Магнификат - Мэй Джулиан - Страница 14

— Помню, ты всегда держала на рабочем столе статуэтку Афины.

— Точно. Она служила мне примером. Образцом, по которому следовало жить. А кто же Зевс? Ясно, что мой знаменитый папаша, чьим выдающимся умом я восхищалась.

— Это понятно, — согласился я. — Аналогия здесь самая простая. Что-то из архетипов Юнга…

— Я пришла к такому же выводу. Конечно, в моей догадке нет и капли логики, но именно тогда я окончательно уверилась, что папочка — единственная подходящая кандидатура для Фурии.

— Есть еще какие-нибудь соображения? Факты?.. — Я тупо смотрел в свой пустой стакан: на донышке еще оставались несколько капель виски. Теперь самое время сделать вид, что я налакался сверх всякой меры. Эта мысль будоражила меня — нельзя упустить случай узнать подробности.

— Это касается психики Дени, — ответила Анн. — Болезнь, которую профессионалы называют диссоциирующим ментальным расстройством, почти всегда возникает вследствие сильнейшей психической травмы. Наведенная порча обычно отличается исключительно болезненным сексуальным аспектом. Причинить боль может кто-то очень — например, человек, на которого была обращена любовь и который предал больного. Подобная травма со временем усугубляется — тем более если эта ситуация то и дело повторяется и превращается в бесконечную пытку. Тогда-то и появляется чувство вины — как возможное объяснение, почему именно с тобой происходит все это. Одновременно начинается поиск дьявольской силы, которая крутит и вертит человеком, как захочет. В результате наступает так называемая дискразия личности, то есть раздвоение… Единственный из Ремилардов, который полностью подходит к этому сценарию, это Дени. И его жертвы…

Свет жуткой истины замерцал перед моим мысленным взо ром. Я поднял голову, наши взгляды встретились.

— О Боже! Брат!.. Дон!.. — с трудом выговорил я.

Некоторое время мы молчали. Наконец я произнес:

— Помнится, чуть ли не с рождения Донэтьен его обижал и побаивался. Однако он никогда бы не осмелился… Только не над собственным сыном! — Я замолчал, придавленный обрушившейся на меня ужасной догадкой. — Может, поэтому он так пил?

Анн сидела с каменным, побледневшим — ни единой кро винки — лицом.

— Возможно, — тихо сказала она. — Дедушке как раз и следовало напиться до смерти, когда это случилось с ним в первый раз. Могу себе представить, что он испытал, когда почувствовал, что обладает дьявольской силой. Он, наверно, едва не сошел с ума. К тому же — как ты рассказывал, — в ту пору он места себе найти не мог: жена его была на сносях, она ждала Виктора. Вполне возможно, что он так до конца и не излечился от травмы — точнее, так и не вышел из этого полубезумного состояния. Насколько мне известно, Донэтьен Ремилард был опасный человек. Поведение непредсказуемое — и все потому, что он не мог справиться со своим сверхчувственным потенциалом. Это был эгоист до мозга костей, подверженный постоянным депрессиям и, как ни странно, агрессивный до предела, особенно когда выпьет…

Слезы ручьями текли у меня из глаз, и не было сил остановить их…

— Мы были двойняшками, — наконец заговорил я, — однако характеры наши диа метрально расходились. Он и Санни увел от меня. Не думаю, чтобы он по-настоящему любил ее. Просто ему очень хотелось досадить мне и расстроить нашу свадьбу.

Анн деликатно принялась расспрашивать. Я рассказал ей о ранних годах жизни моего брата, о более чем странном отношении ко мне. Потом разговор увял — мне было тяжело вспоминать всякие скверные подробности. К тому же чем дальше, тем отчетливей до меня доходило, что, даже если Анн ошибается, все равно в ее словах что-то есть. Собственно, в ее словах таилась разгадка, но как я мог вот так сразу принять ее ?!

Между тем она нарезала хлеб, сыр, копченую лососину, взбила яйца с молоком — наверное, собиралась приготовить омлет. Так и оказалось. Теперь она разгуливала по кухне в белой блузке, черной юбке и в фартуке. Отощала за то время, что мы не виделись, — словами не передать.

