Возрождение - Щепетнов Евгений Владимирович - Страница 44

Неожиданно Слава почувствовал опасность и псионически увидел, как в его скутер врезается очередь подобных плазмоидов, разнося его на куски. Слава дернул аппарат в сторону; развернувшись, землянин увидел три скутера, несущихся, соблюдая строй, на него. Это выглядело как-то парадно и пафосно, но оттого не менее опасно. Все три скутера открыли огонь, вспоров воздух длинными очередями бластеров.

Слава метался из стороны в сторону, уворачиваясь от очередей, потом спикировал вниз и, не долетая до поверхности планеты метра на два, резко задрал нос скутера и буквально распорол брюхо одного из вражеских аппаратов.

Какая-то защита, защитное поле у скутеров все-таки было, оно обозначило себя как невидимая скорлупа вокруг аппарата, но эта скорлупа не выдержала прямого удара двух бластеров и лопнула как мыльный пузырь. Аппарат взорвался в воздухе, образовав огненный шар, и сбил ударной волной второй скутер, находившийся слишком близко. Тот, кувыркаясь, потерял управление и со всего маху впечатался в стену города, загудевшую от удара, но выдержавшую напор. Третий скутер попытался увернуться, но очередь Славы отправила его по пути первого аппарата, догорающего внизу.

Переведя дыхание, Слава огляделся: воздух был чист – никаких скутеров, никаких ракет и других пакостей. Ему было жалко аппараты – их осталось так мало. А Мудрые… ну, что Мудрые… «Кто на скутере к нам придет, от скутера и погибнет! Похоже, что у Мудрых дело было совсем швах, раз уж они решились на открытые боевые действия. Агония, можно сказать. Власть их рушилась на глазах.

Слава посмотрел на поле боя – «черепахи» были брошены своими «постояльцами», осадные башни застыли на месте, а в лагере врага началась суета: палатки рушились, складывались, люди лихорадочно навьючивали на седла мешки и сумы – похоже, осада заканчивалась. Слава прицелился и несколькими очередями уничтожил оставшиеся на поле боя осадные башни, разнеся их в клочья. Потом перенес огонь на край лагеря врага, подняв целую бурю из огня и взметнувшихся в воздух кусков земли. Воительницы, собиравшие барахло, бросили свои сборы и, подхлестывая лошадей, метнулись от стен города, забыв про сумы и мешки. Защитницы города радостно вопили и визжали со стен, улюлюкая вслед убегающим.

Слава посмотрел, где стоят палатки Мудрых, и с большого расстояния, не подлетая к ним, уничтожил их, оставив на месте палаток дымящуюся землю. Он не знал, был ли там кто-то в это время, но осторожность не помешает. Он не знал, на какое расстояние простираются умения Мудрых пускать гравитационный луч, и не собирался это проверять никак и никогда. Кроме того, ему очень не нравились услышанные ранее рассказы о том, что якобы Мудрые имеют прелестную привычку метать в противника огромные глыбы камней. Так ли это, сказки или нет, на своей шкуре он проверять совсем не желал.

Сделав круг над стенами города, на которых восторженные воительницы вопили и махали ему сорванными с себя килтами – зрелище было забавным и в высшей степени сексуальным, – Слава набрал скорость и направился к северному городу, к матери Тирас: ведь задачу он так и не выполнил, еды не купил. Этот вопрос надо было срочно решить. Конечно, он мог собрать еду в брошенном лагере осаждавших, или же Глава Груста дала бы ему все, что надо, но он хотел посетить северный город. В деньгах он особенно-то нужды не испытывал: ему хватило бы на все, что надо, на годы вперед. Да и мать Тирас точно бы не поскупилась на продукты для дочери. Особенно после того как он сообщит ей о беременности дочери тремя ее внуками.

Так и вышло. Он приземлился возле дома Главы клана Юсаннон и едва не был атакован ее охранницами, принявшими Славу за Мудрую, желающую покарать Главу за то, что та не выполнила их распоряжение и не убила свою дочь вместе с ее ненавистными гостями.

