Возрождение - Щепетнов Евгений Владимирович - Страница 51

Так неужели он позавидовал своей жене? Ну если только немножко: все-таки муж хочет быть всегда выше на голову, чем жена, хоть в чем-то. В умственных способностях, силе, зарплате… иначе какой он мужик? Его просто съест комплекс собственной неполноценности. Умная женщина всегда поддерживает в своем мужчине чувство его полного и абсолютного превосходства над ней. Ну… за исключением тех семей, где мужчине нравится быть в подчинении, или же там, где баба – дура.

Слава не строил иллюзий – Лера была не глупее его, но по способностям и силе, он, конечно, ее превосходил. А теперь? Теперь у нее открылось новое свойство. И может, даже не одно, ведь они так до конца и не исследовали ее способности… И что изменилось? Да ничего. Лера действительно умная женщина. И правильно воспитана своей матерью. Настоящая женщина! А что касается переделки его тела в угоду новым веяниям – он потихоньку от жены и Тирас уже поговорил с Косом и выяснил, что велика вероятность, что у него ничего не получится: этот коктейль из вирусов вообще на него может не подействовать. При Славиной регенерации вирусы в его теле просто погибнут. Но еще хуже будет, когда он, возможно, частично уничтожит вирусы, а часть их внедрится в его тело и что-то изменит не в лучшую сторону. И что тогда будет? Кто предскажет? Вместо боевой машины, которой он стал за эти годы, Слава может превратиться в какого-нибудь урода, хиляка, изувеченного бесконтрольными мутациями. Зачем же рисковать? Он и так имеет все, в том числе и прекрасную жену с ее телекинезом. Или она имеет его? «Муж и жена – одна сатана». Он рассмеялся про себя и в приятном полузабытье обратился мыслями к Хагре. Что с ней-то делать? Ну а что еще делать? Ждать, когда он сделает Лере новое тело. Кстати сказать, вот с телом Леры, с новым, можно будет и поэкспериментировать: например, вырастить его, а потом взять и заразить этим самым букетом вирусов. Ну не получится – потеряет сто миллионов… кхе, кхе… мда. Олигарх, однако! Тело-то стоит недешево. Но об этом еще рано говорить…

Его мысли прервал бодрый голос Шаргиона:

– Я прибыл! Вишу над вами. Думаю, куда пристроиться, чтобы и рядом, и не раздавить чего-нибудь. Тут у вас какое-то поселение, мне бы не хотелось на него садиться.

– Нет-нет, не надо! Пристройся там, возле котловины, я что-нибудь сейчас придумаю насчет этих существ. Пока готовь своих железных букашек, я покажу, что будем делать. Я тебе скомандую.

– Есть, Посланник! Жду!

Слава открыл глаза и вскочил на ноги, ища взглядом своих соратниц. Они сидели в уголке, что-то шептали друг другу, у Тирас были красные глаза, похоже, что она плакала, Лера тоже норовила похлюпать, и Слава, усмехнувшись, подумал о том, что бабы занимаются своим любимым делом – оплакивают жизненные проблемы, в надежде что слезы растворят их, как зимний лед растворяется свежей весенней водой. Увы, с проблемами было не так закономерно, как с зимним льдом. Если бы они решались слезами, весь мир давно утонул бы в соленых потоках.

– Лер, иди сюда, скорее!

Жена поднялась, поцеловав Тирас в щеку, и пошла к Славе. Та осталась на месте, а Лера, подойдя, спросила:

– Шаргион?

– Да. Только нам прежде надо сделать одну штуку…

Грессы, всполошенные появлением огромного сооружения на краю их долины, бурно обсуждали происшедшее, сходились на том, что это знамение богов и оно связано с тем, что происходило последние дни. Они не знали, как себя вести в изменившихся обстоятельствах, и лишь одно было забито в них твердо, определенно и на века – на генетическом уровне – подчинение Мудрым.

Толпа грессов собралась на «митинг», где вождь яростно доказывал, что это сооружение принадлежит их госпожам, Мудрым, и что никакого отношения к пришельцам, нанесшим такой болезненный ущерб их племени, не имеет. В полемическом задоре он не увидел, как за его плечами, в небе показалась повозка, на которой прилетали их господа, и только когда толпа затихла, глядя в пространство за ним, он растерянно замер, оглянулся и оборвал свою длинную речь.

Скутер сделал круг над головами и приземлился рядом с отхлынувшими в разные стороны кентаврами. Они тут же встали перед Мудрыми на передние колени, отчего зады полуящериц задрались в небо, а гениталии мужчин и груди женщин повисли над землей.

