Бес шума и пыли - Мякшин Антон - Страница 20

Понятно, что такое заболевание нормально жить и работать ему мешало. Какая уважающая себя муза придет к человеку, от которого псиной разит или скумбрией?.. Да и вообще, каждый день — ужин, кровать, бай-бай; а очнулся, глянул вокруг — мама дорогая, где я?! Неприятно, что и говорить…

Ох и помучился я, избавляя писателя от его болячки! Чего только не пробовал!.. А разрешилось всё просто. После того как я этого бумагомараку отправил на лечение в наркологическую клинику, перестал он где попало просыпаться! Сама собой исчезла и привычка ужинать пивом с виски!..

Ну это еще что! Вот один мой приятель (человек) африканский еврей Мбауман (посол Нигерии в Германии, кстати) — взял за обыкновение ночевать в берлинском обезьяннике среди горилл, макак и гамадрилов. Просто потому что скучал по родине и глушил шнапс от тоски…

Я к чему это вспомнил? По роду деятельности мне доводилось пробуждаться в разных неприятных местах, но в таком — никогда!

Смутно помню: засыпаю, засыпаю, стремительно проваливаюсь в сон… Гаврила втаскивает меня на мельницу… Скрипит дверца… Крохотная жилая комнатка… Я падаю на топчан, утепленный звериными шкурами… Всё, дальше — провал.

Проснулся — никакого топчана со звериными шкурами и в помине!.. Лежу на полу, окруженный своеобразным таким заборчиком из святых икон, прислоненных одна к другой и повернутых ко мне ликами. Ужас!.. Меня мороз продрал от кончика хвоста до костей! Шевельнуться нельзя: чужеродная энергетика сковывает движения, опутывает бесовской мой мозг плотной пеленой… Кажется, что строгие взгляды святых материализуются в тонкие, но удивительно прочные нити, удерживающие меня на полу… И это еще не всё, как говорят коммивояжеры, перечисляя достоинства предлагаемого товара! Над иконами торчали человеческие физиономии одна другой отвратительней — обросшие лохматыми бородами, изъязвленные шрамами…

Семь физиономий принадлежали людям, обряженным в лохмотья, из-под которых поблескивало оружие. Сабли, ножи и топоры — вот что я смог разглядеть в свете горящих повсюду церковных свечей, как только открыл глаза.

— Гаврила! — застонал я, не в силах двинуть ни рукой, ни ногой.

Обладатель самой мерзкой физиономии (у него правого глаза не было, а над пустой глазницей нависала произраставшая под бровью громадная бородавка) усмехнулся и проговорил:

— Очухался, голубчик… Нету твоего Гаврилы!

— Как это — нету? — удивился я.

На свой вопрос ответа не получил. Ничего не услышал и тогда, когда нашел в себе силы немного приподнять голову и поинтересоваться:

— А что, собственно, случилось?

Одноглазый урод пошевелился, поднялся на ноги (его приятели так и сидели на корточках вокруг, нехорошо глядя на меня).

— Ну, нечистый, — осведомился урод, — брыкаться будешь? Сразу говори!

— Брыкнется, — захрипел кто-то за спиной, — сразу башку напрочь — чик! Топором! Нечего бесам среди добрых православных шарахаться!

— Не будет он брыкаться. Правда не будешь?

Какое там брыкаться! Руку поднять — и то не мог!.. Кто эти люди, в конце концов? Охотники на колдунов? Инквизиторы местного разлива?.. Профессионально, однако, меня скрутили!

— Не буду, — на всякий случай ответил я и тут же спохватился: — А с чего вы взяли, что я — нечистый?

Одноглазый высморкался в кулак и вытер ладонь о голову сидевшего рядом.

— У меня хоть и одно око осталось, — сказал он, — но видит оно хорошо. Рога твои трудно не заметить. Бес ты! А раз бес — остается одно: чик!

— Что значит — чик? — сглотнув, уточнил я.

— Чик — это чик, — пояснил одноглазый. — Хоть ножом, хоть сабелькой, хоть топором… Всё равно — чик!

Недра преисподней! Я вдруг заметил, что на мне нет одежды. Совсем голый! Все шмотки с меня стянули, хорошо хоть плавки оставили… Бесовские признаки, получается, налицо!

— Мало ли у кого рога? — тем не менее попытался я выкрутиться. — У коровы тоже рога, но вы же ее в бесы не записываете? Никакой я не бес! Чего вы ко мне привязались?

— Не бес? — удивился одноглазый.

