Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Бес специального назначения - Мякшин Антон - Страница 4


4
Изменить размер шрифта:

— Я так страдала… Я долго думала, — плача, проговорила Машка, — я согласна…

Степан Федорович не стал задавать глупых вопросов: почему Машка страдала, о чем она долго думала и на что именно согласна; он сел в ее машину, и они поехали за город, где располагался Машкин пятиэтажный особняк.

Жизнь Степана Федоровича в течение последующих двух недель напоминала одиночную игру в шахматы, когда каждый проводимый ход заведомо выигрышен, а воображаемый противник, не думая сопротивляться, сам подставляет свои фигуры под удар. Такого удачного периода в жизни Степана Федоровича еще не было. Разве что три года назад, когда у него прихватило живот, а в больнице, проверив анализы, сказали: «рак желудка», но через неделю позвонили, извинились и сообщили, что перепутали результаты анализов, и никакой вовсе не рак, а всего-навсего язва. Степан Федорович и не думал никогда, что в неприятном словосочетании «желудочная язва» может содержаться такая бездна самого искреннего счастья.

Распорядок дня новой жизни Степана Федоровича теперь был таков: утром он просыпался на широкой кровати рядом с Машкой Приваловой, потом завтракал диковинными продуктами, правильных названий которых и не знал. После завтрака Привалова, прищурившись, осведомлялась:

— Ну, где?.. В спальне, в джакузи, в лоджии или в пентхаузе? — А Степан Федорович выбирал наугад, одновременно освобождая себя и Машку от одежды.

Обедали в каком-нибудь ресторане, а затем ехали делать покупки. Продавцы в магазинах улыбались, прохожие на улице при виде выходящего из белого автомобиля Степана Федоровича не шипели завистливо, а тоже улыбались, гаишники улыбались, проверяя документы; а один седоусый капитан, заглянув раз в салон и увидев там Степана Федоровича, и вовсе не стал ничего проверять, только вытянулся в струнку и козырнул, будто Степан Федорович был какой-нибудь известный киноактер.

Вечера Степан Федорович с Машкой проводили в особняке за романтическим ужином, потому что приличных театров в городе не было, в ночных клубах Степан Федорович чувствовал себя неловко, а в казино, куда они заехали однажды, было неинтересно. Степан Федорович в карты играть не умел, не говоря уже о бильярде, и о рулетке имел представление самое расплывчатое, что, впрочем, не помешало ему выиграть несколько раз на красном и на черном и дважды на зеро. Денег у него теперь было столько, что они его не интересовали. Как-то, выйдя из машины за сигаретами, он нашел потерянные кем-то бумажник, золотое кольцо, сережку с переливающимся зеленым камнем; в табачном киоске хотел было приобрести лотерейный билет, чтобы еще раз проверить исключительную свою везучесть, но отчего-то устыдился, билета покупать не стал, а ценные находки сдал постовому.

По телевизору то и дело говорили о бесконечных террористических актах, всплесках невиданных заболеваний, начиная с китайской атипичной пневмонии и заканчивая вовсе загадочным птичьим гриппом. Но Степана Федоровича это не касалось, тем более что телевизор он не смотрел. Застарелая язва никак о себе не напоминала, собственное тело подчинялось Степану Федоровичу, как безотказно работающий механизм, будто ему было не сорок семь лет вовсе, а, скажем, тридцать пять, а то и двадцать. Приборы, об использовании которых он не имел ни малейшего понятия, как то: микроволновая печь, радиоуправляемый гриль и прочее, — слушались его, словно дрессированные животные. Невесть откуда бравшиеся представители непонятно чего то и дело звонили с уведомлениями: в том, что первая книга стихов Степана Федоровича «Пойми мое измученное сердце» разошлась молниеносно и миллионными тиражами, поздравляли с досрочным и торжественным вступлением в Союз писателей, уверенно заговаривали о переписке с Нобелевским комитетом. А Машка Привалова каждый раз после ежеутренних упражнений плакала счастливыми слезами и признавалась Степану Федоровичу в том, что он «наконец-то заставил ее почувствовать себя женщиной», и не смела ревновать, когда на ее адрес, но с пометкой «Степану Федоровичу», приходили корзины с цветами и душещипательными записками от девушек сказочно прекрасных, но совершенно незнакомых — из разных уголков страны и даже из-за рубежа…

В конце концов Машка предложила Степану Федоровичу самое себя вместе с банковским счетом, белым автомобилем, особняком и шарикоподшипниковым заводом в Самаре. Это означало — пойти в загс и расписаться. Степан Федорович посчитал неудобным отказаться. Так как предложение поступило поздним вечером, в загс решено было идти как только наступит время рабочего дня…

На этом месте Степан Федорович не выдержал и разрыдался.

