Вечные всадники - Байрамукова Халимат - Страница 41

«Эта предательница, эта чистоплюйка, кроме всего, и ненормальная! – решил Шайтан. – До чистых ли рук при такой жизни? Люди забыли, как мыло выглядит!»

Учительница и не думала отставать от него.

– Ты не левша? – спросила она шепотом. – Нет? Отмой руки известкой или золой. Беги! Ну!

Завидев вдали людей, она оставила Шайтана в покое и заторопилась к заводу.

«Сама ты левша…» – с обидой прошептал Шайтан и глянул на свою левую руку. Вся в чернилах… Он обомлел от пришедшей в голову мысли: по руке могут узнать, кто писал листовки! Поняли, что писались они левой рукой. Это нетрудно увидеть.

Спеша успеть до комендантского часа. Шайтан передал отряду по цепочке: всем начисто отмыть тайком чернила с рук, потом выпачкать их обычной грязью, а заодно уничтожить бумагу и все следы работы.

Вечер прошел в тревоге. Но никто с проверкой не появился. Шайтан не знал, что ее отложили на утро, потому что вечером мало что обнаружишь: в домах темно, многие сидят при лучинах.

Утром по домам пошли солдаты и полицаи. Везде они коротко приказывали:

– Руки и тетрадки на стол!

…«Кто же она на самом деле такая, эта учительница? – задумался Шайтан. – Ведь она вольно или невольно уберегла отряд от верного провала и жестокой кары… Кто она?»

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ

Сквозь тяжелые веки Солтан почувствовал яркий свет. Но не он привел его в себя, а Туган. Конь тревожно ржал, тянул повод, судорожно зажатый в оцепеневшей руке Солтана, воинственно озирался на кого-то.

Уже светает! Все тело Солтана сковано морозом. Он весь превратился в волю, заставил себя потихоньку подняться. Он не смог бы это сделать, если бы не цеплялся одной рукой за шершавую кору дерева, а другой – за повод коня.

Еле встав, он попробовал размяться и охнул. Казалось, все его тело – это не мышцы, не кожа, не кровь, а лед, настоящий лед.

Туган тревожно ткнулся ему мордой в лицо, пахнул теплом. И Солтан понял, что все ночные часы его грело дыхание Тугана. Иначе бы несдобровать!

«Но почему конь так взбудоражен? – подумал Солтан, приходя в себя. – Он чувствует опасность».

Солтан бросил кругом затуманенный взор и вдруг отчетливо увидел меж деревьев зловещий зрачок винтовочного дула.

Он судорожно рванул было из ножен саблю, одновременно занося ногу в стремя.

– Стой! Не двигаться…— раздался из-за деревьев негромкий уверенный голос.

Человек шел к нему медленным шагом. Он был в белом полушубке, валенках и в ушанке. Подошел и приказал:

– Следуй вперед!

Русская речь обрадовала Солтана, но разве не могут оказаться среди русских такие же предатели, как Сушеный бок или Кривой?

Пришли к какой-то деревянной избушке. Вокруг нее сновали вооруженные люди. Сюда доносилась артиллерийская канонада, над головой пролетали «мессершмитты».

Часовой у избушки дал понять: можно входить. Человек, взявший Солтана в плен, потянул из рук Солтана повод, но Солтан вцепился ему зубами в руку и старался выхватить саблю: с конем он не расстанется ни за что.

– Вот звереныш! – крикнул кто-то. – Ну пусть привяжет коня сам.

– Без коня никуда не пойду! – ответил разъяренный Солтан, еще крепче сжав повод.

– С конем в избу зайдешь?

– Ни с конем, ни без коня! Кто вы такие?

– Люди, дуралей! Входи, а коня подержим, не съедим, – сказал один из вооруженных, любуясь Туганом, да и все остальные разглядывали коня, цокая языками от восхищения.

– Убейте на месте, а повод никому не уступлю!

На шум вышел человек командирской осанки, с чисто выбритым лицом. Он сразу узнал и парня и коня, но не подал виду, распорядился:

– Немедленно обработайте коня, видите – рана! И накормите обоих, они умирают от голода. И еще: вызвать ко мне Зубра.

– Есть, товарищ командир!

При слове «товарищ» у Солтана расцвело в сердце. Неужели свои? На военных не похожи, но вооружены. И порядки военные.

Его с конем повели к еле заметной под снегом землянке. По дороге он заметил, что здесь таких землянок много, а в глубине леса стояли у коновязи лошади.

