Алмазная маска - Мэй Джулиан - Страница 39

— Ты считаешь, — вспыхнул Адриен, — она пошла на это из каких-то корыстных соображений? Тебе следовало бы покинуть башню из слоновой кости и спуститься на землю — полезно иной раз послушать, что говорит народ на улицах. Причем как операнты, так и нормальные люди. Вовсе не метапсихические способности и не люди, ими владеющие, пугают простых людей. Всех страшит, что человеческий разум попадет под власть нечеловеческого!

— Пожалуйста. — Первый Магнат умоляюще вскинул руки. — Вы еще спрашивали, зачем нужен защитный экран?

Каждый из присутствующих почувствовал, как некая мощная сила, излучаемая Полем, мягко обняла их, приглушила рвущиеся из глубины души язвительные замечания, негодующие возгласы. Они — все Великие Магистры, магнаты, члены Консилиума — вдруг как бы разом прикусили языки. Мощь брата была несокрушима…

Некоторое время они молчали, слушали тишину. Наконец Филип заметил:

— Я смотрю, ты полностью переделал розарий, Поль?

— Точно. Я украсил сад самыми модными сортами. Теперь мой питомник смотрится совсем по-другому. Что за прелесть эти новые розы! У меня есть и небесно-голубые, и черные, и пурпурные, даже лимонно-изумрудные. Есть розы, у которых лепестки украшены бахромой, есть бутоны «в горошек», «в полоску».

— Удивительный ты человек! — воскликнул Филип. — Что заставило тебя, завзятого консерватора, клюнуть на эти новомодные штучки?

Самый старший из детей Дени, Филип, на первый взгляд напоминал доброго дядюшку. Лицо у него округлое, чуть рыхлое, на лбу обширные залысины. Он склонен к полноте и выглядел лет на сорок, хотя ему в ту пору было шестьдесят пять. Филип — единственный член семьи, который за все это время даже не попытался воспользоваться оздоровительным автоклавом, чтобы исправить телесные недостатки.

— Консерватор? — Поль был удивлен подобным обвинением. — Вот уж неправда. Что касается роз, то это только розы, и не более того… Все новые сорта были выведены еще до Вторжения…

— Вот и замечательно, — сказала Катрин. — А то генные инженеры, занимающиеся выведением новых цветов, совсем с ума посходили. Они считают, что чем экземпляр необычней, тем лучше. Дело дошло до того, что появились бутоны с суповую тарелку и разукрашенные так, словно витражные окна в средневековых соборах.

— В наше время, — сказал Морис, — в моде все чрезмерное, вычурное… Одним словом, возрождение барокко. Цветы, одежда, экипажи, музыка… Некоторые известные искусствоведы считают, что такова реакция на суровую простоту эпохи, которая прошла под знаком попечительства инопланетян.

Катрин кивнула. Она была такой же высокой, как и Морис, Северен, Анн. Такие же светлые волосы, но в поведении ее не было назойливой менторской рассудительности первого, расфуфыренного щегольства второго и холодного рационализма сестры. Катрин была натура увлекающаяся, пылкая, властная, в то же время частенько впадала в черную меланхолию. Притушила ее характер — она как бы сразу заледенела — трагедия, случившаяся с ее сыном Гордоном, оказавшимся одной из составляющих Гидры. Он поднял руку на собственного отца. Он пожрал его духовную энергию. Не побрезговал… После этого открытия она долго болела, потом Поль убедил ее пройти курс лечения в оздоровительном автоклаве — поговаривали, что он силой засунул ее туда. Тем не менее Катрин ожила, воспрянула духом, с головой ушла в работу в Директорате, занимавшемся вопросами научно-технического прогресса, куда она была приписана как магнат и член Консилиума. Когда спало напряжение первых десятилетий строительства нового земного государства, она вернулась в клинику, где работала вместе с Бретом (замуж она больше не выходила), занимаясь исследованиями в области метапсихологии. Возглавляемый ею институт считался наиболее перспективным научным и лечебным заведением на Земле.

