Джек Бестелесный - Мэй Джулиан - Страница 86

Некоторые генные комплексы, вызывающие серьезные уродства, абсолютно не поддавались исправлению. Как не поддавались воздействию и некоторые «хорошие» гены, которые пригодились бы для евгенического корректирования. Индивидуальные склонности, как-то: интеллект, талант — контролировались умопомрачительным взаимодействием более шестнадцати тысяч различных генов, что практически исключало возможность генной инженерии мозга. Как, вероятно, уже сообразил читатель этих мемуаров, не удавалось успешно воспроизвести и так называемый комплекс «генов бессмертия», наследственный в семье Ремилардов — за исключением, конечно, доброго старого способа, который именуется «половые сношения».

Тем не менее ко времени рождения Джона Ремиларда «плохие» гены, ответственные за множество наследственных болезней, были определены, и немалое их число поддалось варианту генной инженерии — соматической клеточной генотерапии. В тело пациента вводится ДНК, содержащая «поправку» ущербного гена, и, если все протекает нормально, генетическая матрица корректируется и возвращается к норме.

Однако ущербные гены сохранялись в половых клетках вылечившегося человека и могли передаваться по наследству. Чтобы навсегда избавиться от такой угрозы, требовался сложный и рискованный процесс генотерапии половых клеток. Генетической коррекции подвергалась сама хрупкая оплодотворенная яйцеклетка, так, чтобы все клетки развивающегося зародыша, включая и половые, несли в себе исправленную матрицу.

Этот вид генотерапии давал отличные результаты при эксперименте с растениями и некоторыми животными. Но в сложном человеческом организме результаты чаще были неудовлетворительными: ДНК воздействовала не на те, что нужно, хромосомы зародыша. Еще до Вторжения генетики пришли к выводу, что риск при этой процедуре далеко перевешивает возможную пользу, и от нее следует отказаться из этических соображений.

Симбиарское Попечительство подтвердило этот вывод и ввело позорные Статуты Размножения с целью воспрепятствовать распространению генетических дефектов, наиболее вредоносных для человечества в целом. Все люди были обязаны пройти генетическую проверку и лишь тогда получали разрешение иметь потомство. Тем, у кого генетическая карта была наиболее безупречной — особенно оперантам, — рекомендовалось иметь как можно больше детей; остальных ограничивали одним ребенком. Людей с генетическими дефектами ставили в известность о перспективе успешной генной терапии и о риске, которому они подверглись бы. Носители же наиболее вредных генов по закону вообще не имели права производить на свет детей — наказание варьировалось в зависимости от серьезности генетического дефекта и от метапсихического статуса данного индивида. Все эмбрионы подлежали проверке на дефекты не позднее, чем через два месяца после зачатия, и при обнаружении не поддающихся исправлению генов подлежали аборту. Неоперантные родители, в обход закона произведшие на свет ущербного младенца, штрафовались; у них отбиралась медицинская страховка, и они были вынуждены нести все расходы по лечению и уходу за больным ребенком. Оперантные родители, которых Симбиарское Попечительство считало, так сказать, знаменосцами человеческого будущего, подлежали смертной казни за подобное нарушение Статутов. Как и ущербный эмбрион, если он еще находился в утробе преступницы-матери. Теперь этот закон был изменен.

В результате рассмотрения дела Терезы Кендалл сознательное нарушение Статутов Размножения оперантом из преступлений высшей тяжести было перенесено в категорию менее тяжких и уже не каралось смертью, а ребенок был признан абсолютно невиновным и получал право на наилучшую медицинскую помощь, имеющуюся в распоряжении общества.

Оперантные родители (или один из них), признанные виновными по новому закону, лишались опеки над противозаконным ребенком, подвергались огромному штрафу и десять лет обязывались участвовать в общественных работах.

Поль и его влиятельные братья и сестры не выступали против проекта закона, пока он обсуждался в Интендантской Ассамблее, а, наоборот, всячески его поддерживали. Он был принят простым большинством, утвержден человеческими Магнатами Консилиума и стал законом, подписанным Дирижером Земли Дэвидом Сомерледом Макгрегором 10 мая 2052 года.

