Бес специального назначения - Мякшин Антон - Страница 35

— Ледяные говорят: «Ы-ы-ы! », а холмовые протестуют: «У-у-у! » — добросовестно доложил разведчик. — Толкаются и рычат, слушай…

Вот это новости! А как же добросердечные соседские отношения?

— Штурмовой отряд — на изготовку! — заорал Гиммлер. — К предгорьям — шагом марш! Не нравятся мне все эти сюрпризы… Население Нифльхейма должно покорно ждать обязательной вербовки и не дергаться… С какой стати ледяные великаны спустились с гор, чего несколько тысяч лет не делали? Чую, что это козни неуловимого Штирлица. Кто же здесь виноват, как не он? Ух, доберусь я до этого гада…

Решетка с визгом взлетела вверх — на этот раз к вороту подскочили сразу четверо. Нам пришлось прижаться к стенке — иначе нас просто затоптали бы великаны, помчавшиеся назоврейхсфюрера. Когда жаркие коридоры опустели (остались только двое стражников), я спросил Степана Федоровича:

— Вам очень хочется повидаться с любимым фюрером?

— Вы смеетесь?!

— Давно оставил эту дурную привычку. Последнее время, знаешь, все больше плакать тянет… Значит, дожидаться Гитлера не желаете? Может, пора двигать отсюда? — я кивком указал на все еще поднятую решетку.

— Да! Да! Конечно!

— Ну, так вперед. Э нет, не сюда…

— Нам же к выходу!

— Мне — да, а вам — в обратную сторону.

— Что значит — в обратную сторону? — насторожился Степан Федорович. — Вы же сами видите, решетку-то оставили открытой! Бежим? Пока они не спохватились?

— Тише! Стражников отвлекать надо? Иначе они в два прыжка нас догонят. А отвлекать будете вы, как особа крайне колоритная. На меня они даже и не смотрят. Чего доброго, размажут ненароком, как таракана…

— Я? Опять?

— Тверже шаг! Короче юбку! Манящий свет в глазах! И в ритме ламбады танцуй к стражникам! — Я вытащил меч. — Подманите их поглубже в пещеру, и быстро к выходу! А я перерублю цепь, удерживающую решетку. Тогда стража останется в расщелине, а мы получим изрядную фору для бегства — пока они решетку ломать будут. Сдвинуть с места ворот для меня — совершенно невозможно. Такая громадина! Все равно что плевать навстречу танку — смех один. А вот Нотунгом… Короче говоря, главное — вам успеть прошмыгнуть. Понятно?

— Понял! — вздохнул Степан Федорович.

— Ну — за дело!

Обреченно склонив голову, Штирлиц-Брумгильда преградил дорогу стражникам, направившимся как раз к решетке. Как того и следовало ожидать, горячие горцы нисколько не встревожились, а расплылись в улыбке:

— Прекрасный дэвушк!

Что за жуткие оскалы! Степан Федорович сжался в ужасе, и, если бы я не крикнул: «Ламбада! Раз-два! », он от страха бы не сразу и вспомнил, что от него требуется.

Поминутно оглядываясь, я поторопился к выходу. Мой клиент, неловко взмахивая руками, приседал, держась за подол юбчонки. Танцор из него — просто никакой. Плохой танцор, хотя вроде ничего ему не мешает… Ламбадой тут даже и не пахло, какая-то «барыня» для паралитиков! Тем не менее огненные великаны бурно аплодировали и выкриками: «Вах! Вах! » — поддерживали ритм.

Похвала, как известно, лучшее приободрение. Степан Федорович воодушевился и выкинул замысловатое коленце, сорвав шквал оваций:

— Ай, хорошо! Ай, ходи, одноглазый!

Я знал, что у него в конце концов получится. Так, теперь — решетка. Оказавшись у прохода, я поднял Нотунг. Лезвие геройского меча блеснуло в туманном свете подземных небес.

— Степан Федорович, готовься! — крикнул я и изо всех сил рубанул цепь.

Что такое? Меч, зазвенев, отскочил от массивных звеньев, оставив только неглубокую царапину. Я ударил еще и еще — тот же результат. Всего лишь царапины, не более того. Да я так целый час мучиться буду, а мой бодрый танцор выбьется из сил гораздо раньше. Вон уже — вошел во вкус и отплясывает вприсядку, юбчонка летает по ветру, огненные горцы брызжут слюной во все стороны, вопят, как болельщики на трибунах, аж в ушах ломит.

