Домой, во Тьму - Мякшин Антон - Страница 21

И вдруг колдун повернул голову к Топорику и тихо позвал:

– Нико…

– Меня зовут Янас, – осторожно ответил Топорик.

– Нико… – повторил колдун и моргнул. Глаза его стали прозрачны. – Нико… лас. Мое имя – Николас.

– Янас, – еще раз сказал Топорик. Потом спохватился, вскочил на ноги и поклонился.

Поодаль, возле мерина, чьи бока за ночь раздулись как барабан, спал какой-то человек, полуголый, ростом и телосложением такой же, как и сам Янас, но с длинной бородой и круглой розовой лысиной. Человек обнимал пустой бурдюк, остро воняющий кислым вином, и бормотал бурдюку что-то ласковое.

– Отец Матей, – сказал Николас, кивнув на человека.

– Священник? – спросил мальчик.

– Проповедник, – снова кивнул колдун.

На тощей шее проповедника болталась удавка. Топорик вдруг вспомнил, как ночью, продираясь сквозь обморочный дурман, он пытался отбиваться от чьих-то рук, стягивавших на его шее такую же.

Он непроизвольно огляделся:

– А где?..

Но вокруг только свистел ветер.

Николас поднялся, вложил меч в ножны. Поправил перевязь за спиной. Топорик вдруг испугался. Вот он, тот момент, когда колдун скажет: «Прощай» – и уйдет своей дорогой. Или вовсе ничего не скажет. Уйдет навсегда. А мальчику некуда было идти. Колдун дважды спасал ему жизнь. Никогда никто не делал для Топорика ничего подобного. И рядом с колдуном он чувствовал себя защищенным и даже более того – спокойным и уверенным в себе. И пускай – что колдун, и пускай – что из его тела растут ножи… Но он явно желает мальчику добра.

«Куда ты?» – чуть было не спросил он, но не решился.

Но колдун не стал прощаться. Он указал на спящего.

– Посмотри за ним, – просто, как равного, попросил он Топорика. – Я скоро вернусь.

И все. Янасу неожиданно стало легко. Значит, дальнейший путь они продолжат вместе. Какая разница, куда они идут, что колдуну нужно в Лакнии и что их там ждет? Главное, он теперь не один. И никого не нужно бояться.

Проповедник проснулся, потянулся и тут же, поморщившись, схватился за голову.

– О-о… – простонал он. – Клянусь святыми дарами, во рту у меня так гадко, будто я всю ночь жевал перепревшее индюшачье дерьмо…

Мальчик не выдержал и рассмеялся.

– Грех потешаться над старшими! – попытался прикрикнуть на него священник, но опять сорвался на стон. – О-о, Пресвятая Дева… Скажи мне, сын мой, у твоего господина нет ли вина?

– Не знаю… – пожал плечами Топорик, – кажется, нет. И он не господин мне.

– Так ты?.. Простите меня, молодой господин. Я хотел спросить, нет ли у твоего уважаемого отца немного… – Он огляделся, тяжело вздохнул.

– У нас ничего нет, – подтвердил Янас, испытавший странное чувство, когда отец Матей назвал его сыном Николаса. – Ты же сам видишь.

– Вижу, – уныло согласился проповедник. – Ни кувшина, ни бурдюка, ни бутылки… Пресвятая Дева… – Он снова поморщился, натужно сплюнул и вдруг вскинулся с надеждой:

– Послушай, я знаю, у воинов всегда есть при себе такая маленькая фляжка с водкой и самогоном…

Мальчик опять фыркнул и отвернулся, чтобы не обидеть священника.

– Так и знал, – обреченно выговорил отец Матей. – Господи боже, лучше бы меня все-таки удавили.

Он встал на ноги, посмотрел вокруг и, шатаясь, пошел в том направлении, куда удалился Николас.

– Эй! – вскочил мальчик. – Святой отец! Куда ты? Нам сказано сидеть здесь!

Но проповедник, бормоча, кашляя и отплевываясь, шел дальше и не оборачивался. Мальчик побежал за ним.

Николас трижды обошел вокруг Черного Козла и в последний раз остановился прямо перед ним. Утреннее солнце освещало неживого деревянного истукана, сделанного так грубо, что в нем козел угадывался в общем-то с некоторым трудом. Ветвистые рога были теперь мало похожи на рога – просто хаотичное переплетение корневых отростков.

