, топил исправно. Да и закусками обеспечивал — животы округлились от угощений.

В правой руке Мартис сжимал глиняную кружку с какой-то бурдой. Откуда солдаты это принесли и что это такое, знать не хотелось. Да и пить особо уже не тянуло. Хотелось смотреть в потолок, бессильно лапать податливое женское тело и мечтать о том, что эта сказка никогда не закончится.

Странный шум вырвал сержанта из мира грез.

— Эй! Бимчик?! У нас по крыше река течь начала?!

Похоже, на улице разразился нешуточный ливень. Непорядок. Встав, сержант попытался пройти к окну с целью оценить масштабы разгула стихии. Но чувство равновесия отказалось активироваться — Мартиса повело во все стороны одновременно, и он неуклюже завалился назад, на кровать. Мия, отшатнувшись от падающего тела, воровато потянулась к пестрому вороху своей одежды, что-то оттуда вытащила. Сержант был пьян и расслаблен, но девять лет войны сказывались — еще не понимая, что к чему, он насторожился, подобрался. И когда отточенная сталь скользнула к его горлу, успел перехватить хрупкую девичью руку:

— Мия! Ты чего! Рехнулась?!

Нож выпал из почти раздавленной ладони. Зашипев змеей, девушка подалась вперед, сверкнуло молоко зубов, в следующий миг челюсти сомкнулись на щеке Мартиса. Мия грызла его, будто бешеная собака. Заорав от боли и неожиданности, сержант отпихнул ее от себя, лишившись при этом куска мяса. Взбесившаяся красотка, крепко приложившись затылком о стену, мешком завалилась набок.

— Вы видели! — ошеломленно выдохнул сержант, разворачиваясь к своим друзьям.

Его никто не услышал — у друзей тоже возникли неожиданные проблемы. Мимо кровати, пошатываясь, проковылял капрал Бимчик — руками он зажимал горло, а меж пальцев хлестал а кровь. Со стороны двери послышался нехороший шум. Покосившись туда, сержант узрел его источник: хозяин дома, мрачный как никогда, с сосредоточенным видом рубил топором корчившегося на полу солдата. Размозжив ему лицо, бородач угрюмо осмотрелся — он явно пребывал в поиске новых жертв. Взгляд его столкнулся со взглядом Мартиса. Поиск закончился — жертва найдена.

Молниеносно протрезвевший сержант, осознав свои ближайшие перспективы, взвизгнул и, мочась на кровать, ухватился за спасительную сталь винтовочного ствола. Хозяин надвигался стремительно — будто атакующий медведь; на ходу он замахнулся топором, обдав потолок россыпью багровых брызг. Ударить не успел: Мартис каким-то чудом ухитрился направить на него дуло оружия, без заминки отвести затвор, загнать в казенник патрон. Пуля ударила здоровяка под глаз — тот рухнул на спину с такой скоростью, будто под ним выбили табурет.

В тот же миг из-за спины сержанта выскользнула изящная девичья ручка, вооруженная острейшим ножом с сильно изогнутым лезвием. Сталь почти безболезненно прошлась по горлу, рассекая жилы и артерии.

«Мия, чтоб ты сдохла!» — хотел прокричать Мартис, но вместо слов вырвался кровавый хрип.

Девушки не нуждались в спасении — они уже были мертвы. Их оплакали при жизни. Им требовалось одно: умереть достойно.

В этом году из их края взяли целых две порции жертв. Одну, как и положено, отправили на алтари межевой линии — традицию нельзя забывать. Остальным выпала миссия посложнее — в эту группу кого попало не брали: слабонервных безжалостно браковали. Выбирать было из кого. Слишком много лишних девочек рождалось в их краю. Родители нередко убивали их в первые минуты жизни, но выживших все равно оставалось более чем достаточно. Лишние женщины… Участь их была незавидна: или в наложницы-батрачки к относительно зажиточным крестьянам, или короткая и веселая жизнь продажной девки. Самые везучие могли попасть в храмовые куртизанки.