«Не партизанский ли это отряд?» – гадал Солтан. Но ему видеть партизан никогда не приходилось, он не знал, как они должны выглядеть. Бывает ли у них своя особая форма?

Солтану вынесли из землянки миску горячего супа и полбуханки хлеба, а перед Туганом положили огромную охапку сена. Оба кинулись с жадностью есть.

Вдруг Солтан заметил идущего к нему издали человека, тоже в полушубке, с длинной бородой. Левый пустой рукав его полушубка был заткнут за широкий ремень. Что-то знакомое в лице этого человека… Солтан даже перестал есть.

– Туган? Солтан? – радостно вскричал человек.

Солтан кинулся к нему. Это же свой! Аламатский! Председатель сельсовета дядя Хаджи-Сеит! Из-за бороды его и не узнать!

– Товарищ Зубр! Вас к командиру, – козырнул Хаджи-Сеиту боец.

– Иду, иду. Дайте только полюбоваться на двух своих знаменитых земляков!

– Стойте, дядя Хаджи-Сеит! – взмолился Солтан. – Вы никого из Аламата не видели?

– Да я и сам там был, сынок. Кто же, думаешь, освобождал твою мать и других женщин?

– Где мама?

– Э-э, да ты отстал от жизни, одичал в лесу. Марзий мы отправили из своего лагеря в Даусуз, к твоему дедушке. Он ее надежно спрятал у родичей. Ну, ешь, ешь. Потом поговорим!

***

Большой партизанский лагерь пришел в движение. Бойцы седлали коней. Командиры давали последние распоряжения. Женщины варили обед и разносили по землянкам большие миски, которые источали в морозном воздухе пар.

Отряд готовился к большому делу.

Командир отряда Сергей Петрович Быстров, собрав ближайших помощников, объявил:

– Выступаем через час. Итак, товарищи. Северный Кавказ вот-вот будет освобожден от фашистской нечисти. Сталинградская битва оказала на это свое решающее влияние. Прошу всех поближе. Вот где нам наступать. Части Советской Армии пройдут вот тут, наша же задача – двинуться по Гумскому ущелью, выйти к этому аулу, а дальше – к Кисловодску…

Он склонился над картой, водя по ней тонким указательным пальцем.

В мирное время он работал пианистом в Кисловодске. Во время оккупации его жену и сына фашисты казнили в душегубке.

В это время у входа в домик послышался шум. В дверь заглянула голова в лохматой шапке, и хозяин шапки сказал взволнованным юношеским голосом, с акцентом:

– Товарищ командир, я поймал шпионку!

Это докладывал Солтан. Он втолкнул в комнату девушку в белом пуховом платке и в пальто с серым каракулевым воротником, а сам стал на страже в дверях. Выглядел он заправским воином: полушубок перепоясан широким солдатским ремнем, к которому прицеплена серебряная сабля, в руках – винтовка.

– Докладывайте, – коротко сказал ему Быстров.

– Она предательница, переводчик! Сейчас пробиралась к нам, чтобы шпионить. Я стоял в карауле на дальнем посту и увидел, как она крадется по лесу!

Командир спросил девушку:

– Кто вы и зачем сюда шли?

– Я – «Бриллиант», товарищ командир!

– Твой товарищ немецкий комендант Фриц Клаус, а не наш командир! – возмутился Солтан, боясь, что ей поверят.

В это время вошел Хаджи-Сеит и обрадованно протянул руки к девушке:

– Как вам удалось добраться, Сейр Отаровна?

Услышав это имя, Быстров встал и протянул руку учительнице:

– Здравствуйте, «Бриллиант»! Так вот вы какая? Молодчина вы! Настоящий бриллиант, без кавычек: хорошо поработали на партизан, ваши сведения делали свое дело на перевале.

Солтан растерянно провел рукой по лицу, словно прогоняя сон. Все расхохотались.

– Она ведь спасла тебе жизнь, – сказал Хаджи-Сеит Солтану. – Она выпытала у Обрубка в присутствии самого коменданта, где этот полицай ранил твоего коня. Дала нам знать. И мы взялись прочесывать лес. А то бы так там и замерз!

– Ну, здравствуй, «Вечный всадник»! – подошла Сеир Отаровна к Солтану с улыбкой.

– Простите меня… Я ведь впервые в партизанах! – покраснел он.