Мудрая, сидящая позади пилота, встала с сиденья, откинула капюшон и открыла свое безвозрастное лицо с длинной косой. Она осмотрела молчащих и потупивших глаза кентавров и звучным голосом, летящим по воздуху до самого леса, сказала:

– Грессы! Ваша служба Мудрым закончена! Вы можете селиться где хотите, идти куда хотите! Вы хорошо служили, но теперь нам будут служить другие, они уже в святилище. Произошла ошибка – вы их не узнали и были наказаны. Но теперь в награду за вашу службу, мы вас отпускаем! Живите так, как вам хочется, но не ссорьтесь с людьми! Договоритесь с ними, пошлите к ним делегацию – через неделю. Торгуйте с ними, дружите с ними, и ваш народ будет большим, многочисленным. Мы удаляемся и больше никогда не попросим вашей службы. Прощайте, грессы! – Мудрая снова села на скутер, и тот медленно поднялся в воздух, постоял на месте и полетел куда-то за лес.

Кентавры медленно поднялись с колен, потом один из них сказал соседу:

– Что это было-то? Я вроде ее лицо видал недавно – мы ж ее хоронили. Как она вылезла-то?

– А тебе это надо? – отмахнулся кряжистый гресс, со шрамом от меча на боку. – Ну вылезла и вылезла. Это же Мудрые, они и не такое вытворяют. А так-то дельно сказала – когда уж мы жить-то начнем? Мне эти войны тоже надоели. Эй, болтун, хватит тебе нас накручивать, – обратился он к вождю, растерянно следящему за улетающим аппаратом. – Подумай, как с людьми договориться, кто к ним пойдет.

– Ты и пойдешь, – кивнул головой вождь. – Думаешь, никто не знает, как ты им поставляешь мясо на рудник? Все рожи строишь, мол, борец с людьми, а сам потихоньку торгуешь! Откуда у твоей Нуги новая ткань на кровати?

– А ты откуда про кровать-то знаешь, а? – забеспокоился кентавр. – Ах ты, скотина!

– А не надо было молодую жену брать да мотаться с людьми, – весело загомонили кентавры рядом. – Если ты не можешь молодуху окучить, всегда найдутся желающие сделать это за тебя!

– Ах ты, сучонок! – Кентавр кинулся на вождя, тот приготовился к защите, но их разняли, разведя по разным концам деревни.

Досталось трепки лишь несчастной Нуге, которая вначале отказывалась, что блудила с вождем и со всеми, кому отказать не могла, а таких набралось полдеревни. Потом ее хорошенько высек муж, чтобы вперед неповадно было, и страстно, с шипением и вибрацией чешуек, трахнул. Его возбуждала мысль о высокой востребованности супруги. Так-то он не был против ее выкрутасов, даже с ними интереснее жить, но надо же соблюдать лицо – какого черта ее любовник треплет имя честного гресса на общем собрании? Так что ей досталось за длинный язык вождя. Что же касается людей, вопрос этот давно назревал, и в общем-то грессы уже много лет сотрудничали с отдельными людьми и их группами. Разрешение Мудрой только ускорило процесс. А то, что ее вроде как когда-то там закопали – да и пусть. Кого это волнует? Может, не ее закопали. Или в лицах ошиблись.

Слава усмехнулся, оглянувшись на жену – она на глазах меняла облик, приобретая знакомые «снегурочкины» черты.

– Страшно было?

– Не больше, чем всегда, – улыбнулась она. – Ну что, полетели к Шаргиону?

– Полетели! – Слава заложил вираж и направил скутер к невероятной громаде корабля, возвышающегося неподалеку.

Корабль уже не выглядел обугленным утесом; он еще не приобрел свой жемчужный блеск, но уже был серо-стальным, каким положено быть порядочным кораблям. Возвышаясь в небе, как горная гряда, он вызывал почтительное уважение и даже трепет. В нем виднелись рытвины и прогалы – здоровенного куска, размером с добрый километр, вырванного взрывом энергетического накопителя, не было вообще. Шлюз был открыт, мембраны работали отлично – иначе океанская вода, в которой Шаргион, как в супе, плавал эти дни, затопила бы его по самое горлышко (если такое есть у корабля). В общем-то он был готов к космическому полету, то есть полностью герметичен, однако состояние некоторых узлов все еще оставляло желать лучшего. Он был похож на бодрого инвалида, шустро ковыляющего со своим батожком, – вроде и двигаться может, и даже отлупить батожком какого-нибудь пьяницу, недостаточно быстро уступившего ему дорогу, но забег на короткую и длинную дистанцию не выиграет, это точно.