Власть Мудрых рушилась, и это был уже второй клан, который осознанно объявил войну Мудрым. Увы, подумалось Славе, теперь этот мир ожидал долгий-долгий период, когда одно только слово «мудрый» или «мудрая» будет равносильно ругательству, а люди, замеченные в том, что они обладают особыми способностями, будут преследоваться и, возможно, уничтожаться. Это неизбежный откат, все равно как ударила сжатая пружина, освобожденная его рукой. Тысячи лет она сжималась, сжималась и, наконец, хлестнула, уничтожая тех, кто ее сжимал. Слава мог только лишь максимально смягчить этот удар, но для того ему надо было связаться с оставшимися в живых Мудрыми, и не просто с Мудрыми, а с теми, кто мог влиять на их решения, кто мог управлять этой сектой или организацией – непонятно как ее называть. Слава таких не знал. Он не знал даже, сколько Мудрых вообще существует в природе. Сколько их осталось в живых. Сколько их посвящено в Тайну. И пока не знал, кто может помочь ему в этом деле, проинформировать, рассказать… Вот найти бы ту Мудрую, которой он сделал ребенка… Позже. Чуть позже. Пока что он должен успокоить этих вот лучниц, одна из которых с трясущимися со страху губами, но на удивление твердыми руками нацелила стрелу ему в глаз.

– Эй вы, идиотки! – крикнул Слава сердито. – Я друг ее дочери, Тирас! Опустите луки! Мне надо поговорить с Главой.

Луки не были опущены после его слов, но одна из охранниц стремглав бросилась в дом, и через несколько минут в дверях показалась седая женщина, удивительно похожая на Тирас, только гораздо ее старше, да и помассивнее. Ее глаза смотрели на мир весело и хитро. Женщина пренебрежительно махнула рукой в сторону лучниц, и те с облегчением опустили свое оружие.

– Привет, Слава! Как там моя дочища? У нее все в порядке? Не болеет?

– Хм… если не считать болезнью беременность тремя детьми, то она в полном порядке. И даже помолодела. Выглядит прекрасно. Вот только есть хочет – продукты у нас закончились. Я и приехал за ними.

– М-да, приехал ты оригинально, – усмехнулась Глава. – Еще чуть-чуть, и тебе бы продырявили башку. На таких штуках никто, кроме Мудрых, не летает, так что радуйся, что живой. Я приказала стрелять в каждую Мудрую, что тут появится.

– И не ты одна, – усмехнулся Слава. – И я с тобой согласен. Вот только как без Мудрых будете жить? Да и не все Мудрые такие твари.

– Те, что недавно прилетали ко мне, – именно те твари. Они попытались при всем народе сделать из меня посмещище, выгнать из города, грозились мне карами, пришлось их немного пощекотать стрелами. Не до смерти, так, немного попугали. Они и улетели – в ту сторону, куда вы ушли с Тирас. Вот я и спросила, не случилось ли чего.

– Давно они были? – обеспокоился Слава.

– Да сразу, как вы ушли, где-то через день, вроде как… давно, в общем.

– А-а-а-а… нет их уже. Трупы, – дернул плечом Слава и, не желая углубляться в подробности, снова взял быка за рога: – Ну так что там насчет питания любимой дочери и будущих внуков? Соберешь нам чего повкуснее да подороже и притом на халяву?

– Да куда ж от вас денешься: если нарожала, надо кормить, – широко улыбнулась Глава и добавила заговорщицким шепотом: – А что, правда сразу три?! Два, я слыхала, бывает, редко, правда, еще в юности слыхала, но чтобы три?!

– Три, три, не сомневайся, – деловито бросил Слава, шагая по ступенькам крыльца в дом. – Два мальчика и одна девочка. Это я тебе как Мудрый говорю.

– Порадовал, ох как порадовал!

Глава хлопнула Славу по спине так, что гулкий стук эхом отозвался в углах большой гостиной. Старушка имела еще порох в пороховницах, сделал вывод Слава, морщась от «изысканной» ласки, а также поглядывая на ее мужа, крепенького дедка, как бы невзначай поглаживающего супругу по заднице, очевидно, когда думал, что никто не видит.

Пока собирали продукты, Глава чуть не насильно усадила Славу обедать и до отвала накормила двумя видами супов, холодцом, булочками с медом и сладкими пирогами. Их она приказала упаковать множество, заявив, что ее доченька любит сладкие пирожки, а потому пусть он крепче держит баул в руках и не роняет его с этого помела; пригрозила: узнает, что дочь не получила пирожков, проклянет безрукого растеряху.