Дополнительный пункт, амнистировавший Терезу Кендалл и Рогатьена Ремиларда, был изъят в заключительных дебатах. За его сохранение проголосовали все члены Династии, за исключением Поля.

Я совсем взбеленился, когда узнал об этом, — но не Поль, а Анн телепатически сообщила мне подробности из Конкорда. Я тут же выскочил из своего магазина и кинулся за угол, к дому Терезы. День был солнечный, и новые розы на клумбе, которую она разбила под окнами библиотеки, цвели вовсю. На дорожке стоял турбоцикл Марка, из чего я понял, что он получил известие из столицы даже раньше меня. Терезу со всеми пятью ее детьми я нашел в прохладной полутемной гостиной. Джек лежал в своей индейской колыбели, которая стояла рядом с креслом его матери. Мари, Люк и Мадлен расположились у ног Терезы. Марк угрюмо смотрел в окно.

— Не беспокойся! — выпалил я. — Джека они у тебя не отнимут. Ведь еще будет суд — долгий процесс!

Она взглянула на меня безмятежным взглядом мадонны.

— Я как раз объясняла детям то, что мне сказала их тетя Анн. Суд над нами назначен на ноябрь, но до тех пор у нас есть две возможности получить помилование. Первая, и, по мнению Анн, более вероятная, — действовать через Директорат Конфедерации Землян. Анн тоже в нем состоит и сделает все возможное. Она полагает, что Поль счел необходимым публично выразить свое неодобрение вызову, который я бросила закону, и потому он проголосовал против пункта об амнистии. В любом случае Ассамблея его не утвердила бы. Но когда прошение о помиловании будет подано Директорату, они настоят на том, чтобы нас простили.

— Хм! — сердито буркнул я. — Пусть постараются! Ведь суд признает нас виновными. Ты-то в состоянии заплатить любой штраф, а твои десять лет общественных работ наверняка сведутся к урокам музыки на чертовой Сибирской планете. Но мой магазинчик и так все время балансирует на грани банкротства, и даже самый небольшой штраф его прикончит. И у меня нет ни малейшего желания все следующие десять лет моего бессмертия сажать елочки в каком-нибудь мэнском питомнике, подставляя задницу оголтелым комарам.

Мадди захихикала, а Люк захныкал:

— Не хочу, чтобы маму сажали в тюрьму. Она же совсем недавно вернулась к нам.

Малыш Джек спросил: «Что такое тюрьма?»

—  Жуткое местечко, — ответила Мадди и тут же проецировала устрашающий образ средневековой темницы и камеры пыток. Младенец залился плачем.

— Дурачок, никто маму в тюрьму не посадит, — заявила Мари, телекинетически наступив Мадди на ногу. — И дядюшку Роги — тоже. В тюрьму сажают только очень плохих людей.

Все еще всхлипывая и икая, Джек сказал: «А родить меня было всего лишь умеренно плохим?»

Тереза засмеялась, взяла малыша на руки и поцеловала его.

— Нет, конечно! Это было вовсе не плохо, а только незаконно. А это огромная разница. Мари отнесет тебя в спальню и все тебе объяснит, а потом пора и бай-бай. Попозже придет бабушка Колетт с новой порцией хороших генов для тебя, и, чтобы они сработали, ты должен как следует отдохнуть и набраться побольше самовосстанавливающихся мыслей!

Малыш согласился: «Хорошо, мама».

Тереза отдала младенца Мари, а Мадди с Люком велела пойти поиграть. Когда младшие ушли, Марк отвернулся от окна.

— А что будет, если папа и тетя Анн не сумеют убедить Директорат помиловать вас с дядюшкой Роги?

— Тогда мы апеллируем к Дэвиду Макгрегору, — ответила она спокойно. — Планетарный Дирижер имеет право помилования, и даже лилмик не может отменить его решения.

— Если Макгрегор склонен к милосердию, — пробурчал я.

— Вероятно, у вас больше шансов на его помощь, чем на помощь папы, — отрезал Марк.

— Не смей так говорить! — упрекнула его Тереза.