А я молочу Нотунгом цепь — ничего другого мне не остается. Молотить и молотить да покрикивать время от времени:

— Эй! Майя Плисецкая, экономь силы!

Дзинь! Одно звено треснуло и разошлось, словно дужка амбарного замка. Нотунг, возмущенный тем, что ему вместо великанской плоти предложили бездушный металл, сопротивляется моим замахам, норовит ударить мимо, будто пытается сказать: «Я — оружие героев, а не фомка! Предоставьте мне честную битву вместо этой бестолковой долбежки! »

Вот скотина! Наплевать ему на то, останемся мы живы или нет, лишь бы собственное удовольствие справить. Ну, я психанул!

— Проклятый консервный ножик! — заорал я. — Одушевленная арматурина! А ну, раззудись, размахнись! На переплавку пущу, шампур гнутый!

Не знаю, что больше разозлило свирепого Нотунга — яростные мои вопли или загадочное слово «переплавка». Только следующий удар получился намного сильнее предыдущих… Дзинь! Цепь дрогнула, по металлу звеньев поползли трещины. Решетка наверху затрепетала, осыпая ржавчину. Славно пошло, у меня даже рука онемела. Еще пара-тройка таких «дзинь», и цепь лопнет.

А шум позади меня затих. Не слышно что-то ни аплодисментов, ни восхищенного «вах! ». Хотя, судя по звукам, распоясавшийся Степан Федорович прилежно топочет, наяривая лезгинку, и пискляво сам себе подпевает. Что-то случилось? Нет времени оборачиваться и выяснять — что именно…

Бац! Дзинь! — Решетка натужно заскрипела, готовясь упасть.

— Адо-о-ольф!

Я все-таки обернулся. И первое, что увидел, — обалдевшие хари стражников, сменившие цвет с багрового на тускло-розовый. Горячие горцы остывали на глазах. И немудрено: великолепная Брумгильда неудержимо теряла свою великолепность. Она худела и сплющивалась с кинематографической скоростью, умопомрачительные объемы бедер и груди сдувались, как проколотые шарики.

Заклинание утрачивало силу! Ежу понятно, что оно не вечно, но почему именно сейчас? Что за невезение такое?! Опять это дурацкое невезение!

Степан Федорович, снова обретший обычный свой рост, рванул ко мне, но не тут-то было. Великаны с отчаянной решимостью вернуть утраченную красоту схватили его за ноги и за голову, поднатужились и потянули каждый в свою сторону, чуть не плача:

— Вернись, дэвушк!

— Адо-о-ольф! Помо…

Раздумывать было некогда. Цепь еле заметно дрожала — одного движения достаточно, чтобы звенья лопнули и решетка рухнула вниз. Я метнул Нотунг вдоль по коридору, ни в кого особо не целясь, желая единственно — на секунду отвлечь внимание великанов. Геройский двуручник свистнул по жаркому воздуху над головами великанов, клацнул где-то позади о камень. Великаны даже ухом не повели, увлеченные процессом растягиванья тела моего клиента. Степан Федорович, перекрученный жгутом, как простынка в руках прачки, мог только беззвучно всхлипывать. Что делать? Вступить в единоборство с двумя громадинами? Кривляться и мерзко обзываться, отвлекая огонь на себя?

— Ай! — вскрикнул великан, отпуская всклокоченную голову моего клиента и обеими руками хватаясь за собственную задницу. — Слушай, больно, да?

— Ох! — поддержал его второй. — Кто бэзобразни-чает?

Степан Федорович рухнул на каменный пол. Легонького этого сотрясения хватило на то, чтобы звенья лопнули. Грозно скрипнула решетка, открывая проход.

— Скорей! — заорал я, сам не заметив, как очутился по ту сторону порога.

Мой клиент мячиком покатился к выходу. Да торопись же ты!

— Сзади! — подстегнул я его. — А?

— Етун в засаде!

Упоминание об оставшихся в тылу неудовлетворенных красавцах подействовало не хуже удара плеткой. Степан Федорович рванулся из последних сил — и выкатился наружу. Бац! Решетка впечаталась в пол, едва не отрубив ему ноги. Отбежав на безопасное расстояние, мы остановились, но только на минуту.

Расщелина клокотала от поднявшегося топота и криков. Огненные великаны, завывая, гроздьями повисли на закрывшейся намертво решетке. Позади них ослепительно сверкал Нотунг, его лезвие в полную силу пело боевую песнь, которую не могли заглушить даже стоны и жалобы несчастных жертв.