Неизвестный с «Драккара» - Муравьев Константин Николаевич - Страница 37

«Прости, я просто не знал, как вас назвать».

«Не в этом дело. Второму нравится это имя, и он просит отдать ему его».

«Он хочет, чтобы я назвал его Дракон?»

«Да, он просит об этом».

«Хорошо, нарекаю нрула, который может управлять энергиями, Дракон».

Когда я произнёс внутри себя эти слова, меня окатила горячая волна лавы, она прокатилась по моему телу, выжигая всю мою ментоструктуру изнутри, но позади неё рождалась новая, обновлённая и несколько другая. Теперь нрул с именем Дракон не был отдельным симбионтом, он был мной, а я был им, и я почувствовал, что именно это и есть настоящая инициация для этих необычных существ. Я не узнал все его возможности, не понял, кто они, но твёрдо знал, что теперь именно этот нрул всегда будет моей способностью к управлению энергиями и ещё многим, что пока скрывается в глубине его ментальной сущности.

Все эти действия не заняли и доли секунды, но казалось, что прошло не меньше часа.

«Это я постарался сжать внутреннее восприятие до нескольких мгновений», – сказал первый.

«Понятно. Ты знал, что присвоение вам имени и есть процедура инициации?» – спросил я.

«Конечно, мы всегда это знаем».

«Да, а почему со мной не говорит Дракон? – В момент упоминания имени во мне действительно проснулся маленький дракон, который поднял голову и посмотрел на меня огненно-красными глазами, но, поняв, что приказов или просьб не будет, опять растворился в моём сознании, я же продолжил общение с первым голосом: – Только ты? Когда проходила та, первая привязка, я отчётливо различал два голоса?» – поинтересовался я.

«Ему трудно даётся общение с тобой. А младшие вообще не могут передать тебе свою мысль. Твоё сознание закрыто от мира. Я говорю с тобой только потому, что ты впустил меня внутрь своего ментоэмоционального поля, и потому, что я это могу».

«Не очень понятно. Уяснил только три момента. Оставшиеся шесть симбионтов – это какие-то младшие, судя по всему. Моё сознание закрыто от мира. И ты можешь общаться со мной достаточно свободно. Это уже хорошо. Давай с остальным разберёмся позже. Сейчас есть два важных момента. Первый: у тебя нет какой-то идеи насчёт твоего имени, может, что-то понравилось? И второй: можешь сказать, сколько сархов прошло с момента вашей первой инициации?»

«С момента инициации прошла четверть сарха».

«Сеть, слышала? Соотнеси с зафиксированным временем, что прошло после привязки симбионтов».

«С момента инициации симбионтов прошло три часа сорок две минуты. Один сарх равняется четырнадцати часам сорока восьми минутам».

А симбионт между тем продолжил:

«Мне понравился смысл слова „Колдун”. Он очень чётко отражает спектр моих возможностей».

«Колдун неплохое имя, почему бы и нет. Мне тоже будет удобно. Дракон и Колдун. – И я провозгласил: – Нарекаю первого нрула именем Колдун».

В этот раз никакой волны жара или холода не было. Но у меня создалось впечатление, будто я – молодой саженец деревца, а живительные соки, которые мне помогают расти и развиваться, – это нрул по имени Колдун.

«Колдун, а откуда ты узнал об опасности?»

«Это одна из моих способностей – чувствовать, а откуда она рождается, я сказать не могу».

«Спасибо. Тогда пока всё, я займусь другими делами. Единственное, остался непонятен вопрос с младшими. Колдун, ты говорил, что они тоже хотят что-то мне сказать».

«Младшие со временем были бы рады тоже получить имена, они готовы заслужить это», – ответил симбионт.

«Я подумаю над этим ритуалом в отношении их», – пообещал я обдумать возможность настоящей инициации. Она, видимо, обеспечивает большую степень слияния носителя и симбионта, а кроме того, открывает новые возможности или значительно усиливает уже известные. Значит, это вполне перспективная и выгодная для меня идея. Не требующая особых вложений, кроме затрат ментоэнергии, которые я зафиксировал на подсознательном уровне.

Немного освоившись с новыми ощущениями, которые давало более полное слияние с симбионтами, я попросил Колдуна:

«Если у младших будет что-то важное, передавай их слова мне».