— Клянусь адскими… Тьфу ты… Честное благородное слово то есть!

Одноглазый задумался. Это меня немного воодушевило. Как видно, выдающимися интеллектуальными способностями он не отличается… Может, удастся его запутать?.. Глупо, конечно, в ситуации, в которую я попал, надеяться на спасение таким простым способом, а что еще оставалось-то? Гаврилы нет. Я обездвижен… Хочешь не хочешь — трепи языком и не показывай предательскую дрожь в коленях.

— Копыта! — шепотом подсказали одноглазому.

— Копыта! — воскликнул он. — Рога и копыта! У кого, кроме беса, рога и копыта?

— У козы, барана, антилопы, сайгака, лося, оленя! — парировал я. — Не считая той же коровы!.. Между прочим, — предупредил следующий его козырь, — хвосты у вышеперечисленных существ тоже имеются!

Одноглазый на минуту растерялся, но довольно скоро опомнился.

— Так то — твари неразумные! — проговорил он. — А у людей ни рогов, ни копыт, ни хвостов не бывает!

Додумался…

— Почему это не бывает? — сказал я. — Очень даже бывает! Генная мутация — знаешь такое понятие? Рудиментарные образования!

— Колдовские слова… — зашептались бородачи.

— Научные термины, а не колдовские! Люди разными рождаются. У кого-то родимое пятно во всю лысину… У кого-то пальцев недостает, а у кого-то наоборот — с перебором… У одного рога, а у другого бородавка с кулак величиной над глазом!.. Что же, всех в бесы записывать?

Ага! Одноглазый изумленно клацнул челюстью. Его приятели все как один посмотрели на него подозрительно и зашептались.

— Чего ты путаешь нас?! — заорал, придя в себя, одноглазый. — Не слушайте его, братцы! Морочит он нас, чтобы жизнь свою поганую спасти!

— Всего лишь факты довожу до вашего сведения, — довольный произведенным эффектом проговорил я. — Так что позвольте осведомиться: где я и что с Гаврилой?

— Гаврилу твоего здоровенного мы убили, — сообщил одноглазый. — Чтобы не буйствовал. И тебя убьем!

Ничего себе новости! Ну никак расслабиться нельзя! На часок задремал, а тут… Стоп, что значит — убили?

— Как это убили?! — заорал я. — Совсем?!!

— Совсем, — ответил одноглазый. — Чик — и нет Гаврилы!

— Чик… — пробормотал я.

Одноглазый тут же принялся опять объяснять мне, что чик — хоть топором, хоть сабелькой, хоть ножом — всё равно чик, но я не слушал.

Что же это? Был человек — и нет человека… Клянусь копытами, едва не расплакался. Привязался всё-таки к этому охламону, привязался… Чем он помешал этим монстрам?.. А может, врут они? Стращают?

Я перевел взгляд на одноглазого. Тот скалился, демонстрируя редкие гнилые зубы, обеими руками поглаживал рукояти топоров, прилаженных к его поясу на левом и правом бедре.

Власть тьмы! На рукояти того топора, что слева, синела ленточка, кокетливо завязанная бантиком!

Та самая, которую обронила с кокошника Оксана, а Гаврила подобрал и носил на руке как талисман… Не врут, значит…

— А вообще, — заявил одноглазый, — будь ты хоть бес, хоть басурманин, хоть православный — всё одно: конец тебе, если ты в мои руки попал. Знаешь ли ты, кто я? Слышал ли ты имя мое? Сейчас вот я тебя топором…

— Знаю, знаю, — вяло огрызнулся я. — Чик… — Одноглазый вдруг подбоченился, упер руки в бока и вскинул удлиненный бородой подбородок.

— Да! — объявил он. — Лихой разбойник, душегуб, церковный вор, гроза округи — Пахом!

— Прозывается Чик! — заученным хоровым речитативом продолжила вся компания.

— А?

— Чик! — повторил одноглазый Пахом.

Это у него прозвище такое? У разбойника, грозы округи?

— Что значит — Чик? — на свою беду пробормотал я.

— Чик — хоть топором, хоть… — с готовностью принялся объяснять Пахом.

— Понял! — выкрикнул я. — Слышал уже! Так что тебе от меня нужно, Пахом-Чик?

Имя и прозвище, произнесенные друг за другом, слились в довольно комичное слово. Неожиданно для самого себя я хихикнул.

— Что?! — взревел Пахом-Чик, хватаясь за топоры. — Мое имя не приводит тебя в ужас?!!