Козел сидел, вросший задом в землю, опираясь на передние копыта – в совсем не козлиной позе. Сейчас он больше напоминал деревянную статую собаки, с головы которой забыли срезать ненужную древесину. Николас сосредоточился, закрыл глаза, положил руку на дерево передних копыт.

Ничего. Пахнет мхом и сыростью. Да еще примешивается ко всему этому едва уловимый сладковатый запах мертвых тел.

Но ведь ночью передние копыта были воздеты к небу. А сейчас… Минуту назад он специально влез на козлиное плечо и проверил – никаких следов слома или спила. Ни на одном, ни на другом плече.

Человек – будь он месте Николаса – подумал бы о том, что ночная активность черного идола ему просто примерещилась в горячке боя, но Николас точно знал: он видел то, что видел, и чувствовал то, что чувствовал.

Но не мог этого объяснить.

Пожав плечами, он вздохнул и повернул обратно. По пути поднял из грязи полный под завязку бурдюк, растянул горловину, отхлебнул немного вина. Вино оказалось очень кислым, крепким, хотя и довольно молодым. К тому же к нему был подмешан травяной настой – кажется, лебеды и волчьего лыка.

Он бы легко продержался еще долгое время без воды, но мальчику было просто необходимо промочить горло. Несколько глотков будет достаточно, но больше давать не стоит. Эта дрянь даже в малых количествах способна задурманить голову, а им предстоит сегодня долгий путь.

Николас поднялся из ложбины, и тут увидел проповедника, ковыляющего ему навстречу. Следом за ним бежал мальчик.

– Стой! – кричал он. – Кому сказано! Я должен присматривать за тобой!

Отец Матей раздраженно обернулся и замахнулся, чтобы отвесить подзатыльник. Мальчик, не дожидаясь неуклюжего удара, отскочил, но через секунду снова прыгнул к проповеднику. Тот широко отмахнулся, и мальчик, не успев увернуться, выставил руку, защищаясь. Удар оказался неожиданно сильным – мальчик еле устоял на ногах, а проповедник растерянно заморгал, почесывая плешивый затылок.

Николас направился к ним. Заметив его, священник сжался, но Николас прошел мимо.

– Не так, – мягко сказал он Янасу. – Ты видишь, он сильнее тебя, так используй его силу против него самого. Давай еще раз.

Это требование было адресовано уже отцу Матею.

– Э-э… господин, я не хотел бить вашего сынишку, – забормотал проповедник. – Христос учит нас любить ближнего – как я мог и помыслить о том, чтобы ударить беззащитного отрока! Я просто хотел… так сказать, в науку… э-э… – Он заметил бурдюк и замолчал, непрерывно сглатывая.

– Бей, – коротко приказал Николас.

Святой отец плавно поднял руку и двумя пальцами бережно дотронулся до щеки Топорика.

– Не его, меня.

– Вас?! – перепугался проповедник.

– Меня.

– Э-э-э… господин… я ведь все-таки священник, я слуга Христов… И… Бить? Такого, как вы? Ни за что!

Николас резким движением швырнул бурдюк далеко себе за спину. Проповедник взвизгнул и метнулся за бурдюком – прямо на стоявшего у него на пути Николаса. Тот перехватил протянутую руку за пальцы и несильно дернул на себя, одновременно уходя влево. Матей, увлекаемый силой инерции, полетел вперед, споткнулся о подставленную ногу и покатился кубарем по земле.

– Вот так, – повернулся Николас к Топорику. – Сможешь повторить?

Топорик кивнул, во все глаза глядя на колдуна.

– Лучше всего, конечно, обойтись без захвата, – продолжил Николас. – Просто направляя движение противника в ту сторону, какая для тебя удобнее. Вот так… – Он протянул вперед обе руки и быстро стукнул мальчика по локтевому сгибу и сбоку под челюсть. – Сделаешь – и сразу меняй позицию. Уходить лучше влево и чуть назад: пока тело противника продолжает движение, ты успеешь нанести настигающий удар. Это если замахи противника широкие, а удары сильные и дальние. Но еще лучше удар угадать и опередить. Это легко сделать, проследив за переменой позиции противника. Из упреждающих ударов простейший такой…

Проповедник, нежно держа бурдюк у груди, с обиженной гримасой на лице приблизился сзади. Половина его бороды окрасилась в розовый винный цвет.

– О, господин, – вдохновенно начал он, – вы снова спасли мне жизнь, и теперь я ваш навеки преданный и ничтожный раб, но терпеть такое обращение…