— А дальше? — спросил я, похлопывая карандашиком по исписанному блокнотному листу.

— А дальше было совсем плохо, — всхлипывая, сказал Степан Федорович. — Начался новый период, настолько ужасный, насколько прекрасный был предыдущий. Знаете, как в дурацких анекдотах? Утром вер-нулся муж и прямо с порога пообещал мне порвать… м-м… и что-то еще про какой-то флаг добавил. Я по трассе побежал в город, а на половине дороги меня подобрала машина…

— Ну, вот, — сказал я. — Это разве совсем уж плохо?

— … машина скорой помощи, — договорил, утирая слезы Степан Федорович, — сразу после того, как меня автобус переехал. В больнице перепутали истории болезни и два дня усиленно лечили от воспаления почек, в результате чего обострилась моя язва. Потом меня по ошибке повезли на операцию по пересадке сердца, но, к счастью, уронили с каталки в лестничный пролет, и я отделался только сотрясением мозга. Домой я добирался целый день, потому что на улице меня арестовали по подозрению в убийстве с изнасилованием и два часа допрашивали с пристрастием…

Губы Степана Федоровича снова задрожали.

— Банк мой разорился. Квартиру я нашел ограбленной. У Гарика наверху — празднование по поводу приобретения новой макси-магнитолы с пятитысячеваттным сабвуфером. Кое-как заснул, а когда проснулся, началось… вот это… Сперва появились безобидные красные подтеки на обоях, потом из-под пола выскочила белая крыса и обругала меня матом, потом вдруг среди дня по окнам забили молнии, потом ожила старая раскладушка и пыталась меня защипать до смерти, а после этого… ну, все остальное вы уже видели… Я двое суток под столом просидел!

— Жизнь — полоса черная, полоса белая, — сказал я, потому что Степан Федорович, прервавшись, посмотрел на меня вопросительно.

— Да! — закричал он. — Да! Раньше как было? Хорошие периоды чередовались с плохими. То пусто, то густо. Если везло, то не шибко. Но и никаких экстраординарных гадостей не случалось. Как у всех людей, верно ведь? А сейчас что-то того… зашкалило. Курительная трубка, старик с банковским чеком, у Гарика магнитофон сломался, опять же — Машка и неизвестные поклонницы. Нобелевский комитет. Куда ни плюнь, всюду одна удача. А теперь — что же? За все это расплачиваться? И какой валютой? Помогите мне, господин бес Адольф, пожалуйста. Сохраните мою жизнь, пока длится эта проклятая черная полоса — вот мое самое заветное желание. Спасите меня! Вы ведь готовы помочь мне?

— Зашкалило… — подумав, повторил я.

— Спасете, да?

— Вообще-то подобные случае в литературе описаны… — уклонился я от прямого ответа.

— Правда? — живо заинтересовался Степан Федорович. — В какой именно?

— В методической. Брошюрка называется… как ее там?.. Ага, «Частные практические случаи проявления закона Вселенского Равновесия». Нам на профсоюзном собрании раздавали в целях повышения уровня самообразования.

— На профсоюзном собрании? И что — там про мой случай тоже говорилось?

— Нечто подобное припоминаю…

— Вот бы мне почитать! — загорелся Степан Федорович. — А где у вас собрания проводятся?

— В преисподней, где же еще…

— Ах да…

— Да вы не суетитесь! Память у меня хорошая, сейчас я немного поднапрягусь и сам все вспомню.

— Конечно, конечно…

Я поднапрягся. А когда первые фразы из прочитанной недавно брошюрки одна за другой медленно всплыли на поверхность моего сознания, вытащил еще одну сигарету, повертел ее в пальцах… Это что же у нас получается? Я еще раз просмотрел записанный в блокнот рассказ Степана Федоровича, прикинул и сопоставил… И блокнот вывалился у меня из рук.