«Хорошо, хозяин», – ответил Колдун.

Я вернулся к прерванному разговору с нейросетью и Магиком.

«Сеть, Магик, симбионт так точно и не сообщил, откуда у него информация об опасности, но ей лучше довериться. А это значит, что времени у нас не так много, как нам хотелось бы, всего четырнадцать часов», – подвёл я не слишком утешительный итог и, встряхнувшись, обратился к девушкам, так и сидевший в медицинском комплексе и ожидавшим от меня распоряжений.

– Девочки, тут поступило предложение поторапливаться, так как могут произойти не очень приятные события, участником которых мне не хотелось бы быть, – сказал я им. – Поэтому пойдёмте-ка в центр управления.

– Хорошо, – согласились они, почему-то даже не спросив, почему возникла такая спешка.

Через несколько минут мы дошли до капитанского мостика, одновременно являющегося центром управления и узлом гиперсвязи станции. Зайдя туда, я уже привычно активировал узел связи и попросил Леиту продиктовать номер, с которым её нужно соединить. Но вместо этого девушка несколько заторможенно подошла к пульту и сама ввела набор цифр и знаков, а после этого отошла на несколько шагов назад. Я продолжил процедуру установки канала связи и усиления и дешифровки поступающего сигнала, добившись стабильного соединения. И, отойдя от пульта, сказал:

– Давай, солнышко, ты этого давно хотела. Там твои родные и дом. Поговори с ними.

Глава 6

Адриана Трекурат в очередной раз с грустью гуляла по их семейной гологалерее. Здесь были выставлены портреты всех близких родственников их небольшого рода.

Она остановилась перед голограммой своего мужа. На неё смотрел сильный волевой мужчина, с жёсткими чертами лица и волшебными голубыми глазами, чью красоту она смогла рассмотреть не сразу, а только через год после их женитьбы. Но до сих пор не может налюбоваться такими знакомыми, привлёкшими её однажды, но раз и навсегда чертами лица. За несколько столетий их знакомства Конуэл совершенно не изменился. Её муж на протяжении последних трёх столетий занимал пост главы службы внутренней безопасности империи Аграф и в последнее время как-то незаметно для многих стал очень значимой фигурой. А в табели о рангах занял одно из лидирующих мест в очереди на престол империи, хоть и не первое, но в десятку входил. Но он этого не желал. Конуэл до сих пор оставался простым, но смертельно опасным воином. Однако пост вырастил в этом умном аграфе очень хитрого и осторожного политика, преданного клану и империи. А поэтому он не устраивал многих. Он оставался таким же непримиримым и жёстким, но справедливым аграфом, каким был и до свадьбы. Аграфом, который был готов отдать жизнь ради спасения другого. Правда, в последние шестьдесят лет он стал более суров, а улыбка совершенно перестала появляться на его лице. И связано это с рядом трагедий, постигших их семью.

Постояв ещё немного напротив голограммы мужа, Адриана прошла мимо своего портрета, только мельком взглянув на него. Она знала, что последние пятьдесят лет состарили её, а несчастье, постигшее их род три месяца назад, окончательно выбило из колеи. И теперь на её портрет смотрела совершенно другая женщина, с усталым и печальным лицом, но всё ещё пленительно-прекрасными фиалковыми глазами.

Дальше располагались портреты двоих её сыновей, их жён и детей. Первым шёл Лекарт. Он занимал пост начальника полка быстрого реагирования космодесанта флота. Был он резким и неугомонным аграфом, всегда стремившимся вперёд и не способным усидеть на месте и нескольких секунд. И слыл одним из лучших боевых офицеров империи, даже не так, он был единственным генералом, который руководил своими операциями и участвовал в них, хотя и не часто. Правда, это не поощрялось даже Конуэлом. «Еенерал должен управлять битвой, а не участвовать в ней», – часто говорил он. Хотя сам Лекарт признавался, что до отца он ещё не дотягивает. Смотря на него, Адриана явно прослеживала сходство между мужем и старшим сыном, они даже свой путь выбрали в сходных сферах, только Лекарт относился к управлению внешней разведки империи. Конуэл особо никого не выделял из своих сыновей, но, когда проводил спарринг с Лекартом, было заметно, какая в нём просыпается гордость после каждой победы сына над ним.