Я попросил Анн объяснить мне, как функционирует расщепленное сознание. Как безумная Фурия могла овладеть сознанием такого тихого и не отличающегося претенциозностью человека, как Дени Ремилард?

— В каждом случае все происходит по-разному, — ответила Анн. — Но на мой взгляд, корни душевного заболевания отца следует искать в его прошлом. По большей части его внутреннее «я» находится под полным контролем рассудка. И тогда перед нами заслуженный профессор метапсихологии, лауреат Нобелевской премии, уважаемый теоретик и писатель, любящий и любимый муж, ваш собственный племянник и приемный сын, отец Поля, Мориса, Северина, мой и Катрин, Филиппа. Но иногда — я не могу сказать, почему это происходит, — его вторая ипостась вдруг просыпается и скручивает этого достойного гражданина в бараний рог до такой степени, что он даже не осознает, что с ним творится. Его обыденное, вполне миролюбивое «я» превращается в нечто, истекающее болью и ненавистью. Сознание преображается, его заполняют жажда убийства, он бредит насилием, его охватывает мания величия. Это второе «я» напрочь отделено от первой ипостаси. Они не знаются друг с другом. При этом свихнувшееся «я» вполне может оформиться в целостную личность, обладающую целевыми установками, противоположны ми тем, которые исповедует обычное эго. Оно может быть даже куда более сильным в метапсихическом отношении, потому что имеет возможность пускать в дело скрытые резервы рассудка.

— Фурия!.. — воскликнул я. — Она же назвала себя Фурией!.. Я же был там, когда эта пакость возникла… «Я — неизбежность», — заявило чудовище. Я никогда не понимал, что бы это могло значить.

— Второе «я» Дени не могло безо всякой причины назвать себя подобным образом. Теперь мне многое стало понятным. Отец получил классическое образование, а фурии и эринии в классической древней мифологии являются богинями разрушения и мщения тем, кто виновен в насильственном нарушении порядка, установленного в мире.

— Sacre nom d'un chien[24], — буркнул я.

— Дед, не можешь ли ты припомнить какой-нибудь случай из жизни отца, который мог бы подтвердить мой диагноз?

Я вытер вспотевший лоб носовым платком и попытался сосредоточиться.

— Разве что случай, который произошел с ним трехлетним. Это было в 1970 году. В ту пору я имел серьезный разговор с Доном и Санни насчет сверхчувственных способностей малыша. Пора было что-то предпринимать… Они разрешили мне заниматься с ним, чтобы он научился управлять своими мыслями. Как-то раз Дон явился домой совершенно пьяный, и его так и тянуло сделать кому-нибудь пакость. Он решил подшутить надо мной и подсыпал мне в чашку с какао ЛСД, однако Дени, невинное дитя, все мне рассказал. Посмотрела бы ты на Дона! Он готов был кирпичи обо… ть! Начал гоняться за мальчишкой — ремнем, что ли, хотел его отстегать или еще что… И тогда этот кроха применил к нему ментальную силу. Сжал его — тот словно в тиски попал, перепугался до смерти. И вдруг малыш заявляет: «Папа не будет лупить меня». Тот рот разинул от удивления. Возможно, малыш совсем недавно овладел ментальной силой. Скорее всего, он хотел сказать: «Папа больше не будет лупить меня».

Наконец омлет, заправленный сыром, был готов, подоспела и горячая копченая лососина. Глядя, как Анн ловко управля ется на кухне, старый Роджи внезапно почувствовал голод. Тем более что омлет выглядел очень аппетитно. Анн разложила еду по тарелкам и, грациозно вскинув руки, быстро прошептала молитву. Роджи невольно, удивляясь себе, последовал ее примеру, потом отломил большой кусок рыбы и дал Марселю — тот уже только что на стол не залезал и шнырял под ногами, задрав хвост. Наконец кот довольно заурчал.

За окном по-прежнему завывала вьюга.

— Как насчет Виктора? — вдруг спросила Анн. — Что можно сказать о втором ребенке Дона и Санни? Говорят, он был настоящий монстр? Почему так случилось?

— В то время я сам ничего понять не мог. Виктор родился в том же самом 1970 году. Очень был похож на отца, тот был совсем без ума от него. Он запретил мне близко подходить к ребенку — сказал, что сам займется его воспитанием.