В клинике она когда-то познакомилась с Макалистером. Они очень любили друг друга…

— А мне эти новые веяния очень по душе, — заявила она. — Стоит только взглянуть на Северена — сердце радуется. Лосины из оленьей кожи, гусарские сапоги… Замечательно! Просто душка…

— Еще бы! — отозвался Северен и, чтобы скрыть смущение, ударил ногой по воображаемому мячу. Кисточки на его сапожках дернулись, взметнулись в воздух…

— Тебе следует остерегаться его, Поль, — сардонически рассмеялся Адриен. — Стоит ему разукрасить себя еще каким-нибудь экзотическим нарядом — ну, скажем, шкурой первобытного человека, — и ты тут же слетишь со своего поста.

— Да, это будет великое несчастье! — засмеялся Поль.

Северен, как ребенок, состроил обиженную рожицу.

— Куда уж нам! Поль умеет обращаться с леди, а это основа основ любой карьеры, не правда ли, малыш? Что женщины, что политика — большой разницы нет.

— Ты, кажется, обещал устроить грандиозный парад ночных бабочек? — сменил тему Филип.

Анн сразу всполошилась:

— Мне так хочется посмотреть на них!..

Она потянулась к сифону и налила себе лимонад. На вид ей было около сорока — на этой отметке она остановилась. Это была зрелая и красивая женщина. Особенно впечатляла ее фигура, сравнимая со скульптурным изображением греческой богини. Одевалась она всегда строго, кроме редких, особых случаев, как то подобает монахиням. Сегодня она принарядилась — на ней был голубой в белую полоску брючный костюм, и смотрелась она куда нарядней, чем ее сестра Катрин, которая пришла на встречу в глухом скромном темно-синем платье.

— Господин Первый Магнат, не пора ли отдать приказ этим маленьким ночным созданиям? Пора, мол, начинать, — пошутил Адриен.

Не ответив, Поль опустился в одно из кресел, поставил на стоявший рядом столик стакан с охлажденным чаем и погрузился в размышления.

Северен подтолкнул локтем Адриена. Они вдвоем устроились на одном из диванов.

— Маг священнодействует, — шепотом сказал Северен. — Шлет вызов своим подданным. Или он сейчас начнет творить их силой своего колдовства? Интересно, из чего он их создает? Из мрака и звездного света?

— Ты же бывший врач, — ответил Адриен. — Ты и должен пролить свет на его дьявольские манипуляции. Видишь, как напрягся — сейчас начнет лепить их из ничего…

Поль невольно улыбнулся.

— Должен вас разочаровать, — ответил он. — Сотворить подобных мотыльков мне не под силу, тем более когда имеешь дело с обезумевшими от похоти самцами. Управлять ими с помощью мысли значительно легче… Вот, кстати, и они…

Между тем сумерки сгустились, теперь только свет ярких, пробудившихся от дневного сна звезд проникал в домик. Легкое серебристое свечение едва различимо очертило предметы в комнате… Угасли контуры сада, растворились во мраке ближайшие деревья. Ремилардам ночная мгла не была помехой, они прекрасно видели в темноте, взоры их проникали сквозь легкие стены и крышу. Все повернулись к востоку — там висел молодой, с острыми рожками месяц, и в его скудном ровном сиянии над купами вязов и тополей прозрачными облачками начали всплывать трепещущие, чуть посвечивающие создания. Мотыльки были величиной с человеческую ладонь, бледно-бирюзовые, с бахромчатыми крылышками, исчерченными пурпурными полосками, двумя парами фосфоресцирующих глаз. Выступающие вперед усики-антенны указывали на то, что все они были самцами. Подчиняясь мысленному приказу, они начали выстраиваться в цепочки и, помахивая крыльями, через распахнутые окна начали влетать в домик. Скоро вокруг замершей, изумленной Катрин закружился призрачный бесшумный хоровод. Женщина затаила дыхание… Бабочки, словно сотворенные из лунного света, несколько раз стройными рядами облетели ее и попарно в разные окна потянулись на волю, в чистую звездную ночь.

— Чудо! — едва слышно вымолвила Катрин. — Спасибо, Поль.

— Это все выдумки нашего Джека, — негромко принялся рассказывать Первый Магнат. — Он убедил меня, что дом будет пуст до той поры, пока я не заведу домашних животных. Он набрал в лесу коконы этих мотыльков, расселил их по опушке… Слава Богу, что ему не пришло в голову поселить в моей новой хижине летучих мышей.